Стойкий запах лосьона
Шрифт:
– Болит?
– спросил Костюкович, взглянув на лицо вошедшего.
– Как вас зовут?
– Покатило Володя... Это пустяк, - прикоснулся он к ссадине.
– Садитесь, Володя. Как это произошло?
– Мы были в гостях на даче, там заночевали. К восьми должны были вернуться на спортбазу в город. Ехали нормально, вдруг Юра ойкнул и повалился на руль, машину понесло в кювет, я рванул ручник, а потом через его ногу - по тормозам. Минут через сорок я поймал на трассе патрульную машину ГАИ. Они нас отволокли к посту, оттуда вызвали "скорую".
–
– Да ну! Не пьем мы. Мы "сборники". Мастера спорта.
– По какому виду?
– По плаванию. Сейчас Юра готовился на Европу, а я в Будапешт - на Кубок Дуная. Так что насчет спиртного вы не думайте.
– Вы оба студенты инфиза?
– Ну... так... числимся...
– Скажите, Володя, а Зимин накануне не жаловался, что плохо себя чувствует?
– Как-то говорил, что затылок болит, вроде отлежал шею или во сне неудобно повернулся.
– Вы его родителям сообщили?
– У него только мать... Сейчас поеду к ней... А что сказать ей, доктор?
– Пусть приедет.
– А что у него доктор, опасное?
– Опасное.
– Так я больше не нужен?
– Да, идите...
Была уже половина восьмого утра. До конца дежурства оставалось полтора часа. Костюкович принялся заполнять историю болезни Зимина.
В начале десятого отделение ожило: санитарка протирала вогкой тряпкой полы, покрытые линолеумом, нянечка катила тележку с грязной посудой в раздаточную, ходячие больные возвращались из столовой в свои палаты, ординаторская заполнилась голосами врачей - началась короткая отделенческая пятиминутка. Когда она закончилась, Костюкович отдал старшей сестре истории болезней тех, кто сегодня выписывался:
– Наталья Петровна, у меня четверо: из шестой, восьмой и девятой. Как только в двухместной освободится койка, переведите туда немедленно Зимина, он в чуланчике, очень тяжелый...
Перед самым уходом он еще раз заглянул к Зимину. Тот лежал под капельницей. Почти ничего в его состоянии не изменилось, разве что чуть спокойней дышал, и несколько упало давление. Костюкович вернулся в ординаторскую, она была уже пуста, врачи отправились на обход. Он снял халат, открыл кейс, чтоб положить стетоскоп, тонометр и молоточек, когда вошел офицер милиции.
– Разрешите?
– Входите, - Костюкович поднял на него глаза.
– Старший лейтенант Рудько, - офицер козырнул.
– Вы доктор Костюкович?
– Да. А в чем дело?
– Я следователь ГАИ. Ночью вы приняли Зимина Юрия Павловича?
– Принял. Утром.
– Мне нужно его допросить. Хотя бы кратко.
– Не получится. Он в тяжелом состоянии, без сознания... А по какому поводу?
– В двенадцати километрах от места, где наши сотрудники нашли Зимина в машине, произошла автокатастрофа. Погибло двое. Зимин мог быть свидетелем чего-нибудь такого, он проезжал этот участок дороги.
– Он был не один. Вы поищите приятеля, Владимира Покатило, он недавно
– А когда можно будет с Зиминым поговорить? Он скоро придет в себя?
"Милый ты мой, если за сутки он не выйдет из комы, боюсь, тебе уже никогда с ним не поговорить", - подумал Костюкович и сказал:
– На этот вопрос затрудняюсь ответить. Он в очень тяжелом состоянии. Случился удар, - употребил он старинное бытовое обозначение того, что произошло с Зиминым, полагая, что так будет понятней собеседнику.
– Удара там не было, - понял по-своему следователь.
– Как-то им удалось погасить скорость, они почти сползли в кювет, чуть-чуть крыло примяли. Там и ударяться было не обо что...
"Значит, старший лейтенант, ты подтверждаешь данные томографа: черепно-мозговой травмы там нет", - про себя усмехнулся Костюкович.
– ...А в прошлый раз могло быть похуже.
– Что значит "в прошлый раз"?
– Зимин у нас уже на учете. Полгода назад врубился в "Урал", хорошо, что не в лоб, солдатик-шофер успел отвернуть.
– Был пьян?
– Нет. Кровь брали, ни капли алкоголя. Сказал тогда, что в глазах вдруг пошли круги, на мгновение сознание потерял и зрение... Мы ведь его знаем, он наш из "Динамо", видели его на соревнованиях и по телевизору, когда из Варшавы показывали какой-то чемпионат. Он там первое место взял.
"Опухоль?
– подумал Костюкович.
– Нет, не похоже... Хорошо бы, конечно, сделать ангиографию [рентгенологическое исследование артерий и вен после введения в них контрастного вещества]. Но как в таком состоянии? Он не выдержит..."
– Ну, извините, - козырнув, сказал старший лейтенант.
– Подожду, пока он придет в себя.
"Дай-то Бог, чтоб твое желание сбылось", - подумал ему вдогонку Костюкович...
Взяв кейс, он вышел из ординаторской, нащупал в кармане сигареты. Спустился лифтом и был уже в холле, когда его окликнули:
– Костюкович! Марк!
Он оглянулся. Человек быстро шел к нему, но издали Костюкович не мог понять, кто это, и только когда тот приблизился, узнал: Олег Туровский, учились на одном курсе, с тех пор как закончили институт, виделись не более двух-трех раз, а минуло уже двенадцать лет, Туровский куда-то исчез из поля зрения, и Костюкович вовсе забыл о нем, тем более, что в студенческие годы дружбы не водили.
– Здравствуй, Марк... Мы разминулись, я наверх пешком к тебе в отделение, а ты лифтом вниз, еле догнал...
– он говорил быстро, видно, запыхался.
– Ты по каким делам здесь?
– спросил Костюкович.
– Зимин Юра... Дежурный врач сказал, что ты его ночью принял, вот я и догонял тебя... Я с его матерью... Она наверху в отделении ждет... Что с ним?
– Он родня тебе?
– Нет. Я врач команды, - Туровский протянул ему визитную карточку.
– У него инсульт.
– Да ты что?.. Тяжелый?