Шрифт:
Горы стояли у входа в долину. Не настолько высокие, чтобы зябким апрельским утром продолжать красоваться зимними снеговыми шапками, но достаточно большие, чтобы никто, неуважительно, не смог обозвать их холмами. На простирающейся, до края окоема, к северу и югу от них зеленой равнине горы выделялись, как два стража, охраняющих вход в долину от неразумных… или, как два зуба дракона, завлекающего тех же неразумных в свою пасть.
«Скорее второе», - подумал Старик.
Оплывшие от древности, они были такими уже тогда, когда несколько тысяч лет назад к их подножиям пришли первые увидевшие их люди, кочевники, приостановившие здесь на дюжину весен свое неутомимое движение по Миру. И у гор появились имена. Аюб-Герет
Это и многое другое знал о долине Старик. А откуда ? Бог весть… Может помнил… Но всего о долине не дано было знать никому.
Вел в долину неширокий, шагов четыреста, проход. Дальше она расширялась до пары километров и уютно устраивалась между изящно изгибающимися невысокими горными хребтами, берущими начало от Правой и Левой. Сочная роскошь изумрудного заливного луга ковром простиралась от входа в долину, до пересекавшей ее по опушке темного лиственного бора речушке. Она рождалась на северном склоне Правой, набирала силу у ее подножия, и бесследно исчезала где-то под корнями Левой, пополняя своей влагой неведомые подземные водоемы. Сейчас, когда снег на горах только сошел, а саму речку недавно выпустил на волю сковывавший ее всю зиму лед, она бодро звенела тугими струями воды по каменистому руслу и преодолеть мощный ледяной поток можно было только по ладно срубленному бревенчатому мостику. Через месяц в ней, обмелевшей и потеплевшей, будет приятно искупаться после полудня, а к началу июля станет понятно, за что она заслужила свое нынешнее имя – Переплюнь. Тонкий серебристый хвостик, виляющий по дну глубокого, каменистого рва.
Подошва Правой выпирала к северо-западу каменным выступом, плоским, почти квадратным бутовым столом шагов в пятьдесят, что так, что эдак. В одной из трещин на нем за десятилетия накопилось достаточно почвы, чтобы приютить занесенное ветром семечко ольхи. И вот уже неказистое, чахлое деревце вытянулось в три человеческих роста и подняло ветки над крышей шитого тесом домика. В светлеющих предрассветных сумерках у его двери стоял и всматривался в глубь долины Старик. Как и вчера… Как и каждый день… А годам он давно перестал вести счет.
…Охотники Волчье Ухо и Шёпот ушли к лесу засветло. И не вернулись. Такое бывает с охотниками. Племя было большим и потеря двух добытчиков не грозила людям голодом. Тем более, что пошедшие на поиски после полудня Синица и Горький Дым товарищей не нашли, но добычу принесли изрядную, лес был полон непуганого зверья. О происшествии не успели забыть. Через три восхода в долину ушла старая травница… Старуха принимала из лона матери нынешнего вождя и искали ее все мужчины племени, но она как сквозь землю провалилась. Ее юная ученица, всхлипывая, рассказывала, что бабушка не собиралась в лес по туману идти, только на лугу травки посмотреть до солнца…
Туман… Спросили у ночных дозорных, был ли туман, когда пропали охотники ? Оказалось, туман был перед каждым рассветом.
В долину стали ходить только, когда солнце вставало над вершинами деревьев и последние лоскуты голодного тумана убирались вглубь долины и тонули в безымянной тогда еще речке. А потом пришли люди с Севера. Другие. Чужие. Враги. И на закате дня, предшествовавшего битве с чужаками, шаман и два лучших воина увели в долину юношу и девушку. Жертвы. В те времена посреди изумрудного луга стоял камень. Много локтей драгоценной веревки понадобилось, чтобы привязать двух человек к каменной глыбе…
…А камня того уж нет. Молния расколола, или ушел в мягкую землю луга под собственным весом ? Старик наморщил лоб, вспоминая… Черт его знает. Нет и нет. Давно уже…
…Кто-то говорил, что парень и девушка любили друг друга всю ночь и он слышал крики и стоны страсти. Кто-то – что он
Утром была битва и победа, днем пир, а вечером к камню повели израненного вождя бежавших северян. Серые бока глыбы обвивали ослабевшие, пустые петли веревки, и даже трава не была примята у подножия.
Через несколько зим племя ушло, продолжив свой завершившийся неведомо когда и неизвестно где путь. Но люди теперь приходили к Правой и Левой часто. Небольшие, гонимые группки и могучие, процветающие племена. Истории тех племен не записывали ни на не изобретенной ещё бумаге, ни на каменных скрижалях. Они передавались из уст в уста, пока не превращались в фантастические сказки или в последний вздох последнего человека племени. Однако, когда Старик представлял их себе в виде длинных рядов старинных книг, он понимал, что главы посвященные долине будут удивительно похожи. Загадочные исчезновения, а потом – жертвоприношения у камня. В воображаемых рядах этих книг были пустые прорехи. Это истории тех людей, которые на первую ночь останавливались не у входа в долину, а внутри… и утром солнце освещало безлюдный изумрудный луг.
Кто же первым принес к камню не связанного раба, а миску с зернами и бутыль с вином ? И был ли ещё тогда камень ? Вот оно ! Старик слабо хлопнул себя ладонью по лбу. Вот тогда-то он, наверное, и пропал. Наверное ? Ну да. Поди все упомни.
Белая волна уже спрятала Переплюнь и неспешно катилась по ковру травы.
Как-то раз одинокий, заплутавший охотник вышел из леса в тот миг, когда последний седой клок тумана растворился над струями Переплюни. Он вышел к людям, жившим тогда у входа в долину в лучах восходящего солнца. Тот человек был достаточно умен, чтобы сначала многозначительно молчать, потом неопределенно хмыкать, позже – поддакивать. Молва наделила его сверхестественными способностями, люди звали его Повелителем Тумана и все удачи племени приписывали его колдовской силе. Прошло немного времени и он стал для них просто Повелителем. И ещё немного времени. А потом... Ну что поделаешь ? Годы незаслуженных восхвалений подточили цепкий поначалу разум. Удачливый и сметливый охотник уверился, что он и впрямь великий колдун. «А я говорил ему. Да что там, кричал. Вот с этого самого места», - сварливо бурчал про себя Старик.
Казалось, туман стелется очень низко. Он обманчиво нежно обвил ноги решительно шагавшего в него человека и тот, сделав следующий шаг, вдруг оказался скрыт белесой завесой с головой. «Вечно они меня не слушают».
До незримой границы, где белая волна замирала на миг каждое утро оставалось шагов двадцать, когда слуха Старика достиг шорох мелких камешков под подошвами чьих-то ног. Он с трудом оторвал взгляд от завораживающего зрелища, виденного им бесчисленное количество раз. По тропе шли четверо. Новенькая, яркая одежда из дорогого туристического магазина. «И откуда я это знаю ?» Не местные. В деревне живут обычные люди. Крыши их домов утыканы спутниковыми антеннами, они редко ходят в гости, но часто переговариваются с помощью мобильных телефонов, в гаражах и во дворах у них автомобили и мотоциклы и они… никогда не скажут вам, что утром нельзя входить в заполняющий долину туман. Они не могут объяснить, почему и промолчат. Просто сами не пойдут. «Я единственный, кто говорит об этом, но меня не слушают», - сокрушенно подумал Старик.
– Эй ! Ребята ! Погодите ! Нельзя сейчас туда, - он кричал так громко, как мог, хотя до группки туристов было всего шагов пятьдесят.
Белое марево клубилось уже у самого подножья выступа, к краю которого, в нескольких метрах от дверей своего домика, подошел Старик.
Торопыжка Тома всегда вырывалась вперед. Но сейчас она неожиданно остановилась почти у края непрозрачной туманной волны, пытавшейся лизнуть ее ноги в желтых кроссовках. Она даже сделала несколько шагов назад и уперлась ладонью в плечо следовавшего за ней худощавого, высокого парня: