Страх перед страхом
Шрифт:
Женщина грубо ее окликнула:
– Ну что вы зеваете? У меня ведь ужин еще не готов, а я сиди с вами!
Дуня хотела было заметить, что ее вовсе никто не просит стоять и караулить каждое ее движение. Но промолчала – ей не хотелось ссориться с этой женщиной. Та продолжала ворчать, и девушка вежливо ответила, что она может взять альбом с собой на кухню, если ее нельзя оставить одну в комнате. Та на секунду оторопела, а потом неожиданно согласилась:
– Ладно, идемте. Только комнату я запру, вещей не оставляйте.
Дуня повесила на плечо тяжелую сумку, прихватила альбомы и отправилась следом за хозяйкой.
Над
Здесь, на кухне, все было таким же нечистым и запущенным, как все в этом доме. Стены когда-то давно были окрашены казенной голубой краской, но теперь сделались какого-то мышиного оттенка. Стекла в единственном окне пожелтели от насевшего на них жира и копоти – их давно не мыли. Плиточный белый пол был во многих местах выщерблен, под одним из столов Дуня заметила мышеловку – к счастью, пустую, иначе бы ее стошнило. Мышей она боялась меньше, чем высоты, но все-таки предпочитала с ними не встречаться. Она открыла очередной альбом, искоса поглядывая на мать Василия.
Та пристроилась возле второй раковины и принялась промывать рис. При этом она даже что-то напевала – на удивление верным, приятным голосом. Старуха принялась тереть морковь на старой, сточенной от употребления терке. Вошел мужчина – голый по пояс, в тренировочных штанах. Он бросил взгляд на Дуню, на секунду остановился, но мать Василия немедленно заявила, что это к ней. Дуня опустила глаза в альбом.
Детские, школьные, семейные снимки. Все это ее не интересовало. Снимков институтской поры было мало, да Василий и проучился недолго. Тут были и такие, которые имелись в архиве у самой Дуни, – их группа во дворе, на фоне вывески института. Подобный снимок она предъявляла Светке. Когда? Сегодня утром! Так давно…
Она перевернула страницу. Опять двойной портрет братьев – обе страницы занимали сплошь двойные портреты. Василий и Петр. Василий и какой-то мужчина – родственник, скорее всего. Было что-то общее в напряженных взглядах этих светлых глаз. Василий и…
«Ленька. – Она не верила своим глазам. – Ленька, ей-богу! Они что – дружили? Стоят в обнимку, улыбаются… Не понимаю!»
Снимок был сделан не в институтском дворе, это было какое-то другое место, довольно неприглядное – то ли склады, то ли гаражи… Снятые на нем парни в самом деле производили впечатление близких приятелей – только улыбки несколько принужденные, как будто они были немного не в настроении. Дуня подняла глаза, убедилась, что никто за ней не следит и быстро вынула снимок из альбома. Перевернула, проверив, нет ли даты. Даты не оказалось. Девушка поколебалась – вставить снимок обратно или забрать? «Нет, такая выжига, как эта тетка, наверняка все проверит. Не буду
Она рассматривала альбом дальше, с большим вниманием вглядываясь в лица. И буквально через несколько страниц нашла то, что окончательно ее потрясло. Снимок был крайне неудачный – видимо, фотограф попался неопытный, не понимал, как нужно управляться со светом, и поставил своих моделей в тени – под навесом какого-то заведения с игральными автоматами. Автоматы были видны через раздвижные стеклянные двери. Но главное было не это. Дело в том, что на фото были изображены Леня, Ольга и опять же Василий. Дуня с трудом разглядела их лица – так они были затенены. А сам снимок был смутно ей знаком.
«Где я могла такой видеть? У меня точно нет, да и потом, когда же это снимали? Уже после того, как Леня ушел из института? Видимо… Но еще не расстался с Олей. То есть буквально за несколько дней до того, как они разбежались, – ведь это случилось почти сразу…»
И она вдруг вспомнила, почему эта фотография произвела на нее впечатление уже виденной когда-то. Такой же снимок был у нее в сумке! Это его выбросила из альбома Антонина Григорьевна, стараясь уничтожить малейшие следы Ольги… Тогда Дуня не обратила на него внимания – была слишком взволнована и просто присоединила его к остальным. Да и сама Антонина Григорьевна вряд ли долго разглядывала снимок, иначе вряд ли решилась бы выбросить фотографию сына. Правда, он вышел так неудачно…
«Это уже за пределами моего понимания…» Дуня украдкой расстегнула сумку, достала оттуда тонкую пачку фотографий Ольги, выбрала нужную, сравнила. Абсолютно идентичные – сделаны с одной пленки. Только ее снимок худшего качества, потемнее – либо фотобумага оказалась похуже, либо в мастерской схалтурили. На том снимке, что в альбоме, четкость была повыше – потому и удалось хоть что-то разглядеть.
«Значит, они дружили втроем, так, что ли? Но я вообще не помню этого Василия, кто с ним общался-то? В наш кружок он никогда не входил… Может, Леня сошелся с ним после того, как его отчислили? Тот ведь тоже ушел из института… Странно. На почве чего они сошлись?»
Девушка дернулась – оглушительно грохнула об пол пустая кастрюля, ее выронил мужчина, который бестолково толкался у свободной плиты, пытаясь зажечь конфорку. Мать Василия громко и беззлобно выругалась, он поддержал ее безотносительным матом. И тут Дуня вспомнила. «Да ведь Антонина Григорьевна говорила, что компаньон Лени – бывший его сокурсник! Так это он и есть! Василий Врач! Это они вдвоем задолжали восемь тысяч долларов и не смогли расплатиться! О, черт!»
Она торопливо запихнула снимки Ольги обратно в сумку. Мать Василия наконец изволила обратить на нее внимание:
– Что это вы спрятали?
Дуня встала, прижимая к груди альбомы:
– Это мои снимки. Я у вас ничего не взяла.
Женщина враждебно встретила ее вызывающий взгляд:
– Это как понять? Уже ничего не нужно, что ли?
– Я бы взяла один, да боюсь, вы не отдадите.
– Какой? – Вытирая мокрые руки о халат, та подошла поближе.
Дуня сложила альбомы на табурет и торопливо открыла верхний:
– Это отсюда. Вот этот.
Она ткнула пальцем в снимок, где была изображена троица у входа в зал игровых автоматов. Женщина вгляделась и удивленно подняла глаза: