Страх высоты (сборник)
Шрифт:
— По-вашему, я вру?
— Ну, таких слов мне не хотелось бы употреблять.
— Лучше говорить откровенно. Вы ж не на свидание сюда пришли.
Он засмеялся:
— Мне казалось, что на свиданиях люди бывают откровенны.
— Вы все время шутите.
— Немножко.
— Так почему вы думаете, что я вру?
— Нет, в такой форме говорить я отказываюсь.
— Ну говорите, как вам нравится.
— Спасибо! У меня есть некоторые основания полагать, что вы все-таки виделись
— Почему?
— Вы сказали, что он звонил вам из ресторана и приглашал приехать к нему. Так?
— Да, так.
— Но вы отказались?
— Отказалась.
— И больше он вас не увидел?
Мазину показалось, что она заколебалась, прежде чем ответить, но ответ прозвучал твердо:
— Нет, не видел. Он меня не видел.
— Однако после звонка вы ушли из общежития.
— Почему вы так думаете?
Он решил сказать правду:
— Вахтерша сообщила.
— Эта сплетница?
— Хотите сказать, что ей нельзя верить?
— Поостереглась бы.
— Я бы тоже, наверно. Но она не одна вами интересовалась в тот вечер.
— Кто же еще, если не секрет?
— Скажу, хотя меня и просили не говорить. Олег. Тот самый парень, которому вы перестали писать. Как видите, он не утешился.
— Жаль.
Светлана смотрела зло.
— Конечно, жаль парня.
— Что же вы от него узнали?
— С ним я пока не разговаривал. Просто знаю, что он приходил. Они поднялись к вам вместе с вахтершей, но вас не было.
— И вы решили, что я поехала к Антону?
— Это одно из предположений. Вы могли пойти за хлебом, например, в дежурный магазин. Или отправиться к тетке. Или просто не открыть дверь, на худой конец. Что вам больше нравится?
— Мне не нравится, что вы со мной разговариваете, как с преступницей. Вы не имеете права!
— Конечно, не имею.
Она замолчала. Она никак не могла его понять.
— Но знаете, это как самонастройка в телевизоре. Получается механически. Не веришь человеку — и появляется определенный тон.
Мазин говорил доверительно, как будто делился чем-то, не имеющим никакого отношения к происходящему.
— В чем же вы мне не верите? — повторила Светлана, раскрыв большие серые глаза с длинными, совсем не подкрашенными ресницами.
— Мне кажется, что вы были ночью у Тихомирова.
— А если я была у тетки?
— Нет, у тетки вас не было.
— А эти сведения откуда?
— Тоже от Олега.
— Вы же его не видели!
— Не видел. Но он говорил об этом вахтерше. Она предположила, что вы отправились сюда. А он ответил, что пришел в общежитие прямо от Екатерины Кондратьевны и вас там нет.
— Вот уж не ожидала от него такой прыти.
— Я ж сказал, что он не утешился.
—
— Не только в этом.
— Неужели вы думаете, что я могла убить Антона?
Ресницы ее задрожали. Теперь она снова походила на ту Светлану, что запомнилась ему с самого начала. Он невольно посмотрел на ее полные коленки, потом на растерянное лицо и подумал, что на сегодня достаточно.
— Неужели… неужели вы думаете, что я… что я… убила Антона?
— Вряд ли. Но я думаю, что вы должны больше знать о его смерти.
Мазин поднялся:
— Странно, но до получения этой записки я считал все происшедшее простым, а теперь вижу, что дело не так уж просто… Конечно, о том, что Тихомиров воспользовался трудом Кротова, вы могли и не знать…
— Как воспользовался?
— Не очень честно. Неприятно говорить, но что поделаешь.
— Не может быть. Он всегда так относился к Кротову! Это она его оклеветала. Она. Из мести. А он был замечательный.
— Да… Вы могли и не знать. А могли и узнать… Случайно, скажем.
— Зачем вы издеваетесь?
Сейчас она была некрасивой, посеревшей какой-то, несмотря на румяные щеки.
"Хватит", — решил Мазин.
— Простите. Я, кажется, немного выбил вас из колеи. Но мне хотелось найти у вас поддержку. Я ведь должен докопаться до истины. Значит, вы не были у Тихомирова?
Она заморгала.
— Конечно, вы могли разминуться с Олегом. Извините. Все наделала эта записка. Не будь ее, я бы уже забыл о деле Тихомирова. У нас так много работы. — Он взялся за ручку двери: — Если вы понадобитесь, я побеспокою вас.
Ирина
На станции, куда Мазин добрался поездом, ему сказали, что до Красного ходит автобус, что по шоссе туда одиннадцать километров, но есть и проселочная дорога — километра на четыре короче, и сейчас, посуху, по ней частенько бегают машины.
Почти неожиданно для себя он выбрал третье решение. Отправился по проселку пешком. Стоял ясный осенний день. Солнце уже не пригревало, но освещало степь таким ярким веселым светом, что Мазину захотелось побыть наедине с этой остепью, этим светом и самим собой.
Он пересек железнодорожные пути, прошел через маленький базарчик, где торговали яблоками, кислым молоком в глиняных крынках и тугими малосольными огурцами, и зашагал по широкой немощеной улице туда, где кончались разбросанные среди садов домики и начиналась дорога — хорошо пробитая в черноземе, поблескивающая полоса, что тянулась мимо вспаханных полей и побуревших лесопосадок, спускаясь в поросшие кустарником балки и взбираясь по пологим пригоркам, тоненький и длинный шнурок, расчертивший залитую осенним солнцем землю.