Страна Арманьяк. Фаворит
Шрифт:
— Сир!!! — в каюту заполошно влетели близнецы. — Сир!!! В замке на донжоне спущен ваш флаг, а маяк подает какие-то сигналы. Мы сами видели в подозрительную трубку...
— Подзорную трубу... — машинально поправил я Луиджи, а потом вскочил с кресла и заорал: — Что?! Как «приспущен», мать вашу?!
После чего, уже догадываясь о причине своей непонятной тревоги, вылетел на палубу и уставился на замок. Что случилось с флагом — я так и не рассмотрел, но огонь на маяке действительно бился, словно в истерике. А мгновением позже на стенах замка
— Сир... Палят из пушек: очевидно, хотят привлечь наше внимание... — тихо подсказал Тук. — Время у нас есть, можно...
— Веренвен, лево руля!.. — не дослушав, рявкнул я. — Да шевелитесь, мать вашу...
Что, черт возьми, могло случиться? Что? И Фен с Фиораванти два дня назад сорвались в Гуттен без объяснений... Не дай бог, что-нибудь с малышками или Матильдой — на кол посажу клятого жида...
Ледяные тиски тревоги не разжимались до самого причала. Да так и не разжались...
Не дожидаясь, пока шебека пришвартуется, я выскочил на причал и схватил за шиворот замершего на коленях рыбака:
— Что случилось? Какого хрена сигналы подавали? Говори...
Рыбак висел в моих руках как тряпка и молчал. Я крутнул головой и увидел неподалеку еще троих, тоже стоящих на коленях. Да что за хрень? Сознание наотрез отказывалось, что-либо понимать.
— Где староста, мать твою? Где все?
Мужик, не поднимая голову, указал в сторону замка.
Луиджи и Пьетро, не дожидаясь команды, стали выпрягать лошаденку из телеги. Но они не успели закончить: к причалу примчался старшина замковой стражи Торвальд Баумгартнер с парой стражников и заводными лошадьми. Увидев, как он повалился на колени, я ничего не стал спрашивать, вскочил в седло и погнал коня к замку. Ни на что хорошее уже не надеялся. Потому что все стражники были одеты в черное.
Влетел в замковые ворота, соскочил с седла, совсем было собрался бежать в покои, но замер, увидев, как во двор выходят мои ближники. Последним появился Соломон. Он шел покачиваясь, неверными шагами, лицо еврея было смертельно бледным, вокруг глаз чернели круги; создавалось впечатление, что это идет мертвец, какой-то непонятной силой поднятый из могилы.
Не доходя до меня пару шагов, еврей упал на колени, поддернул воротник, обнажил шею и склонился к земле.
Не глядя по сторонам, я выдрал из ножен эспаду и шагнул вперед.
— Что с детьми?
Соломон ничего не ответил и только больше склонил голову.
Отливающий серебром клинок со свистом вспорол воздух и со смачным хрустом впился в поросшую черным пушком шею. Нереально алая струя крови хлестнула по мощеному брусчаткой двору. Карминовые капельки беспокойно закачались на чахлых травинках, пробившихся в щели между камнями...
Видение было настолько живым и ярким, что когда я открыл глаза, дико удивился, увидев лекаря живым и невредимым.
— Что с детьми? — едва выдавливая из себя слова, повторил я вопрос.
— Сын мой! — бросился ко мне падре Михаэль, замковый капеллан.
— Я в последний раз спрашиваю...
— Дык, в детской... — прошептал священник, с ужасом посматривая на слегка подрагивающее острие возле своего кадыка. — С няньками же...
Ноги разом перестали держать, но выручили близнецы, стойкими солдатиками выросшие у меня по бокам.
— Господин... — натужно прохрипел Соломон, не вставая с колен. — Я сделал все что мог, но... но...
— Сир... — Фиораванти шлепнулся рядом с лекарем.
— Хозяин... — Фен присоединился к ломбардцу.
— Господин... — Баумгартнер, лязгнув доспехом, тоже преклонил колени.
— Призываю в свидетели святую Богородицу! — рявкнул Логан откуда-то из-за моей спины. — Если вы немедленно не объясните, что случилось, я лишу вас жизни...
— Тихо!
Я поднял голову и увидел, как ко мне идет Брунгильда, жена Логана. Переваливаясь словно утка и придерживая рукой громадный живот, она быстро добралась до меня, крепко ухватила за локоть и потащила за собой, в беседку подле замковой стены.
— Господь забрал даму Матильду... — горячо шептала она по пути. — И ребеночка, еще не рожденного. Два дня как схоронили. Знаю, любил ты ее... Ты поплачь, поплачь... легче станет... Эй, кто там, живо подать нам...
Слуг опередил Логан, подсунувший мне флягу с арманьяком. Все еще не понимая, что случилось, я судорожно глотнул...
— Пятого дня прибыл в приют для паломников при Гуттене странствующий августинец Корнелий... — как сквозь подушку доносился до меня хрип Баумгартнера. — С частичкой мощей святого Бонифация... Дама Матильда обласкала оного монаха и приложилась губами к мощнице. Монах убыл, а четвертого дня у госпожи начался...
— Ядом была покрыта крышка мощницы... — перебил его Соломон. — Я сделал все что мог, но яд уже поразил внутренности с мозгом, и к вечеру...
— Оного августинца мы разыскивали... — забубнил Баумгартнер. — И таки сыскали...
— Еретика проклятущего, вовеки проклятого... — возмущенно воскликнул фра Михаэль. — А даму Матильду мы отпели, все как положено, не сумлевайтесь, ваше сия....
— Где эта скотина?! — разъяренным медведем заревел Виллем Аскенс.
— Дык в темнице же...
— Рты закрыли все!.. — Я наконец начал приходить в себя. — Проводите меня к Матильде...
На меня накатило совершенно необъяснимое спокойствие. Ни злости, ни горя, никаких эмоций, совсем никаких — как одеревенел. Просто хочется сдохнуть...
Матильду похоронили при замковой часовне. Я постоял на коленях возле усыпальницы, с дикой злостью коря себя за то, что не смог выжать даже одной слезинки, а потом отправился к девочкам играть с ними в куклы.
А уже в детской, возясь с малышками, чуть не сошел с ума от горя; запоздало, но накрыло все-таки. Но никого не винил в случившемся, подобного развития событий я и сам бы не смог предусмотреть.