Страна ночи

Melissa Albert

The Night Country

Публикуется с разрешения автора и литературных агентств The Book Group и Prava I Prevodi International Literary Agency.

Перевод с английского Ольги Полей

Мне

Это было в мой последний год в школе в Бруклине, куда я перевелась после двух лет блужданий по хитросплетениям Сопределья. Я стремилась к нормальной жизни, к упорядоченности. Если честно, мысленно я уже видела, как сижу и занимаюсь в библиотеке, и на мне свитер цвета зеленой листвы, а стены вокруг отделаны деревянными панелями. Потом я со стыдом вспоминала об этом, когда читала «Сердце одинокого охотника» под мерцание люминесцентных ламп в нашей бедной школе. И только одно помогало все это хоть как-то выносить – София Сноу.

Впрочем, пожалуй, «выносить» – не совсем подходящее слово. С ней одной жизнь становилась интересной. Или еще можно сказать – неспокойной.

София, так же как и я, была из бывших персонажей: еще один изгой Сопределья. Большие глаза, жилистое тело балерины и черные волосы, которые шевелились сами собой, будто водоросли. Лицо у нее было похоже на голограмму: оно все время менялось в зависимости от угла зрения, и на него хотелось смотреть и смотреть, пока не разгадаешь все его секреты. А пока до тебя дойдет, что это дело безнадежное, она уже выудит у тебя из кармана кошелек или снимет с руки часы.

Мальчишкам София нравилась. Не только мальчишкам, но с ними она то и дело бегала по каким-то придурочным недосвиданиям, в основном сводившимся к выпивке и шатанию по улицам. Одно время она и меня таскала за собой, и я соглашалась – был у меня такой период, когда казалось, что ничто на свете не может причинить мне вреда. Это придавало храбрости, но в то же время намекало, что я не так уж далеко ушла от бесчувственного оцепенения, от своей нечеловеческой сущности, и мне хотелось прогнать это ощущение.

Однажды вечером мы сидели у реки. На другом берегу сверкал своими гранями геометрически правильный Финансовый квартал, я разглядывала все эти булавочно-крохотные окошечки и напоминала себе, что каждый огонек лампы – это сидящий за окном человек, а у каждого человека своя история, и в этом городе полно людей, чья жизнь совершенно не похожа на мою. Наверное, я надеялась, что от этих мыслей станет не так одиноко, но тут же мне подумалось – никто из этих людей, ни одна живая душа никогда не поймет, кем я была, что видела и откуда пришла сюда. А те, кто мог бы понять, и в их числе София, сами надломлены. Кто-то разбился, как стекло, на острые сверкающие осколки, кто-то рассыпался в прах, и город смел их с улиц, как мусор. Я уже немного опьянела от теплой колы с легкой примесью спиртного – сидела и думала, в кого же я превратилась, и так жалела себя, что даже сказать стыдно.

Один из мальчишек Софии (в эту ночь их с нами было трое – двое ей, кажется, нравились, а третий прицепился хвостом) сел рядом со мной. Это был один из тех, что покруче, более или менее секси, с двумя выбритыми полосками в бровях. Это, кажется, был знак чего-то, но я все время забывала, чего именно.

С минуту мы сидели молча.

– А знаешь, я за тобой иногда наблюдаю.

Такое начало не заслуживало ответа, и я ничего не сказала.

– Ты тихоня, но мне это нравится. У тебя зато душа красивая, да? – Он сам улыбнулся своим словам – все парни так говорят, когда пытаются строить из себя тонкие натуры, – воображают, что в ответ на такой комплимент девушка тут же выскочит из платья. Если я до сих пор ни с кем не целовалась, это еще не значит, что я не разбираюсь в их приемчиках.

– С чего это ты так решил?

– Ты такая маленькая, – туманно ответил он. Очевидно, домашние заготовки закончились. – Но я просто вижу, что у тебя очень красивая душа.

– Честно говоря, я даже не знаю, есть ли у меня душа вообще. – Я сказала это не ему, а силуэту города в небе. – Если душа – это то, что делает кого-то человеком, тогда у меня ее, скорее всего, нет. Разве что душу можно вырастить в себе – ну, знаешь, со временем. Но мне что-то не верится. Так что вот. Нет у меня души. Это я так, чтобы было понятно, почему твои пикаперские штучки на меня не действуют.

Это были мои самые правдивые слова за много дней и самая длинная речь за весь вечер. Я думала, он встанет и уйдет или уставится обалдело и обзовет сукой. Но он только улыбнулся.

– Ну ты и чокнутая, – сказал он. И полез целоваться.

Ему это удалось не сразу. Я вначале окаменела, а потом дернула головой и отвернулась. Наконец отодвинулась подальше и попыталась встать, раз он не понимает толстых намеков.

– Погоди, погоди, – со смехом проговорил он и обхватил меня рукой за талию. Он был таким сильным, что удержать меня ему ничего не стоило. Я не то чтобы испугалась, но и вырваться не могла. На губах у него был вкус колы и чеснока, они были липкими и все в чешуйках омертвевшей кожи.

Та, прежняя я, что могла бы когда-то убить его за это – превратить его кровь в лед одним касанием, – шевельнулась в груди. Мое внутреннее Сопределье: теперь оно обмелело, пересохло, от него почти ничего не осталось. Может, оно как раз и жило там, где полагалось бы быть душе, если бы я была настоящим человеком. Но теперь я была, в сущности, ни тем ни другим – не человеком и не жительницей Сопределья, а парень все тыкался мне в лицо так, что нечем было дышать.

И тут вдруг я хватанула ртом воздух, а парень заорал, и те места, где его кожа только что соприкасалась с моей, покрылись капельками холодного пота. Только через секунду я сообразила, что произошло: это София оттащила его от меня за волосы и швырнула на землю. Отвесила ему два пинка – увесистых и метких, а его дружки вопили: «Уй, блин!» – и даже не пытались прийти ему на помощь. Все это время София держала во рту зажженную сигарету, словно дело не стоило даже того, чтобы выбрасывать ее недокуренной.

Наконец она поставила ногу в грязном полукеде ему на горло. Придавила, должно быть, неслабо: он что-то захрипел, только невозможно было разобрать что. Пытался повалить ее, дернув за ногу, она отступила на шаг и пнула еще раз, а затем наклонилась и взглянула ему в лицо.

– Ты не доживешь до тридцати, – проговорила она и выпустила дым ему в глаза. Без злобы проговорила, буднично. – Попадешь в катастрофу. Ну, хоть быстрая смерть. Если тебя это утешит.

Тут уж его дружки помогли ему подняться, обозвали Софию шизанутой и еще похуже, однако на всякий случай старались к ней не приближаться.