Страна призраков
Шрифт:
Найлу вспомнились кожаные штаны и камзолы из карвасидова музея. Не будь он сейчас в состоянии релаксации, его бы, пожалуй, стошнило.
«Когда это случилось?»
Ответом было что-то вроде недоуменного пожимания плечами: дескать, у мертвых нет чувства времени.
«Ну, прежде, чем был построен этот город?»
Последовала долгая пауза; Найл уже засомневался, понял ли трогл вопрос. Последовавший ответ его изрядно удивил.
«Во времена, когда карвасидом был Сатханас».
Найлом
Найл лег на койку и закрыл глаза. Сейчас ясно одно: надо выспаться. Без сна наступает уязвимость. Не успев даже это додумать, он во весь рот зевнул и закутался в одеяло. При этом знакомый запах легкой заплесневелости явственно напомнил тот землистый привкус воды в пещере хамелеонов. Это в свою очередь воскресило в памяти слова их старейшины, сказанные при расставании: «Если пожелаешь к нам возвратиться, вспомни этот вкус». Усталость будто рукой сняло. Найл представил, как смотрит на эту воду с кусочками-крапинками мха, и воссоздал ее вкус и запах. Миг, и вот он уже снова сидит в пещере, а рядом стоит сосуд с той самой водой. Вокруг же, в точности как тогда, кружком расположились его прозрачные знакомые.
Что это — сон? А впрочем, какая разница. Важно то, что его окружают друзья, причем явно сознавая его присутствие.
Как и прежде, от сонливости не осталось и следа. Это оттого, что его ум находился в контакте с ними, а они сами неусыпно бодрствовали. И так же, как прежде, их умы сообщались с ним, будто они составляли единое целое.
Хамелеоны повторили то, что уже говорили раньше: «Покажи, как ты засыпаешь».
И Найл, послушно закрыв глаза, представил, что погасил свет и дает себе войти в безмятежный покой. Но на этот раз чувствовалось, что в сон он более не погружается; ощущение было такое, что его намеренно и осмотрительно куда-то сопровождают. Более того, было ясно, что состояние, в которое его отводят, — лишь одно из десятков возможных состояний.
Вскоре он попал в зону некой турбулентности с сумятицей голосов, образов и мыслей, плещущихся вокруг, как рыбы в пруду — рыбы, существующие совершенно обособленно от его сознания. Затем до него дошло, что он спит и видит сон. Вместе с тем окружающее смотрелось до странности реально. Он находился на улице, напротив дома Тифона, а на лестнице перед воротами стоял стражник — судя по внешности, один из убийц Скорбо.
Он выглядел настоящим истуканом (впрочем, разок все же поморщил нос и подавленно вздохнул, очевидно борясь со скукой).
Опасаться, что его заметят, у Найла не имелось причин: он был невидимым даже для себя самого. То есть тело свое он чувствовал — даже то, как прилегает к коже ткань туники, — но только и всего; ни рук, ни ног видно не было.
Он демонстративно прокашлялся, проверяя, слышит ли стражник, но тот даже глазом не повел, по-прежнему стоя столбом.
Повинуясь странной догадке, Найл поднялся по ступеням и потрогал стражника. Рука беспрепятственно прошла насквозь.
Тогда он коснулся металлической ограды и ощутил, как пальцы (которых он, кстати, не видел) проходят через нее как сквозь какую-нибудь
Щеки обдала водяная пыль фонтана, но Найл ничего при этом не почувствовал.
Парадная дверь была закрыта. Он машинально остановился постучаться, но костяшки пальцев опять же словно погрузились в дымку. Достаточно было шагнуть, и он оказался по ту сторону двери.
Дома, судя по всему, никого не было. Найл, пройдя через столовую, повернул налево к кухне. У дверей там стоял мег, вытянув руки по швам. В отличие от стражника, скуки его лицо не выражало: оно не выражало вообще ничего. Уставившись в стену напротив, он, похоже, даже не дышал.
Найл из интереса прошел туда не через дверь, а через стену и оказался в большой, хорошо оснащенной кухне со шкафами из темного отполированного дерева и мраморным полом. Часы на стене показывали без двадцати девять. За столом с чашкой кофе сидела Ката, а неподалеку пожилая женщина с телом двадцатилетней полоскала что-то под краном. Обе разговаривали телепатически. Их ментальные волны Найл в своем теперешнем состоянии принимал обостренно, как голый ощущает кожей струи дождя.
«…Окажутся в беде», —услышал он обрывок фразы, произнесенной Катой.
«Я не говорю, что с ними согласна, —отвечала женщина у раковины. — Но я могу понять, почему они считают, что без запретов и ограничений у нас уже ступить нельзя».
В отличие от Каты, у которой голос выдавал принадлежность к простому сословию, речь этой женщины звучала аристократично.
«А чего они ожидали? Они же солдаты».
«Да. Но мы-то нет», —отвечала женщина.
«Ну и что с того?»
«Ишь ты какая. Вот скажи, почему он не допускает браков? Ты-то ладно, у тебя двое любовников. А у меня вообще никого нет. Супружеское ложе одинаково нужно и мужчинам, и женщинам. Я мужа себе хочу!»
«Тссс».Ката встревоженно обернулась.
«Ты чего? —удивилась женщина. — Там никого нет».
Где-то гулко хлопнула дверь.
«Это, верно, он, —определила Ката. — Да еще и в плохом настроении. Он всегда так хлопает, когда не в духе».
Женщина, повернувшись к раковине, принялась старательно выжимать тряпку.
Ката пошла к двери, прямиком пройдя сквозь Найла. Тот при этом испытал определенное удовольствие. Вот ведь как. Несмотря на бесплотность и эфемерность, он все же мог ощущать человеческое жизненное поле.
Следом за Катой он прошел в столовую. Служанка была права: Тифон выглядел усталым и раздраженным. Скинув на кресло плащ, сам он рухнул на соседнее. Ката, опустившись к ногам господина, стала молча развязывать ему шнурки. Когда, сняв с Тифона башмаки, она начала массировать ступни, тот устало перевел на нее взгляд.