Страна счастливых
Шрифт:
– Но?
– Но прежде, чем ты оставишь Землю, ответь на несколько вопросов.
– Охотно!
– Ты уверен в том, что твоя работа завершится успехом?
– Через несколько дней С2 достигнет Луны. За это я могу отвечать. В это я верю твердо.
– Мы хотим верить тебе.
– Еще что?
– Веришь ли ты в то, что тебе удастся оторваться от Луны и вернуться на Землю?
Павел смутился.
– Я… надеюсь.
– Но…
– Честно говоря, я не могу ничего сказать по этому вопросу.
– Прекрасно! Теперь представь себе, что ты и твои спутники - Шторм и Кира -
– Мы погибнем ради человечества.
– И только-то?
– На смену нам придут другие люди.
– И тоже погибнут?…
– Это необязательно. Они могут достичь успеха.
– Тебе конечно хотелось бы именно этого?
– Да, хотел бы успеха.
– В таком случае, ради чего ты должен погибать?
– Я не собираюсь…
– Но допустим… Ты же сам сказал, что обратный полет с Луны на Землю - проблема скорее теоретического характера, чем практического.
– Что вы хотите?
– Мы хотим, чтобы ты остался на Земле. Первый полет совершат Шторм и Кира. Если же им не придется вернуться, ты должен быть здесь, среди нас, и оказать им помощь.
– Но если я, Кира и Шторм попадем в безвыходное положение, разве вы не окажете нам помощи? Построить второй звездоплан не представит ведь никакой хитрости. Чертежи остаются на Земле.
– Если звездоплан, сконструированный по первым чертежам, потерпит неудачу, так почему должен добиться успеха второй? Не чертежи ты должен оставить здесь, а свою творческую мысль, которая могла бы внести изменения в новые конструкции, которая добилась бы полного разрешения выдвинутого техникой вопроса. Ты хочешь погибнуть? Погибай! Мы не в праве насиловать твою волю. Но вспомни: ты вырос в коллективе, коллектив дал тебе все, что ты сейчас имеешь. Коллектив надеется, что ты, один из лучших среди нас, разрушишь наконец это проклятое пространство. И вот в тот момент, когда мы все стоим на пороге величайших открытий, какие только знало человечество, ты… ты…
– Можешь не выбирать слова.
– Выбирай из них те, которые самому тебе кажутся подходящими.
– Да. В тот момент, когда мы стоим на пороге Вселенной, я говорю коллективу: товарищи, путь открыт. Через месяц я вручу вам ключи от мироздания.
– Или погибну?
– Ну, и что же?
– Начнем снова. Ты и твои друзья - наши лучшие товарищи - погибнете. А коллектив?
– Начнет все снова.
– Значит новые десятилетия будут убиты на изыскательные работы, значит новые ошибки создадут новые катастрофы?…
Павел прикусил губу.
– Ты молчишь?
– Павел!
– сказал Андрей, - ты нужен нам для того, чтобы мы могли довести начатое дело до конца.
– Я не знаю, - нерешительно сказал Павел, - не знаю, чего добивается Молибден… Но я отдаю ему справедливость, он заставляет меня действовать против самого себя.
– Подумай, Павел, - сказала Фира Скопина, - с твоей гибелью - допустим худшее - мы не только потеряем ценного сотрудника коллектива, но потеряем мы также десятилетия из нашего скупого времени.
– Но, почему меня не удерживали, когда мы летели с Феликсом?
– Именно эта катастрофа и заставляет нас удерживать тебя теперь.
Павел опустил голову. Все, что говорили ему, было логично, но, чувствуя за разумными доводами руку Молибдена, он начинал беситься.
– А если я откажусь?
– Тогда ты должен вернуться победителем.
– Верит ли он в это?
– сказала Фира.
Павел молчал.
Он с тоскою взглянул на детище своей жизни, на сияющий металлом С2, который дремал по середине эллинга. Взор его скользнул по отполированной поверхности и остановился, споткнувшись на белой фигуре.
Это была Кира.
Опираясь на сияющий бок звездоплана, она стояла, прижав руки к груди. Лицо ее было бледно. Открытые глаза смотрели на Павла.
– Кира?
– Ты должен остаться, - сказала она, - они правы.
Павел повернулся в сторону членов Совета:
– Значит, вы правы, товарищи. Я остаюсь. Но передайте Молибдену: историю делает история, и отдельным лицам еще никогда не удавалось повернуть ее. Скажите ему - этому человеку, оставленному у нас старой эпохой - скажите ему: мы другие. Он плохо знает нас. То, что могло удержать человека когда-то, - сейчас уже не удержит. Он знает, о чем я говорю… Скажите ему, что он напрасно…
Не имея сил говорить, Павел закусил губу.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
И вот как будто все это было тысячи лет назад. Рев толпы, мелькнувшее бледное лицо Нефелина, крики, музыка, горячие, торопливые губы Киры, крепкое до боли рукопожатие Шторма, взрыв и… нечеловеческая усталость.
Точно туман, поднимались из глубины сознания события вчерашнего дня, обволакивая липкой и вязкой массой волю, мозги, сердце.
Бледный и осунувшийся, Павел провел всю ночь на крыше отеля, бесцельно шаря глазами по звездам.
Взволнованное человеческое море плескалось у его ног. Репродукторы передавали через каждые пять минут депеши обсерваторий, наблюдавших за полетом С2. Но ко всему этому он оставался безучастным.
Рассвет застал его, одинокого, погруженного в сон… на ковре аэрария.
* * *
Прошло несколько дней.
Опустошенный и разбитый Павел бродил по крыше отеля, как тень, ни о чем не думая, ничем не интересуясь. Наконец голод пробудил его к жизни. Он вспомнил, что с того дня, как С2 отправился в межпланетное пространство, он ничего не ел.
Надвинув шляпу, он спустился вниз. Прижимаясь к стенам домов, он шел, точно глухой, машинально передвигая ноги.
Началась его новая жизнь, которая была похожа на медленное пробуждение от глубокого сна. Он ел, спал, слушал музыку, читал и наконец как будто приобрел некоторое равновесие.
Завернув однажды во время бесцельной прогулки по городу в распределитель и увидев требование на рабсилу в Статотдел, он вспомнил о своем давно забытом желании поработать в качестве статистика.
«Я говорил ей об этом!» - мелькнуло в голове Павла.