Страна Семи Трав(изд.1976)
Шрифт:
Талисман так талисман. Маленький компас можно было, пожалуй, назвать талисманом, потому что он был подарком друга, замечательного человека, воспоминания о котором всегда бодрили, будили энергию и силы.
Несколько лет компас провисел на стене в бревенчатом доме полярной станции на Земле Ветлугина, охраняя зимовщиков от всяких бедствий. Теперь я забрал его, так как он принадлежит мне, Андрею и Лизе и мы решили пользоваться им «в черед».
Я положил компас на подоконник. Как в детстве, хотелось чуда. Хотелось, чтобы магнитная стрелка, дрогнув, повернулась и замерла,
— «Дети солнца» живы во мне! — заявил Савчук. Но нечто в этом роде мог сказать и я.
Когда-то жил — и умер — человек, подаривший мне старомодный брелок в виде компаса. И он был «жив во мне», хотя гибель его удостоверена очевидцем, а некролог о нем напечатан в «Географическом вестнике».
Много раз в воображении я сопровождал его в толпе других ссыльнопоселенцев, идущих по широкому тракту. Перебирался с ним из Якутска в деревеньку, названную Последней, потому что дальше к северу уже не было деревень. Торопливо помогал ему увязывать вещи в пасмурное утро бегства, которое кончилось для него трагической гибелью.
А что, если?.. Нет, это, конечно, невероятно. Самая невероятная догадка из всех! Хотя...
Я закурил новую папиросу, чтобы собраться с мыслями.
Перед умственным взором моим поднялось из-за плеча Русанова бледное широкое лицо. Светлая, почти соломенного цвета, прядь падала на лоб, не очень высокий, но просторный и крутой. Глаза смотрели на меня через старомодные овальные очки с бесконечно добрым выражением, немного устало.
Только сейчас я подумал о том, как много общего с Русановым было во внутреннем облике этого человека. Так же, как Русанов, он находился в царской ссылке, деятельно изучал Арктику, прокладывая путь для следующего поколения исследователей — для нас, советских полярников.
Так же мечтал о преобразовании Крайнего Севера России, заглядывая далеко вперед, через десятилетия.
И так же таинственно исчез, в безмолвных просторах Ледовитого океана…
3
В окне светлело. Все явственнее проступали силуэты деревьев. Начали поблескивать крыши домов на противоположной стороне улицы.
Я продолжал неподвижно сидеть на подоконнике, держа компас-талисман в руке, любуясь Москвой, мало-помалу светлевшей, наливавшейся красками. Похоже было, будто капнули водой на переводную картинку. То, что в сумерках казалось тусклым, серым, сейчас, омытое свежей утренней росой, медленно прояснялось, оживало.
«Жив во мне»… Как должен я поступить, если он жив на самом деле? Если это его голос окликнул меня, прорвался издалека, из недр Арктики?..
Я соскочил с подоконника и прошелся по коридору.
Шансов, понятно, очень мало. Пусть даже один из ста. Но нельзя пренебрегать и этим шансом!
Игра в пятнадцать вопросов?
Как бы не так! Для меня, во всяком случае, это была не игра.
Широкое бледное лицо с отброшенной со лба светлой прядью снова всплыло в моем воображении. Теперь было на этом лице мучившее меня выражение
Из-за стены раздался профессионально-бодрый голос:
«Дышите равномерно! Следите за дыханием!»
Стало быть, Савчук уже поднялся и, включив репродуктор, делает гимнастику!
Вскоре он вышел из комнаты с полотенцем через плечо. Спущенные подтяжки щелкали его по ногам при каждом шаге.
— Вы здесь?—удивился он.— Я думал: принимаете душ. Как спалось?
— Да как вам сказать…
— Позвольте, а это что? — В изумлении он указал на кучу окурков, лежавших на подоконнике.— Не спали всю ночь? Заболели? Что с вами?
— Потом объясню… Ответьте-ка на один вопрос. Заполнены ли штаты вашей экспедиции?
— Ну, экспедиция — это громко сказано. Еду, собственно, я один. В Новотундринске найму проводника, подсобных рабочих, если понадобятся.
— Мог бы вам рекомендовать рабочего. Исполнительный. Непьющий. Бывал в Арктике. Ручаюсь за него, как за самого себя…
— Не знаю, право,— пробормотал Савчук, с сомнением глядя на меня.— К чему мне везти его из Москвы? Да кто он?
Я поклонился.
— Вы шутите!— Савчук уронил полотенце.—Подсобным рабочим? Вы? Но ведь вы кандидат наук, были начальником полярной станции!
— Устроит любая должность, лишь бы ехать с вами.
— Вы же едете в Сочи! Отпускник!
— Проведу отпуск на Таймыре.
— Нет, вы смеетесь надо мной! — сказал Савчук плачущим голосом.
— Уверяю вас, никогда не говорил более серьезно.
— Конечно, очень рад… И в Институте этнографии не будет возражений. Но я не могу понять, уяснить… В театре и в музее вы были настроены совсем иначе.
— Да, правильно. Решение оформилось позже, этой ночью.
Я сгреб окурки с подоконника и аккуратно высыпал в мусорный ящик.
— Когда же мы едем?
— Вылет назначен на десять часов. Но хотя бы вкратце, Алексей Петрович, в двух словах...
Через стену донесся голос диктора, объявлявшего погоду:
«Ночью на Земле Ветлугина — тридцать пять градусов мороза, в Нарьян-Маре — двадцать восемь…» Я повернулся к Савчуку.
— Видите ли, уважаемый Владимир Осипович,— сказал я,— не исключено, что автором записки на бересте был мой учитель географии, понаслышке известный вам,— Петр Арианович Ветлугин…
Глава пятая
НА ТАЙМЫРЕ
1
Ну и что из того, что на Земле Ветлугина тридцать пять градусов, а в Нарьян-Маре — двадцать восемь? Нужды нет! Летим на Север, в Арктику!.. От вращающегося пропеллера вихрь поднялся на аэродроме. Савчук, стоящий на земле внизу, что-то кричит мне, азартно размахивая руками, но за ревом мотора не слышно ничего.
— Подать? — переспрашиваю я.— Что подать? Принять?..
Савчук сердится на мою непонятливость, азартнее прежнего размахивает руками. Он без шапки. Длинные прямые волосы его стоят дыбом. Полы пальто раздувает ветер.