Страна восходящего солнца
Шрифт:
То, что произошло дальше, является поистине одной из самых больших загадок первого монгольского вторжения в Японию. Наиболее вероятно, что монголы начали, по словам Тёрнбулла, «тактическую эвакуацию» с целью перегруппировать силы и нанести новый удар по врагу. Это вполне в духе монгольской стратегии и тактики – бить там, где враг слаб, обходить его с флангов и т. д. Возможно, рельеф местности мешал совершить такой обходной маневр по суше силами монгольской конницы. Вероятно также, что армию вторжения несколько обескуражил яростный отпор со стороны японцев (ослабленных дневным боем, но вполне способных устроить внезапную ночную атаку) и тяжелое (по некоторым данным, смертельное) ранение Лю Фухэна. Версия о подошедшем к концу запасе стрел кажется несколько надуманной – на кораблях должны были быть значительные запасы оружия. Так или иначе, высадившиеся на берег части начали грузиться обратно на корабли под прикрытием копейщиков и пеших стрелков. Чтобы осветить место погрузки на корабли (а заодно насолить японцам), монголы подожгли несколько рыбацких
За такое святотатство монголы были покараны самым жестоким образом. Сильный дождь, погасивший пожары, и штормовой ветер начались именно в тот момент, когда армия и флот вторжения были наиболее уязвимы – во время погрузки войск на корабли. Иногда авторы, описывающие эти события, говорят об урагане, тайфуне. По нашему мнению, «камикадзэ № 1» вполне мог быть просто очень сильным штормовым ветром из разряда тех, что часто дуют в Корейском проливе, особенно в осенние месяцы. Неужели главная ошибка монгольских военачальников была именно в выборе времени для начала похода? Не исключено, что это именно так. Помните послов Хубилая, которые не смогли с первой попытки попасть в Японию из-за шторма осенью 1266 года? Так или иначе, сильная буря разметала армаду Хубилая, многие корабли были потоплены или выброшены на берег, один из них сел на отмель Сига и был взят японцами на абордаж. Потери войск Хубилая во всей экспедиции (в боях на суше и от шторма), по данным корейских хроник, были немалыми – 13 тысяч человек убитыми и утонувшими (т. е. треть всей армии).
Несомненно, такой внезапный и чрезвычайно драматичный перелом в ходе событий мог быть расценен японскими священнослужителями, а также простыми воинами и крестьянами как прямое божественное вмешательство коми –японских синтоистских божеств. Коми кадзэ,божественный ветер…
Представление об особой защите со стороны богов земли Ямато основывалось на глубоко укоренившемся представлении об императоре-тэнно как прямом потомке богини Солнца Аматэрасу и представителе никогда не прерывавшейся династии. По мнению японских интеллектуалов былых времен, божественный ветер насылался богами ками по разным поводам не единожды, и, получается, случай с монголами даже не самый ранний (хотя и самый широко известный). Уэда Акинари (1734–1809), японский новеллист XVIII века, в рассказе «Круча Сираминэ» (входящий в знаменитый сборник «Луна в тумане», неоднократно издававшийся в русском переводе) воспроизводит один любопытный диалог между известным поэтом XII века Сайгё и духом императора Сутоку. Речь идет о книге китайского философа Мэн Кэ «Мэн-цзы» («Философ Мэн»), содержащей опасные и неподходящие, по мнению Сайгё, идеи о возможности свержения нечестивого правителя народом. Уэда Акинари вкладывает в уста Сайгё следующую сентенцию:
«Власть принадлежит богам. Так установлено, что никому не дано своевольно отнимать престолы… Все книги земли Хань – сутры, хроники, стихи, – все до одной привезены к нам, в Страну восходящего солнца, и только эта книга Мэн-цзы не привезена. Говорят, что всякий корабль, который везет к нам эту книгу, непременно попадает в бурю и тонет. А почему? Как я слыхал, боги опасаются появления у нас этого хитроумного сочинения, так как в последующие времена может объявиться злодей, который скажет: «Нет преступления в том, чтобы отнять престол у потомка богов». Между тем с тех пор, как богиня Аматэрасу основала нашу страну, ни разу не прерывалась династия императоров – ее потомков. Потому разгневанные боги, поднимая священный ветер «камикадзэ», губят корабли с книгами Мэн-цзы. И немало в учениях других стран такого, что не годится для нашей страны, хотя это и учения святых. Есть даже стихи:
Пусть дома ссорится семья —
У ней отпор врагу один.
Перевод А. Штукина
Эти стихотворные строчки, взятые Уэда Акинари из «Шицзина» (всемирно известного китайского сборника стихов и песен), неплохо перекликаются с призывами Ходзё Токимунэ ко всем японцам объединиться перед лицом врага и стать с молитвой и мечом на защиту родных очагов.
Истории о тонущих кораблях с книгой Мэн-цзы и флоте Хубилая объединяет прежде всего то, что в обоих случаях японские боги спасают свою страну от вторжения: в первом случае «идеологического», во втором – самого настоящего.
Последующие семь лет после описанного нами сражения войска Хубилая вели активную завоевательную политику на юге Китая, продолжая его покорение. В 1276 году император Сун признал себя вассалом и отдал победителям государственную печать: «Север и Юг стали одной семьей». Бывшего правителя ожидали ссылка в Тибет и монашество.
Хубилай брал один город Южного Китая за другим. На китайский престол был посажен мальчик, брат по отцу увезенного на север императора, сын наложницы. Корабль, на котором отплыл мальчик-император, затонул. Те, кто остался в живых, позже на допросе показали: преданный сановник Лу Сюфу взял своего государя на руки и вместе с ним бросился в море. Наследник империи Сун разделил печальную участь малолетнего японского императора Антоку, бросившегося за борт флагманского корабля флота Тайра в 1185 году при Данноура. Империя Сун погибла, весь Китай лежал у ног Хубилая. В 1277 году монголо-китайские войска предприняли попытку завоевания Бирмы (которую они повторили в 1287 году, оба раза чудовищно опустошив страну).
Хубилай еще в 1254 году преподнес своему учителю, тибетскому иерарху, главе секты Сакья Пагба-ламе титул ди ши –наставник императора, правда, почести ему воздавал лишь наедине, а на официальных встречах Пагба-лама держался как обычный подданный. Хан вручил Пагба-ламе свиток, на котором было написано: «Как истинный последователь Великого Будды, всемилостивейший и непобедимый правитель мира… я всегда проявлял особую любовь к монастырям и монахам вашей страны… Получая наставления от вас… и в награду за то, чему я научился от вас, я должен сделать вам подарок. Итак, это письмо и есть мой подарок. Оно дарует вам власть над всем Тибетом… Поскольку я избран быть вашим покровителем, ваш долг – исполнять учение божественного Будды. Этим письмом я возлагаю на себя обязанности покровителя вашей религии».
Новоявленный правитель Тибета так отблагодарил за высокую милость: «Великий хан, мне доподлинно известно, что ты – перевоплощение бодхисаттвы Маньчжушри, и это будет объявлено буддистам всей страны. Ты – бодхисаттва, великий правитель Чакравартин, царь веры, вращающий тысячу золотых колес!»
Но, воплощая в жизнь свои широкомасштабные планы на континенте, Хубилай не забывал и о «стране Чипангу». После провала первого похода великий хан продолжал направлять на Японские острова дипломатические миссии. Но теперь, после резни на островах Цусима и Ики, после боев на берегу бухты Хаката, уверенные в своих силах правители Страны восходящего солнца «разорвали дипломатические отношения» с империей Юань традиционным для тех времен способом – тем самым, который в 1238 году применили на Руси по отношению к монгольским послам рязанские князья. Они просто казнили послов Хубилая, причем сделали это дважды: 7 сентября 1275 года в Тацунокути и 29 июля 1279 года в Хакати. В последнем случае были казнены члены монгольской делегации, доставившие японскому правительству письмо с требованием подчинения.
После такой демонстрации силы с японской стороны стало более чем ясно, что нового похода на Японию не избежать. Для монголов покарать японцев за убийство послов было делом чести. Кроме того, после покорения Южного Китая в руки Хубилая попал большой морской и речной флот империи Сун – тысячи крупных джонок, которые можно было использовать для нового морского похода. И хан отдал приказ начать подготовку к невиданной по масштабам морской экспедиции.
Естественно, после внезапного поражения первого монгольского вторжения вера японцев в божественное покровительство над их страной должна была всячески укрепиться. Однако сиккэн Ходзё Токимунэ прекрасно понимал простую истину: «на ками надейся – но и сам не плошай» (да простит нам читатель такую вольную ее трактовку.) В связи с этим бакуфу предприняло несколько шагов разной степени эффективности. Во-первых, за семь лет, которые прошли между первым и вторым монгольским вторжениями, на берегу большой бухты Хаката была построена длинная каменная стена в двадцать миль длиной, от 1,5 до 3,5 м шириной у основания и от 1,5 до 5 м в высоту. К сожалению, это интересное фортификационное сооружение не сохранилось до наших дней. Эта стена (она неплохо видна на одном из фрагментов свитка «Мёко сурай экотоба») была сложена из необработанных камней, соединенных раствором. Со стороны, обращенной к морю, она была отвесной и пологой – со стороны внутренней, так, что на нее вполне мог въехать верхом юмитори(самурай-лучник). Северный конец стены немного не доходил до длинной песчаной отмели Сига, куда, как помнит внимательный читатель, шторм выбрасывал в 1274 году монгольские корабли. Сооружение стены было делом дорогостоящим, и поэтому Стивен Тёрнбулл в свое время высказал сомнение в целесообразности этого проекта. Ведь потраченные деньги, силы и ресурсы можно было пустить, к примеру, на строительство флота. Но эти сомнения кажутся необоснованными – ведь именно линия старых рвов и валов помогла самураям сдержать в 1274 году корейскую пехоту и монгольскую конницу, и этот опыт был учтен. Кроме того, ведь флот в том виде, в котором он был известен японцам, все-таки был создан! Правда, широкомасштабные планы перенесения войны на вражескую территорию (в Корею), предложенные некоторыми даймёс Кюсю, для чего предлагалось построить побольше военно-транспортных кораблей, были отвергнуты Ходзё Токимунэ как слишком дорогостоящие и рискованные. Но японцы все же построили десятки (если не сотни) небольших маневренных суденышек, годных для абордажного боя, которые могли успешно действовать в прибрежных водах, среди хорошо известных уроженцам Кюсю отмелей и рифов.
Кроме того, были разработаны четкие мобилизационные планы на случай монгольского вторжения. Самураи четырех западных провинций Кюсю – Хидзэн, Тикуго, Хиго и Сацума – должны были защищать морское побережье в пределах территории провинций. Для этого были созданы отряды береговой охраны, а также проведены мобилизационные мероприятия и на Хонсю – в конце концов, ведь монголы могли попытаться высадиться и там, растянув силы обороняющихся.
О том, что вторжения грозных врагов не избежать, напоминали не только донесения агентов с материка. Об этом продолжал твердить и неугомонный проповедник Нитирэн, создатель буддийской секты «Нитирэн-сю» –единственной нетерпимой по отношению к другим учениям ветви японского буддизма, в основе учения которой лежало почитание Сутры Лотоса Божественного Закона.