Страна золотых пагод
Шрифт:
Правда, некоторое время исследователей смущали статистические выкладки бирманской комиссии по переписи населения, согласно которым почти все жители страны называют себя буддистами. Но как выяснилось впоследствии, этот факт сам по себе не означает, что основу мировоззрения бирманцев составляет философия буддизма. Скорее в данном случае может быть сделан вывод о тождестве национальной и религиозной принадлежности у бирманцев. И наконец, — что самое главное — речь здесь должна идти не о самой философской доктрине, а о том, как ее представляет себе «массовый» верующий сквозь призму собственного жизненного опыта и местного анимистического контекста.
Следует сразу отметить, что в этих представлениях все идеалы и принципы буддизма радикально переиначены. Так, если каноническая доктрина видит конец страданию в разрыве с окружающим миром и переносит спасение в неопределенное будущее, то бирманские рядовые верующие склонны усматривать в буддизме средство к избавлению от конкретных видов страдания уже в текущем жизненном процессе. Простой повседневный опыт подсказывает верующим, что страдание не вечно, а преходяще. Поэтому они не воспринимают канонический тезис о том, что всеобщая изменчивость (аничча) имеет своим неизбежным следствием бесконечные страдания (дукха). Наоборот, именно принцип «аничча» гарантирует преходящий характер «дукха».
Своеобразно преломляется в народном буддизме и догмат о желании, которое в каноническом буддизме считается одной из непосредственных предпосылок страдания. Когда бирманцев спрашивают о причинах неудач и мучений, почти каждый из них указывает на влияние духов, плохую погоду, неурожай и т. п. Получается, что в основе страдания лежат преимущественно случайные, внешние факторы, что вызывается оно не самим желанием, а скорее несбывшимся желанием. Поэтому и смысл спасения видится не в уничтожении желания (как это предписывает канонический буддизм), а в его удовлетворении, не в выходе из мира чувственного бытия, а в достижении лучшего перерождения в нем. Отсюда и нирвана воспринимается в качестве «формы жизни высших наслаждений».
Как и все буддисты мира, бирманцы убеждены, что качество нового перерождения по закону кармы находится в прямой зависимости от количества приобретенных заслуг. В то же время они слабо представляют себе сам механизм перерождения. В буддийской литературе речь идет о распаде и новом сочетании пяти элементов, составляющих живое существо (телесность, ощущения, представления, желания, познание). Однако рядовые верующие склонны рассматривать перерождение в свете местной анимистической традиции, стержень которой — вера в бессмертную душу.
Казалось бы, признание души как отличной от тела, неизменной субстанции бьет по самому основанию буддизма, отрицающему существование души. Однако с точки зрения народного буддизма признание вечной души необходимо. Ибо как же иначе закон кармического воздаяния может реализовать себя? Ортодоксальная доктрина не учитывает того момента, что воздаяние за содеянное в настоящей жизни коснется в будущем перерождении совсем другого индивида. Для верующего бирманца такое воздаяние теряет смысл. Вот почему веру в существование души разделяют сейчас даже некоторые просвещенные монахи. Признавая веру в бессмертную душу и в мир сверхъестественного, народный буддизм не только легализует магические средства воздействия на этот мир, но и сам становится таким средством. Отсюда и культ Будды как высшего из натов, и молитвенные обращения к нему за помощью.
Наряду с этим необходимо учитывать, что суть трансформации буддизма на уровне народных верований состоит не только в приобщении к местному анимизму. Оказавшись в соответствующих условиях, эта религия также активно возрождает собственный арсенал архаических воззрений, представленный элементами брахманизма, индуизма, отрывками учений наивно-материалистических школ Индии, фрагментами древнеиндийского фольклора и т. п. Таким образом, буддийская идеология не просто отрицает веру в душу, бога, магию, а как бы снимает с себя генетически заложенное в ней собственное идейное прошлое, соотносимое и по форме и по содержанию с прошлым всех религий мира, то есть предстает в том виде, который в ходе философской эволюции буддизма был уже преодолен.
Означает ли все это, что буддизм на бирманской почве перестает быть самим собой? Ни в коей мере. Наоборот, именно там он предстает в своем реальном обличий «народной» религии. И лишь неспособность (или нежелание) отдельных авторов разобраться в диалектическом антагонизме теологии и религиозной культовой практики обусловливает дискуссии по этому поводу. Не так просто обстоит дело и с «миролюбием» буддизма, его «невмешательством», знаменитой «терпимостью» и заповедью «не убий». Достаточно вспомнить, что в период средневековья под знаменем распространения учения Будды велись кровопролитные войны, покорялись народы и государства. В 30-х и 40-х годах XX века буддизм составлял идейно-политическое обрамление бирманского национализма, поднявшего народ на вооруженную борьбу с колонизаторами. В середине 50-х годов он участвовал в парламентской борьбе за власть. В 60-х и 70-х годах буддийская община давала прибежище повстанческим элементам, ведущим вооруженную борьбу с правительством. В Рангуне еще свежи воспоминания о поддержанных монахами воинственных студенческих выступлениях в связи с похоронами бывшего генерального секретаря ООН У Тана.
В целом взаимоотношения сангхи и государства в Бирме служат весьма показательным примером сложности и неоднозначности проблем религиозной ситуации в этой стране и наряду с вышеизложенными метаморфозами буддийского вероучения на бирманской почве составляют предмет специальных научных исследований.
Завершая предисловие к книге С. Рамешовой, заметим, что ее рукопись была написана в середине 70-х годов. Вопреки утверждениям отдельных западных обозревателей о том, что «время остановилось в Бирме», процесс социально-экономических преобразований в стране в последующее десятилетие продолжал набирать силу. Состоявшиеся в 1981 и 1985 годах IV и V съезды правящей ПБСП ознаменовали дальнейшее повышение ее руководящей роли во всех областях общественной жизни. Упрочилось положение народных советов как проводников линии центральных властей на местах. Окрепли массовые общественные организации. Возникли различные объединения творческой интеллигенции — писателей, журналистов, скульпторов, киноработников и т. д. Оживились международные деловые связи Бирмы. В стремлении решить сложные экономические проблемы путем расширения притока иностранной помощи и крупных внешних инвестиций бирманцы решились принять «услуги» печально известного Международного банка реконструкции и развития, пошли на экспериментальное создание смешанных предприятий с участием западногерманских предпринимателей. Прочные позиции завоевали на бирманском рынке японские концерны, которые финансируют и технически обеспечивают правительственные проекты в области геологоразведки, лесоразработок, связи, телекоммуникаций, одновременно способствуя расширению информационного потока из капиталистического мира.
С 1980 года в Рангуне действует созданное японцами телевидение, которое наряду с быстро развивающимся местным кинематографом, преимущественно коммерческим, служит мощным проводником современной «массовой культуры».
Наводнение бирманских городов японской электромузыкальной аппаратурой повлекло за собой повсеместное создание частных студий звукозаписи и вокально-инструментальных ансамблей по западному образцу, способствующих переориентации вкусов молодежи в сторону от традиционных национальных музыкальных, песенных и танцевальных жанров. Кроме того, из Гонконга и стран АСЕАН на Бирму распространилась сфера подпольного видеобизнеса со всеми его воспитательными издержками.
Местные власти принимают меры по сдерживанию этих тенденций. Но влияние иностранных идеалов и жизненных стереотипов неуклонно проникает в бирманскую семью, в сферу общественных отношений, изменяет даже казавшуюся С. Рамешовой непоколебимой моду…
Разумеется, приобщение к зарубежному опыту и техническим достижениям само по себе нельзя рассматривать только как отрицательный фактор. Все зависит от того, что конкретно, для каких целей и в чьих интересах заимствуется. Не всегда этот процесс полностью поддается и правительственному контролю, ибо влияние современной научно-технической революции, как известно, глобально по своим масштабам и последствиям. А в отношении таких стран, как Бирма, с легкой руки монополистического капитала оно к тому же может носить интервенционистский характер.