Страна золотых пагод
Шрифт:
Счастливое место было трижды «указано» Миндону во сне могущественными натами. Но увидеть сон — одно, а истолковать его — другое. Это было делом придворных астрологов. А им, как утверждают злые языки, не хотелось оставлять насиженное место и переносить двор. Но что было делать? Король есть король.
Когда стало очевидным, что он не откажется от своего намерения, придворные мудрецы сдались и, поразмыслив, высказали мнение, что единственное место, которое может принести процветание стране, славу королю и возрождение блеска буддизму, — подножие Мандалайского холма.
От него столица получила свое название — Мандалай. Но вряд ли только «вещие» сны и предсказания астрологов руководили действиями Миндона. Он торопился: Нижняя Бирма уже была занята англичанами, и угроза с юга нарастала. Дальновидный политик, Миндон решил построить новую, хорошо укрепленную столицу, которая могла бы противостоять колонизаторам. А чтобы придать вес новой столице, была пущена в ход легенда о пророчестве Будды.
Гора давно считалась священной. По преданию, ее когда-то посетил сам Будда со своим учеником Анандой и предрек, что здесь в 2400 году после создания его учения встанет великий город, центр буддизма. Стало быть, год для основания столицы был выбран правильно. Оставалось лишь определить счастливый день заложения первого камня. Придворные прорицатели назвали и этот день: пятница, 13 февраля.
У подножия холма был выбран участок земли, квадрат два на два километра. Его обнесли широким рвом и стеной из красного кирпича с двенадцатью воротами. На стене соорудили сорок восемь сторожевых башен, установили орудия. Ежечасно слышалась перекличка сторожевых, ходивших по крепостной стене. Но эти стены уже были анахронизмом для XIX века, а короткоствольные бирманские пушки не могли противостоять английской артиллерии.
Тем не менее за стеной через год с небольшим вырос прекрасный дворец и удивительный город. Он был весь из дерева. Дворец, монастыри с резными крышами сказочной красоты, дома — всё было деревянным.
Весной 1858 года король Миндон со всем двором торжественно переселился сюда. В считанные дни сто тысяч жителей Амарапуры разобрали свои дома, погрузили скарб на буйволиные повозки и тоже прибыли в новую столицу, хотя строительство городских стен, валов, ворот и рва было закончено только через год. Надписи на столбах перед воротами города гласили, что Мандалай был окончательно отстроен 23 мая 1859 года.
За крепостными стенами раскинулись сады с прудами, библиотека, Монетный двор (Миндон впервые стал чеканить монеты), помещения для прислуги, стойла для слонов, казармы для охраны. Горе тому, кто осмелился бы непрошеным приблизиться ко дворцу.
Двенадцать павильонов дворца блистали позолотой, мозаикой, удивляли филигранной резьбой по дереву. Парадные залы растянулись на сотни метров. Как в любом бирманском помещении, во дворце было две зоны — парадная, восточная, и западная, жилая.
В восточной части размещалась анфилада тронных залов, в западной жили многочисленные жены и дети короля.
Главной считалась королева Южного дворца, у нее был титул «тонпхлан сан». За ней шла королева Северного дворца, затем — Изумрудного озера, королева бамбука и так далее.
Восемь тронных залов было во дворце, и у каждого свое предназначение.
Главный, Львиный трон под семиярусной крышей занимали король с королевой во время торжественных приемов. На Гусином троне король принимал иностранных послов. На троне Морских раковин давал ежедневные аудиенции. На троне Лилий восседала главная королева. В зале с Пчелиным троном праздновали свадьбы, провозглашали главную королеву, возвещали о рождении наследника. Здесь же каждый год в апреле встречали Тинджан.
К каждой стороне крепости через ров вел один мост. Лишь с западной стороны их было два. Второй мост считался нечистым, или погребальным. А ворота, к которым он выходил, называли Ворота дурного предзнаменования. По этому мосту из горо-да вывозили мертвых. Согласно поверьям, мертвые тела оскверняли место, поэтому их без промедления вывозили за стены города.
Любопытно, что именно по «нечистому» мосту во дворец проходили иностранцы — миссионеры, дипломаты, посланники, торговцы. Так было заведено во времена правления последнего бирманского короля Тибо.
Люди, умершие насильственной смертью, становятся патами — такое суеверие бытовало не только в Бирме, но и в Лаосе, и в Таиланде. Из этого языческого суеверия развился варварский обычай, призванный сделать новое поселение непобедимым. Если духи умерщвленных людей возвращаются на место гибели и ревностно стерегут его покой, то нельзя ли их сделать стражами нового города?
Так возник кровавый ритуал — при закладке городов и дворцов заживо погребать людей под массивными столбами ворот и в углах оград. Считалось, что, умерев во славу города, они становятся его верными стражами — натами-тхейн.
Этот обычай, сохранявшийся вплоть до середины XIX века, находился в вопиющем противоречии с догмами буддизма, считающего смертным грехом лишение жизни любого живого существа. Религия оставалась в таких случаях в стороне. Решающее слово принадлежало звездочетам и прорицателям, а ими были при бирманских королевских дворах брахманы из индийского Манипура.
Был ли соблюден этот жестокий обычай при закладке Мандалая? Трудно сказать. В хрониках сообщений на этот счет нет. Но некоторые литературные источники подтверждают, что «этот ужасный факт произошел, несмотря на то что король, монахи и вельможи отвергали его».
Данные о количестве жертв противоречивы. Одни утверждают, что их было четыре. Другие уверяют, что были преданы смерти «ради всеобщего блага» пятьдесят два человека.
Жертв отбирали дворцовые звездочеты на основании «астрологических расчетов». Признаки для выбора несчастных были столь распространены, что их можно было приписать любому.
Однако, повторяю, в бирманских хрониках того времени упоминаются лишь горшки с маслом, закопанные под фундаментом крепости. По ним каждые семь лет звездочеты проверяли, надежна ли еще защита натов-тхейн, или нужны новые жертвоприношения. Если масло сохранялось нетронутым — город считался в безопасности, покровительство духов действовало.
В 1880 году, в правление преемника Миндона, короля Тибо, при проверке оказалось, что масло осталось целым лишь в единственном сосуде, в остальных либо высохло, либо через трещины вытекло и впиталось в землю.