Страницы моей жизни. Воспоминания, рассказы, сказки, эссе

Хейдок Альфред Петрович

Стрельба идёт во всю ивановскую. Партизаны грабили деревню. Когда попробовали было влезть к японцам, те застучали из пулемёта. Партизаны откатились назад и больше не совались. А кругом выстрелы, пули в зимнем воздухе летают с таким густым звуком!

Наступило утро, и партизаны ушли. И когда мы выбрались из своих окопов, милиционеры поймали одного из них. Но в это время прибежал другой милиционер, который успел побывать в квартире, где его семья жила, говорит, что партизаны все его манатки ограбили, унесли. Всё, что было у него и жены, забрали. Увидев пойманного партизана, не говоря ни слова, прикладываются и бац, стреляют в него. И вот в морозном воздухе он, пристреленный, дышит и с каждым дыханием из раны вылетает кровь с паром…

Потом

узнаём, что партизаны ночью забрали и моего делопроизводителя. В Тамбовке была паровая мельница, и с неё захватили трёх казаков, которые приехали из станицы Волковской молоть муку. Узнали также, что двум крестьянам удалось запрячь в двуколку хороших лошадей. Они вырвались ночью из Тамбовки и поехали во всю прыть в город за подмогой. Поэтому можно ждать из города прихода войск. И действительно, часам к десяти утра они прибыли. Это было японское войско, оно двинулось по следам отступивших партизан в деревню Кутеевку. Я присоединился к ним со своими милиционерами.

Мы искали нашего делопроизводителя и нашли его и трёх казаков недалеко от деревни Тамбовки, в овраге, раздетых донага, изрубленных, истыканных как только можно. Потом им были приданы издевательские позы, и так они были заморожены. А мой делопроизводитель был поставлен на колени и держал в руках собственное сердце.

Мы поехали дальше в Кутеевку. Японское командование, зная, что в этой деревне дают приют партизанам, приказало мне поджечь её. Я отказался. Мои милиционеры, возмущённые, меня поддержали. И тогда японцы очень рассердились на меня, но сами не стали поджигать. Они вернулись, но уже со мной не разговаривали.

Когда я возвратился домой, то в канцелярии нашёл свою жену. Оказывается, она в Благовещенске узнала от того крестьянина, который ночью прорвался в город за подмогой и заехал к ней, что меня атакуют партизаны. Моя жена решила разделить мою участь или бороться за меня и потому примчалась. Я был очень, с одной стороны, тронут такой преданностью и заботливостью, а с другой стороны, озабочен: кто его знает, как пойдут дальше дела?

И вдруг в соседней комнате выстрел, пуля пробивает две стены, совсем около нас. Как она не задела нас? Выскакиваю в переднюю, она полна милиционеров и у одного в руках винтовка. Оказывается, он произвёл нечаянный выстрел. Я был возмущён и бац его, по щекам. Потом я отошёл. Пришёл в свою комнату, и сразу подумал, как я неправильно поступил. Ведь человек же не нарочно выстрелил. Я помчался обратно в переднюю и в присутствии десяти-пятнадцати милиционеров попросил прощения у того, кого ударил по щекам. И с тех пор, я замечал, что милиционеры прониклись ко мне особой любовью, как и человек, которого я ударил.

И вот поступают сведения, что красные наступают опять. Я думаю, начнётся сейчас стрельба, куда я дену жену? Помчался к японцам просить, чтобы разрешили в школе побыть моей жене. Отказали, рассердившись. Тогда я решил ехать с милиционерами в город. А у меня всегда около канцелярии дежурили подводы. Я нагрузил на них четыре трупа: трёх казаков и своего делопроизводителя, закрыл их сеном, чтобы не видно было. И со всеми своими милиционерами ночью двинулись в Благовещенск. Там у меня была квартира, где жила жена. Подводы оставил во дворе этой квартиры, сам лёг спать.

А ночью соседний домохозяин, видя, что я привёз и поставил во дворе воз, закрытый сеном, решил, что я, как начальник милиции, привёз награбленные продукты или имущество. И он решил посмотреть, что я награбил? Начал он это сено ворошить и нащупал трупы, и был страшно изумлён и огорчён.

Добавлю ещё пару штрихов. Когда я был короткое время начальником милиции, то всеми мерами пытался делать людям добро, оказывать уважение. Приходит ко мне старик какой-то, нет стула, я заставил принести его, усадил старика, он был так тронут, что таким дрожащим голосом говорит мне: «А вы, господин начальник, видно, старых людей уважаете».

А ещё был такой

случай. Я получил предписание из города обратить внимание на одного человека, будто он якшается с партизанами. Велел милиционерам навести справки, и оказалось, что обвинение без основания. Но у властей-то, которые писали, могут быть ложные доносы, и человека арестовать могут, а то и расстрелять. А он хозяин дома, женатый. Так я совершил тогда преступление с точки зрения закона. Я вызвал этого человека к себе и посоветовал ему бежать на китайскую территорию, ибо ему угрожает арест. Он поблагодарил меня за совет и бежал. На левом берегу Амура стоит город Благовещенск – русский, а на правом – китайский Сахалям. И в этом городе была большая паровая мельница. И он, этот человек, устроился там мукомолом и прекрасно зажил.

Теперь ещё расскажу. Красные партизаны рыщут, ночуют то в одной деревне, то в другой. Я посылаю с пакетом на почту, 20 вёрст, крестьянина с подводой. А в этой деревне оказались партизаны. Они задержали крестьянина, взяли пакет, прочли его, вернули и послали крестьянина обратно, велели передать мне, чтобы я шёл к ним сражаться. Я послал этого же крестьянина опять к ним с такими словами, что у меня теперь мало милиционеров и потому я не приду. Но когда будет больше – то приду.

Но мне не пришлось этого делать. Тут я пропущу многое. Власть белых пала и была передана Политическому Центру. Не большевикам. А Политический Центр, мы знали, на другой день передаст большевикам. Поэтому пока их нету, можно бежать. Я одно время думал идти партизанить против, но жена меня не пустила. Одела и повела на берег Амура, направила бежать в Харбин. Пришлось 600 километров по пустыне ехать, потом по железной дороге, и всё это без денег.

В Китае, в Маньчжурии, я сначала жил без супруги. Потом вскоре она приехала ко мне. Когда это произошло, я уже был не только начальником участка, а помощником начальника всего Амурского уезда по оперативной части. И пропуски ехать через границу уже сам выписывал. Чтобы бежать, я сам себе выписал пропуск через русскую границу, хотя его уже в этот день не требовали.

Жена осталась на берегу смотреть, как я через Амур иду на китайскую сторону. Я шёл без денег в надежде присоединиться к каким-нибудь другим бежавшим. На другом берегу меня, оказалось, ждал человек. Он встретил меня восклицанием: «С самого утра жду вас здесь! Пойдёмте ко мне». Это был тот человек, которому я посоветовал бежать на китайскую сторону. В благодарность за то, что я ему дал такой хороший совет, он, когда народ из Благовещенска повалил на китайскую сторону, с самого утра дежурил, чтобы пригласить меня к себе на пельмени. Так что я получил награду за своё доброе отношение к нему.

Ну а теперь второй трогательный эпизод. На второй день после моего бегства партизаны захватили Благовещенск. Как это произошло, жена мне потом рассказала. Партизаны вступали в город как раз по той улице, на которой находилась наша квартира. И сосед, который щупал мертвецов в повозке моей, тоже пошёл смотреть, как партизаны вступают в город. Моя жена и сосед стоят рядом и разговаривают. А партизаны верхом на лошадях медленно въезжают в город, двигаясь мимо них. И в числе этих партизан сосед вдруг опознал своего племянника и крикнул ему: «Петя, это ты?» И Петя увидел дядю, сразу повернул коня, соскакивает, подходит и здоровается с ним. И тут происходит то, о чём мне жена рассказывала: у неё волосы чуть не вставали дыбом. Сосед вдруг говорит этому самому партизану: «А ты знаешь, кто стоит рядом со мной?» – указывая на мою жену. Тот говорит: «Нет, не знаю». «Так это же, – говорит, – жена начальника милиции». Моя жена думала, что он её прикончит ударом шашки. К её удивлению партизан подходит к ней и подаёт ей руку с такими словами: «Хороший человек ваш муж. Где он теперь?» «Бежал, – отвечает, – на китайскую сторону». «Правильно сделал, под горячую руку, знаете, и хорошего человека можно укокошить». И на этом всё кончилось.