Странник поневоле
Шрифт:
– Да ну, с чего вы взяли, любезный?! – в тон рыцарю ответил Богдан, пуская по губам лёгкую улыбку. – Я такого не говорил, но будьте уверены: если бы считал так, то вы узнали бы об этом первым.
– Благородные рыцари, – немного волнуясь, заметила Феофана, – не стоит спорить здесь, во дворце короля. Да и спор у вас какой-то надуманный.
– Действительно, – поддержал девушку граф Конрад, – сейчас совсем не место и не время для какого-то выяснения отношений!
Вайк шумно вздохнул, словно мирясь с нанесённым ему оскорблением:
– Юноша пользуется местом и временем. Его счастье, что поединки во время турниров запрещены, кроме как на рыцарском поле!
Богдан покачал головой. Возможно, разговор с Вайком вообще не следовало поддерживать, особенно
– Знаете, любезный, – начал он, но тут вступился граф.
– Господа, господа! – успокаивающим тоном громко произнёс Конрад. – Я предлагаю провести очередной турнир…
Богдан удивлённо поднял на него глаза, но граф выдал совершенно неожиданное для землянина предложение:
– Турнир по стихам! Как-то давно у нас при дворе не соревновались рыцари не только в умении действовать копьём и мечом, но и изящным словом завоёвывать сердца дам.
– И правда! – раздались возгласы из толпы. – Давно пора провести нечто подобное!
– Да, граф, у рыцарей, уверен, нет возражений, – проворковала дородная дама в розовом с красным платье-блио и желтоватой вуали, закреплённой на высокой причёске золотым обручем. – Пусть рыцари докажут свою образованность, как они уже доказывали не раз свою силу.
– Кто доказывал, а кто… – проворчал Вайк, отступая чуть назад и буравя глазами Богдана, пожавшего плечами и ещё раз улыбнувшегося рыцарю.
Толпа, в основном женская половина, захлопала в ладоши. Граф Конрад дал какие-то указания слугам, и те удалились. Богдан с интересом следил за развитием событий.
– Как будет проводиться такое состязание? – поинтересовался он у графа.
– Сейчас принесёт бумагу и пишущие палочки, – объяснил граф, улыбаясь, – и устроим турнир.
Богдан удивился: по его мнению, на Земле тысячу лет тому назад в Европе грамотных людей было мало даже среди знати, а тут, стало быть, свободно пользовались бумагой и «пишущими палочками». Что ж, посмотрим, что это за турнир – всё полезнее, чем препираться с придурком Вайком!
Слуги принесли письменные принадлежности и первые увиденные здесь Богданом песочные часы – две колбы кубиков по двести в деревянной рамке-подставке. Всё-таки прогресс на грани Европы имел место – бумага была хоть и плотная, желтоватая, однако самая настоящая. «Пишущие палочки» оказались тонкими стерженьками свинца, вставленными в деревянные оправы – ни дать ни взять карандаши. По мере стирания свинцовый стержень выдвигался с помощью деревянного стрежня, вставленного с противоположного конца. Писали по бумаге такие карандаши, правда, бледновато, но вполне различимо. Для того чтобы придворным было удобно писать, были поданы дощечки с зажимчиками, куда вставлялись листочки.
Богдан рассчитывал остаться в стороне, чтобы лишний раз не привлекать внимания к своей персоне, как и советовал Тассилон, однако Феофана лично подала ему дощечку с бумагой и карандаш:
– Умоляю вас, барон, напишите что-нибудь!
– О чём же писать, о несравненная? – немного растерялся Богдан.
Граф Конрад, сам уже обзаведшийся дощечкой, шепнул ему вполголоса:
– О чём же можно писать? Конечно, о чем-нибудь такое, в честь прекрасных дам!
Он взял песочные часы и поставил их на высокий каменный постамент рядом с перилами. Судя по скорости высыпания песка, часы были рассчитаны минут на пятнадцать-двадцать.
– Благородные рыцари, у вас есть ровно столько времени, сколько песка в верхнем сосуде этих часов, – провозгласил он.
Вокруг почти все придворные мужского пола старательно заводили карандашами по бумаге. Богдану не оставалось ничего иного, как тоже «взяться за перо».
– Тряхнём стариной, – пробормотал он.
Будучи ребёнком разносторонним и любознательным, он классе в восьмом посещал школьный литературный кружок, писал какие-то стишки и рассказики, и преподаватель говорила, что «получается неплохо». Но покойные мама и отец относились к увлечению сына литературой более чем скептически,
Богдан встретился глазами с Феофаной, подмигнул ей украдкой и погрузился в сочинительство. О чём было писать? Первую минуту-две он и представить себе не мог – о чём. А потом вдруг неожиданно пришла тема: он же странствует, он заброшен судьбой далеко-далеко, он опасается приключений, но сам же их и ищет, он ждёт встречи с «прекрасной дамой», а всем врагам готов дать отпор ценой собственной жизни.
Удивительно было писать на языке, на котором ты ни разу до этого не писал, да и говорить начал недавно. Но знания, вложенные в голову хитроумными устройствами во дворце, всплывали сами собой, и серые свинцовые строчки ложились на плотную бумагу, которую в Средние века вряд ли умели делать в Европе в подобном качестве и количестве.
Вот что накропал Богдан, когда уже последние песчинки высыпались из верхней емкости часов:
Странник я, а это значит,Что дорога – мой удел.Солнце, дождь или туманы,Или стылых гор предел:emmГрань сменяя новой гранью,Мир открылся мне иной,И, затеяв спор случайный,Я веду игру с судьбой.emmОбретаю и теряю,Но на месте не стою.Я здесь – странник поневоле,Сам вершу судьбу свою.emmИ в конце дороги длинной,Ради дамы, сердцу милой,Выпью чашу я победы —Или окажусь в могиле.emmА глупцы, что драки ищут,Пусть запомнят наперёд:Если меч мой не достанет,Так кулак везде найдёт!Ритм стихов ломался, но написано было от души и с намёками на реальные обстоятельства, с которыми юноша уже столкнулся. Граф Конрад, принимавший у Богдана листок, пробежал строчки и удивлённо вскинул взор:
– Однако, какой у вас слог, барон! – негромко заметил он.
Богдан пожал плечами. Он обратил внимание, что не все рыцари смогли написать что-либо вовремя. Среди тех, кто с досадой комкал исчёрканные листки, оказался и Вайк.
Граф собрал листочки и вместе с баронессой Феофаной и ещё несколькими дамами стал просматривать творения храбрых воинов, среди которых затесались и стихи Богдана.