Странник. Хроники Альрата
Шрифт:
Это случилось через полтора месяца после того, как меня привезли на Желтую землю. Был конец лета, стояла жара, да такая, что сегодняшняя с ней и рядом не валялась, уже начинал дуть ветер, и воздух обжигал, а песок оставлял на коже кровавые ссадины. Дни сливались в один: утро, спуск в гробницу, и двенадцать часов лежать на спине и рисовать, пока глаза не начнут слезиться от плохого света, а руки не перестанут двигаться, потом подъем на поверхность, аваго, самогон и сон, больший похож на бред. Через пару недель такой жизни мне захотелось сигануть с этих проклятых лесов и свернуть себе шею. Еще через неделю я решил, что высоты лесов недостаточно, и всерьез задумался над тем, чтобы прыгнуть в шахту гробницы, даже как-то раз стоял там несколько часов и смотрел вниз, пока меня не оттащили от края. В конце концов, я напился и решил, что просто уйду в пустыню, умру там от жары и жажды, и пусть мое тело кто-нибудь случайно выкопает лет через сто-двести. Спьяну идея показалась гениальной, и я поплелся исполнять свой план. От городка я шел несколько часов, видимо намотав кучу кругов, потом взобрался на дюну, запутался в ногах, полетел кубарем по склону и грохнулся в яму. Будучи пьяным, я не получил никаких повреждений, кроме очередного жестокого разочарования в собственной судьбе. Я сел, тряхнул головой, потом достал фонарь – а почему-то я взял с собой фонарь, только не спрашивайте, с какой целью, не имею ни малейшего понятия – и решил выяснить, куда я, собственно, попал. Яма была неглубокой, всего-то метра три, выбраться из нее было вполне реально, но потом я увидел коридор. Выглядел он не слишком безопасно, но учитывая, что я и так собирался умирать, меня это не слишком
Боги не дадут соврать, я видел много чего, в свое время я прошерстил все запасники Царских коллекций и имел честь наслаждаться великолепными произведениями искусства, которые создавали на протяжении тысячелетий. Но это… Сначала я даже подумал, что кто-то по бедности своей оклеил стены гробницы фотообоями, ну знаете, такими как в магазинах в дешевых районах – тропический закат во всю стену. Но нет, это была роспись, и в тех местах, где еще оставались краски, они горели огнем. Я подошел ближе, чуть не споткнувшись обо что-то на полу, и уставился на стену. Гробница была очень старой, на этой стене рисовали очень и очень давно, и тем поразительнее все это выглядело. В древности искусство Альрата было двумерным: фигуры и предметы изображались плоскими и практически схематичными, лица рисовали только в профиль, и они всегда получались одинаковыми и лишенными конкретных черт. Да, в этом был определенный стиль, но он однообразен, он не передает динамики, хотя может быть очень тщателен в деталях. Лишь не так давно светское искусство начало отходить от этих канонов, позволяя объемные изображения. Светское, но не религиозное. В гробнице Вейта Ритала мне до сих пор приходится малевать повернутые боком фигуры, руки которых согнуты под прямыми углами. Конечно, все уже не так строго, как раньше, но все еще безумно далеко от того, что я рисовал на Альрате. Но в этой гробнице все не так. Совсем не так. Я как будто попал в зал, стены которого сплошь завешаны картинами. У каждой картины даже была золотая рама и подпись, тоже нарисованные. Картины были объемными, когда-то яркими, каждая с идеальной композицией и перспективой. Целая сотня произведений искусства и одно единое произведение в целом. Эти картины, там где они не потускнели, выглядели так, как будто светились изнутри. Удивительно. Такие краски можно сделать, но я никогда не видел и не слышал, чтобы их использовали. Закрыв, наконец, рот, я начал водить фонарем по стенам. Одни картины были пейзажами, другие портретами одного и того же человека, на третьих этот же человек изображался в разных местах и при разных обстоятельствах. Он был еще не стар, пожалуй, лет сорока-пятидесяти, у него было правильное лицо, нос с горбинкой и пронзительный взгляд, но не такой, как у Стоящего по правую руку Царя Диммита, не к ночи он будет помянут, а задумчивый и наполненный печалью.
– Кто ты? – спросил я.
И правда, кто ты такой? Почему ты решил так странно украсить свое последнее пристанище? Спохватившись, я поводил фонарем по полу, и картина стала проясняться. Ну да, когда-то здесь стояли ящики с погребальными дарами, которые грабители, проделавшие дыру в стене, выволокли наружу. Вероятно, здесь же был и гроб, и куча досок в углу – это все, что от него осталось. Луч фонаря осветил что-то белое, то, обо что я споткнулся, когда входил в камеру. Это был человеческий череп. Я сел на корточки и заглянул в пустые темные глазницы.
– Кто ты? – снова спросил я.
Никто мне не ответил, потому что одной бутылки недостаточно, чтобы допиться до белой горячки. Но ответ и не требовался – он был на стенах, покрытый пылью веков, местами обвалившийся, местами истлевший, но он был. Содержимое стен в моем воображении сжалось в одну яркую точку и оказалось внутри этого пустого белого черепа. Я осторожно поднял его с пола и положил на доски в углу, потом снова посмотрел на стены. В этот момент я понял, чем я займусь на Желтой земле.
Следующие полтора месяца я приходил в гробницу почти каждую ночь за исключением тех, на которые приходились песчаные бури. Я работал от заката до рассвета, потом спускался в гробницу Вейта Ритала и бесстыже отсыпался до обеда на своих лесах. За это время я нарисовал только поклонение Лаиру Тарту и Раксу Гриалу и набросал контуры Хмаса, зато здесь, в этом месте, принадлежавшем только мне, я сделал многое. Для начала я занялся укреплением коридора, потому что мне как-то перехотелось умирать под каменным обвалом, а тем более, остаться замурованным в этой маленькой гробнице. Пришлось воровать пластик, путем сложного обмена заполучить инструменты, которыми его можно резать, и только после этого получилось укрепить проход. Потом свет. Опять та же схема обмена и воровства, ну и помощь парочки отзывчивых работяг, которым нравились мои байки про дворцовую жизнь Ландера – и вот я обзавелся фонарями, аккумулятором, проводами и парочкой железных листов. Эти проклятые листы я полировал недели две, стерев руки в кровь, но результат превзошел все мои ожидания. Я наконец-то увидел всю камеру целиком в таком ярком свете, в котором ее, наверное, никто никогда не видел. Состояние всей этой красоты было, мягко говоря, неважным, и я понял, что работа мне предстоит долгая. Я хотел все это отреставрировать и вернуть в точности в тот вид, который имели эти стены, когда погребальную камеру запечатали. И тут передо мной встала другая проблема – состав красок. Как я уже говорил, они отличались от всего, что я видел раньше, и я понятия не имел, как их получили. Дело в том, что я самоучка. Да, я знаю кое-какие слова, ловко смешиваю краски, но мне никогда и в голову не приходило готовить их самому. Я всегда пользовался тем, что мне было доступно, а в большинстве случаев мне были доступны только бумага и карандаш, и этого было вполне достаточно. Проблема была серьезной, но не из тех, которые нельзя решить. Я осторожно соскреб краску с одной из фресок в небольшой герметичный пакет с надписью «Пищевой концентрат 17» и отправил его Благословенному Морну с указанием выяснить состав, найти такие же краски и прислать их мне. Все мои письма читают, так что мне пришлось наплести Руководителю работ по строительству Царской гробницы, что я собираюсь использовать новаторскую технику в оформлении гробницы Великого Царя. Я наговорил кучу слов, которые и сам-то с трудом понимал, но мой собеседник понимал еще меньше, так что «Пищевой концентрат 17» благополучно отправился на Альрат. Пока Морн боролся с этой задачей, я занялся владельцем гробницы, потому что у меня было мало желания каждый раз спотыкаться о его кости. Я восстановил гроб, насколько это было возможно. Он был деревянным, а значит, дорогим, потому что дерева на Желтой земле нет и никогда не было – его везли с Альрата. Вся облицовка была сорвана, так что остался только каркас, который мне удалось собрать. Дыры пришлось заделать все тем же пластиком. Потом я собрал кости, с маниакальной тщательностью просеял весь песок и нашел мельчайшие обломки. Там же оказалось массивное золотое кольцо, на котором было вырезано имя. Эсвель. И еще одно слово. Странник. Эсвель Странник. Не то, чтобы это меня удивило, я уже понял, что в этой гробнице лежит кто-то очень и очень выдающийся и своеобразный. Дело в том, что на Альрате двойное имя дозволено только Царю, да и то второе – это как правило имя какого-нибудь предыдущего Царя, который должен покровительствовать нынешнему. У простого человека второго имени нет, есть его принадлежность к храму. Я, например, Сентек из храма Даран, несущественного заведения с пятью Богами, к которым можно обратиться за несколько медных грошей. Морн – это Морн из храма Аним. А вот если ты получаешь какую-нибудь важную должность, то в первую очередь упоминается она, а не храм, так что я – Мастер Сентек, Морн – Благословенный Морн, Миртес – Великая Царица Миртес, а до этого Царевна Миртес и так далее. Ни про каких Странников я никогда не слышал, тем более, что это слово написано после имени, а не перед ним. Значит, это не должность, а что-то другое. Хотя, что тут гадать, достаточно посмотреть на фрески, и сразу становится понятно, что Эсвель посетил много мест. Возможно, он сам считал себя Странником, и поэтому написал это на своем кольце. Я почтительно положил кольцо в гроб.
Морн маялся с красками месяца полтора, написывая мне свои косноязычные послания, исполненные самобичевания и ахов и охов по поводу Алетры. Не будь он моей единственной связью с внешним миром, да еще и тем человеком, кто обеспечивает мою семью, я бы уже послал его куда подальше. Он бегал по Ландеру и искал каких-то химиков, физиков и чуть ли не военных инженеров. Наконец, судьба занесла его на геологический факультет университета, где ему за пять минут популярно объяснили, что в состав красок входит жард – тот самый минерал, который так любят в Аниме за его мистический блеск. Гениально! Я мог бы и сам догадаться. Как заверили Морна, в обычные красители просто добавили растертый жард, и так и получились эти удивительные краски. Загадка была решена, но это создало проблему номер два: жард – очень дорогой материал, его добывают в Радоре, но даже там он встречается редко, поэтому так и ценится. Где мне достать жард? Проспавшись на своем рабочем месте, я вдруг понял, что ответ все это время был у меня перед глазами – проклятый Вейт Ритал и его проклятый папаша, породивший нашего Великого Царя, да пусть его гробница обрушится через день после его упокоения. Я слез с лесов и отправился требовать встречи с Руководителем работ. Тоже, кстати, титул. Там я продолжил плести свою сказку про новаторскую технику, сказал, что хочу использовать для росписи гробницы краски на основе жарда. Правда, признался, что не уверен в успехе, но если мне дадут возможность для эксперимента, то я готов показать эскизы и отправить работу на утверждение. Я был убедителен, да и у Руководителя работ появилась возможность отличиться перед Царем. Через неделю я получил жард и засел в своей палатке. Результат превзошел мои самые смелые ожидания. Да, это были они, те самые поразившие меня искрящиеся цвета. Кем же ты был, Странник? Деревянный гроб, краски из жарда, которые стоят целое состояние, но при этом маленькая неглубокая гробница, затерянная в огромном некрополе. Получившиеся краски я как следует разбавил, нарисовал сцену из гробницы Вейта и в таком виде представил на чиновничий суд. В гробнице Странника я собирался использовать полноценный состав, а вот Вейт перебьется. Мой эскиз был воспринят благосклонно и отправился на Альрат, где его благополучно утвердили. Я получил жард, возможность один день в неделю тратить на приготовление красок и продолжил свою ночную жизнь за пределами городка. Пока длилась вся эта эпопея, осень сменилась зимой, ветер стих, и на его место пришел ледяной холод. Я затребовал у Морна книги по реставрации. Он прислал мне их с дюжину. Здесь их все чуть ли не на листы разложили – видимо, подозревали, что я могу вести с кем-то тайную переписку. На время совсем уж лютых морозов работы в гробнице остановили, и я, отогреваясь самогоном, выучил присланные книги наизусть. Теперь у меня были все возможности для того, чтобы работать в гробнице Странника и раскрыть его тайны.
Пришла весна. Вейт Ритал сиял искрами жарда с потолка Зала Почтения, а Странник Эсвель открывал свое лицо. Медленно, сантиметр за сантиметром, передо мной представала одна удивительная история за другой. Он жил тысячу двести лет назад, родился при царе VI династии Кайлете Меруве, пережил трех его незадачливых братьев, правивших по нескольку лет, и умер уже при его племяннике, который оказался более везучим или просто умел избавляться от надоедливых родственников. Эсвель имел знатное происхождение, принадлежал к какому-то очень важному тогда храму, хотя и не к Аниму. В подписях к фрескам было указано, что несколько его родственников были обожествлены волей Великих Царей Альрата. Но семейное дело – что-то связанное с сельским хозяйством – Эсвеля не слишком привлекало, и он поступил на военную службу. Чтобы узнать все это, у меня ушел месяц, еще один, чтобы узнать следующую информацию, которая меня несколько озадачила. Эсвель был не солдатом, он был Навигатором, и судя по всему, это была элитная должность, требовавшая особых навыков. У меня очень смутные представления о военных делах, но я точно знал, что никаких навигаторов во флоте Альрата нет. Благословенному Морну пришлось прислать мне книги по древней военной истории, которые уже проверяли не столь тщательно. Хотя мне намекнули, что если я собираюсь закончить Зал Почтения до конца своей жизни, то мне следует ускориться. Пришлось дорисовать наконец-то контур Хмаса. Книги – а в моей ссылке мне категорически запрещен доступ к любой технике, так что спасибо Богам, что бумажные книги все еще существуют – были прочитаны после ударных трудов в гробнице Великого Царя. Я наконец-то понял, кто такой Навигатор. Это сейчас до Инсонельма можно долететь за две недели, а до Мирраера за три, а во времена Эсвеля все это занимало гораздо больше времени. Чтобы добраться до Инсонельма, нужно было потратить полгода. Это был долгий путь, требовавший очень тщательной прокладки курса и его своевременной корректировки. Этим и занимался Навигатор – практически главный человек на любом космическом корабле, потому что именно от него зависело, когда и куда этот корабль в конце концов прилетит. Война в те времена вообще выглядела уморительно, космические сражения могли длиться неделями и месяцами: один корабль замечал другой и брал курс на него, чтобы подойти на расстояние удара, требовалось весьма приличное время, да и корабль противника обычно на месте не стоял. Большой удачей было, если кто-то вообще в кого-то выстрелил, а уж тем более подбил. И здесь тоже важным было мастерство Навигатора, который мог предугадать курс противника и сразу отправить корабль в нужном направлении. Эсвель участвовал в десятке таких сражений, потому что в те времена Альрат в очередной раз воевал со своим ближайшим соседом Инсонельмом. Эсвель в каждом бою показывал себя выдающимся Навигатором и даже был лично награжден Великим Царем. Он получал все новые и новые чины, он прославлял свою семью своими подвигами. В то время Эсвель, пока еще достаточно молодой и амбициозный, весьма банально карабкался по карьерной лестнице, никаких тайн в его биографии не было, ни единого признака того, как странно он обретет свое послесмертие. И вот несколько недель назад я добрался до фрески, изображающей сидящего у окна Эсвеля. Восстановленная подпись рассказывала о конце его военной карьеры – вражеская атака, ранение, уход на достойный покой, хотя он мог бы еще воевать и воевать. Беглый взгляд на следующие изображения показывал, что именно в этот период его жизни и произошло нечто, что превратило выдающегося Навигатора в Странника. Сегодня я как раз начинаю фреску, которая должна открыть мне причину этой перемены.
Я направляю фонарь на стену и внимательно изучаю то, что мне предстоит восстановить. Прекрасно, как и все остальное. Кем бы ни был этот неизвестный художник, чье имя стерли века, он все еще живет в своих творениях. Каждый мазок кисти, каждый штрих карандаша воскрешает его. Я вижу его чуть ли не лучше, чем Эсвеля. У нас есть что-то общее: стремительность, нарушение канонов, презрение ко всему, что было до, мы оба творим на зло проклятым традициям, на зло правилам, на зло тому, что хотят видеть. Да… кем бы ты ни был, Мастер, в твоих творениях я вижу твою душу. Могу лишь надеяться, что столько же веков спустя кто-нибудь разглядит мою. Но Мастер подождет, он простит меня. А я начинаю с подписи к рисунку. Подписи выполнены не художником, мне сложно объяснить как, но я это знаю. Другая рука. Думаю, это рука самого Эсвеля. Что изображено на самой фреске, пока непонятно, сохранились только несколько кусков, середина выцвела, местами обрушилась, и мне придется очень много работать, чтобы ее восстановить, а вот с подписью все проще. Я направляю свет под определенным углом, использую пару трюков из книг, и вот передо мной надпись.
«На третий год правления Великого Царя Нисвенда Баша я отправился в новый мир. Мир этот именовался Та-Нечер. Он является лишь раз в века, и я был благословлен Великим Царем, чтобы стать первым из тех, кто его познает. Я был первым, кому Та-Нечер открыл свои богатства, я был первым, кому Та-Нечер открыл свои тайны, я был первым, кто ступил на землю Та-Нечер и познал его народ. Я был первым, кто ступил на Землю Богов».
Я перечитываю несколько раз, закрываю глаза, сижу так несколько минут и опять перечитываю. Та-Нечер. Мир, который является лишь раз в века.
– Та-Нечер, – шепчет Эсвель, глядя прямо на меня темными глазницами своего черепа.
– Та- Нечер, – вторит ему другой голос из глубины моей памяти.
– Та- Нечер, – произношу я вслух.
Как и тогда я чувствую, как моего лица касается мокрая от крови рука. Я чувствую запах крови, я вижу уходящую жизнь в широко распахнутых глазах. Как и тогда я очень хочу закричать, но снова ни единого звука не вырывается из моего горла.
10 лет назад, 11 год правления Царя Лаира Тарта