Странник
Шрифт:
— Спрошу иначе: вы принимали на содержание… э-э… больных лепрой?
— Прокаженные часто ищут помощи и сострадания в нашем госпитале, устав запрещает отказывать — дело милосердия свято для нашего братства.
— Это не ответ, сударь. Прошу осознать, что его величество не желает портить отношения с Орденом, и…
— Дела Ордена касаются только Ордена и Святой Матери-Церкви…
— Я могу незамедлительно пригласить сюда служителей Церкви — а именно, Священного Трибунала инквизиции. В соответствии с буллой папы Григория Девятого, распоряжения и требования Sanctum Officium не могут быть отклонены или игнорированы прелатами католической Церкви, за исключением Апостольского понтифика, к коему и следует апеллировать в спорных вопросах… Понтифик же далеко — в Авиньоне. Сударь, я хочу решить дело миром. Полюбовно. Поймите, если в комтурию прибудут отцы-инквизиторы, учинят здесь обыск, который непременно приведет к началу расследования, под ударом окажется ваш Орден. Я этого не желаю. А равно не желает и его величество король. Давайте постараемся сделать так, чтобы никто не пострадал и не остался в убытке. Вы… Осмелюсь спросить, вы дали слово? Возможно, тайна исповеди?
Пьер де Вакейрас промолчал. Только прикрыл глаза.
— Прекрасно. Позвольте я расскажу как было дело — это не затронет вашу честь дворянина и репутацию священника, подтверждать или опровергать мои умозаключения я не призываю и на этом не настаиваю.
— Как угодно, шевалье.
— Буду краток: Орден Бедных Рыцарей Храма Соломонова в течении последних лет раздирали внутренние противоречия. Капитул Тампля разделился на две партии: традиционалистов, державших сторону Жака де Моле, и реформаторов, которые понимали, что прошлое ушло безвозвратно и Орден в его нынешнем виде обречен. Старинное рыцарское братство, изначально ставившее перед собой высокие и святые цели с роковой неумолимостью превращалось в сборище торгашей, бездельников и мистиков — праздность разума приводит к ереси…
— Господин де Партене, вы прекрасно осведомлены, но этот секрет давно перестал быть настоящим секретом. О непокое в капитуле Тампля знал каждый, но никто не говорил вслух.
— Позвольте окончить, монсеньор. Реформисты во главе с командором Жераром де Вилье стояли за объединение Госпиталя и Тампля, слитые воедино богатство храмовников и чистая душа иоаннитов позволили бы нанести сокрушительный удар по сарацинам и вернуть Иерусалим. Де Моле был против: его вполне устраивало текущее положение дел, единственной целью была власть ради власти — огромная власть, сопоставимая с королевской. Или даже с папской. Орден-государство, наподобие владений Тевтонцев. Только Германские рыцари владеют клочком земли на границе с дикими балтами и схизматиками-славянами, а здесь можно взять под свою руку половину Европы. Или две трети. Весь католический мир, наконец!
— Я ничего не знал об этом, сударь. Более того, не способен определить, изрекаете ли вы истину, или доносите собственные измышления.
— Неважно! Командор де Вилье и его соратники — Бернар де Ла Рока, Жоффруа де Гонневиль, — были готовы свергнуть магистра и предложить госпитальерам альянс. Не успели, Филипп Капетинг нанес упреждающий удар, опасаясь тамплиерского мятежа. Вы не могли отказать успевшим спастись храмовникам в убежище, вас ведь связывала взаимная клятва о помощи? Партию де Вилье в Тампле справедливо назвать «иоаннитской», не так ли? Утром тринадцатого октября в лепрозории появились несколько новых страждущих — там никто искать не будет, испугаются. А вы и ваши братья отлично знаете, что заразиться проказой, даже за месяц-другой пребывания в обществе больных, практически невозможно: этот скверный недуг прилипает долго, как доказывает опыт трудов госпитальеров в Святой Земле.
— И что? — наклонил голову комтур.
— Я даю слово чести — инквизиция в вашем монастыре не появится. Королевские сержанты тоже обойдут его стороной. При одном условии: вы позволите мне поговорить с Жераром де Вилье, — Иван поднял два пальца и повернулся к распятию. — Клянусь именем Господа нашего Иисуса Христа, Духа Святого, Приснодевы и апостолов!
— Сказано в Писании — не клянись, — бросил рыцарь де Вакейрас. — Пусть будет по-вашему. Я позволю встретиться с… больными. И помните: вы назвали имена Сил, с которыми нельзя шутить, мессир де Партене.
— Bog ne Timoshka, — быстро ответил посланник короля на непонятном языке. — Я сдержу обещание, сударь.
— Предостерегающее послание вы должны были получить ночью на первое октября, лично в руки. Никаких сомнений, депеша нашла адресата, поскольку служба парижского прево заметила возы с сеном направлявшиеся из Старого Тампля к городским воротам уже третьего числа. Вы приняли правильное решение: выжидать до последнего, чтобы никто ничего не заподозрил — магистр, люди короля или собратья по капитулу. И исчезли сразу после отпевания дамы де Куртене в соборе Богоматери, когда меч уже был занесен.
— Хорошо, допустим… Одно в голове не укладывается: каков смысл верному слуге его величества Филиппа нас предупреждать? Или это очередная интрига двора Капетингов?
— Мессир, отчего вы убеждены в том, что я — слуга короля? Внешность обманчива. Вы должны знать, что именно находится в подвале церкви Нотр-Дам де Шанз Монмартрского предместья. Под капеллой святого Иосифа. Нет?
— Сен-Бернар и Луи Праведник… — тут-то командора проняло по настоящему. Аж побледнел и закашлялся. — Вы… Вы… Пришли оттуда?
— Никаких ошибок, знаете, — удовлетворенно кивнул шевалье де Партене. — Мы давно заметили интерес братьев Ордена к храму девы Марии в Полях, двое рыцарей навещали библиотеку монастыря незадолго до известных событий, забрали никому не интересные хроники обители. Неужели вы всерьез рассматривали возможность скрыться за Дверью?
— Дверь? — зачарованно повторил Жерар де Вилье. — Очень точное название — Дверь… Мы называли их «Trou», «прореха». Поймите, я не могу говорить! Это опасная тайна!
— Оставьте тайны при себе. Мне требуется иное. Часть вывезенного из Парижа на возах и одна-единственная жизнь. Справедливый обмен, не находите?
…Корпус для прокаженных стоял на отшибе, за садом и мелкой речушкой впадавшей в залив Ла-Рошель. Кирпичная стена, один вход, за которым открывался дворик с огородом и колодцем. Нежданных гостей встретили два хмурых госпитальера — еще бы, поработаешь в лепрозории, так навсегда утратишь веселость! Правда, скорбные телом не выставляли свои язвы и уродства напоказ: больные как один облачены в длинные одеяния тонкого беленого холста, у многих закутаны лица по подобию сарацинских повязок-куфий. Сильно пахнет можжевеловым дымом из жаровен — иоанниты полагают, что окуривание снижает риск заражения.
Брат Ренье, келарь обители, молча проводил господ на второй этаж, дал знак обождать на открытой галерее-балконе, обводившей здание по периметру и скрылся в одной из комнат. Спустя минуту объявился в компании высокого человека — Иван мельком отметил, что этот «прокаженный» одет куда богаче остальных: хламида из мягкого хлопка, волосы и нижняя часть лица прикрыты шелковой лентой, а шелк нынче в большой цене…
— Времени у вас немного, — сообщил Ренье. — Скоро месса, все должны присутствовать в храме. Закончите — обратную дорогу найдете самостоятельно.