Странности любви
Шрифт:
Чем ниже культура общения, тем больше требуется денег.
К нечистому источнику беда толкает не реже, чем вина.
Скажем, работящий, добросовестный, честный человек — но некрасив, неумен, необщителен. Шансы на женское внимание почти нулевые. Неужели смазливый бездельник и пройдоха имеет большее моральное право на радость? Деньги, заработанные трудягой, хоть как-то нивелируют вопиющую несправедливость.
Мы сетуем на недостаточно прочную нравственность моряков дальнего плавания. Но кто скажет, чего больше здесь — вины или беды? Долгие месяцы практически без берега. Да и всякий ли берег ласков? С детства помню красивую романтическую песенку:
А солдат, у которого служба не только суровая, но и долгая, а вольные часы так кратки, что их вряд ли хватит даже на самую скорую бескорыстную любовь?
А неженатый офицер, вырвавшийся из дальнего гарнизона в краткосрочную командировку?
У меня нет стопроцентной уверенности, что, оказавшись вечером в чужом городе, все эти молодые люди скопом бросятся на лекцию, посвященную любви и дружбе.
Видимо, древнейшая профессия потому и прошла сквозь века, что помогала если не решать, то сглаживать эти и подобные им социально-психологические сложности. Можно даже сказать, что проституция нередко выступала как изломанная, извращенная, уродливая, но все же форма общественного милосердия.
Милосердие за деньги?
Да, милосердие за деньги. У нынешних больничных санитарок карманы халатов отвисли тоже не от леденцов. Акт внимания к больному — рубль, акт повышенного внимания — трешка. Плохо? Да, конечно, плохо! Но лучше, чем одиночество беспомощного человека в послеоперационный период в послеинфарктной палате…
Помимо общеизвестных прав — на работу, на образование, на жилье и т. д. — мужчины и женщины имеют право друг на друга. В особо несчастливых случаях постельная коммерция помогает это право реализовать, как корыстная санитарка, за трояк приносящая судно.
Есть у проблемы и такая грань. Когда-то мудрый Герцен написал, что красота — это тоже талант. Верно, талант — ни за что дается природой и, как всякая яркая одаренность, нарушает размеренное течение жизни, принося окружающим то радость, то беду.
Ну а одаренность в любви, в том числе и физической — разве она поровну распределяется между людьми? И легко ли жить по одному обычаю князю Мышкину и Дон Жуану, Татьяне Лариной и Кармен?
Чехов гениально написал, а Толстой гениально истолковал Душечку, глупую пухленькую женщину, обладающую единственным даром — без остатка растворяться в любимом человеке, будь то мужчина или ребенок. Но разве не встречаются в жизни душечки постельные, не умеющие, увы, иным способом талантливо выразить себя?
***
Так что же делать — принять проституцию как неизбежное зло, поставить под врачебный контроль, обложить налогом в качестве индивидуально-трудовой деятельности, словом, облагородить и легализовать? Такие идеи носятся в воздухе и даже проникают в печать, хотя и в иронической аранжировке.
Лично я с этой мыслью согласиться не могу. Причем по причине не столько практической, сколько… просто, как говорится, душа не принимает. И так в мире слишком многое продается и покупается. Если еще и любовь превратится в товар, во что через два-три поколения превратимся мы? Платный поцелуй, корыстное прикосновение — нет, только не это! Тут я, совсем как знаменитый чеховский персонаж, готов тупо твердить: этого не должно быть, потому что не должно быть никогда…
К сожалению, приходится учитывать и тот вариант, что жизнь вполне может с моими эмоциями не посчитаться. Повернет по-своему, и все. Мы примем свои жесткие меры, а проституция примет свои: уйдет глубже, приспособится, поумнеет и переживет наше негодование, как переживала все запреты до сих пор. Что делать с этой невеселой, но вполне реальной возможностью? Как уберечь сегодняшнюю девятиклассницу от послезавтрашнего принудительного анализа на сифилис и СПИД? Что противопоставить расчетливому разврату?
В мораль не верю, потому что нынешние девчонки сами в нее не верят. В страх не верю — чем их напугаешь! Если трезво поразмыслить, верить можно только в любовь. Вот она, пожалуй, убережет.
Правда, все наше воспитание в этой области придется перестроить.
Ведь столь единодушно осуждаемая циничная расчетливость молодежи не с неба свалилась — мы же сами ее в подростках и воспитали. Десятилетиями о всякой любви, кроме возвышенной, публичной, родителями контролируемой прелюдии к браку, говорили либо осуждающе, либо пренебрежительно — мол, уважающая себя девушка подобными постыдными глупостями заниматься не станет. Из книг любовь вымарывалась, из фильмов вырезалась. Под флагом борьбы за мораль шла оголтелая стерилизация души.
Ханжество никогда не приводило к добру — и на этот раз не привело. Уважающие себя девушки на осуждение плевали, а вот пренебрежение усвоили. Сегодня модно в слияние душ не верить, а слияние тел важным делом не считать — как говорится, интимная связь еще не повод для знакомства. Даже в брак вступают не для того, чтобы жить, а для того, чтобы пожить, пока будет приятно. Увы, связь без любви, даже при штампе в документе, долго приятной не бывает.
В последние годы много надежд на половое воспитание. Я эти упования разделяю лишь частично. Как не станешь поэтом, вызубрив три сотни рифм, так выученный по книжке поцелуй не прибавит вдохновения. Конечно, сексуальный ликбез необходим, и толковый учебник сексологии принесет какую-то пользу, но я больше надеюсь на бунинские «Темные аллеи», на Бернса, Есенина и Окуджаву.
Любовь не надо навязывать, не надо даже пропагандировать. Просто не нужно вытравлять ее из искусства. А уж там она сама за себя постоит…
Но это программа на десятилетия. А пока что делать? Сегодня, завтра, через год?
Сегодня, думаю, лучшее, что мы можем сделать, — это сказать о проституции правду. Всю правду. Можно с гневом, можно и без гнева, но пусть информация будет точной и полной. Пусть наша девятиклассница знает о древней профессии все: и про ресторанный столик с двадцатью пятью долларами за ночную услугу, и про нары в милицейском приемнике с двадцатью семью копейками в кармане…
Докажите ценность любви
— А докажите ценность любви! — сказала моя собеседница, симпатичная студентка двадцати двух лет.
Это весьма нестандартное предложение прозвучало и в обстановке нестандартной, о которой стоит рассказать подробнее.
В огромной Москве есть множество самых разнообразных компаний. Люди собираются вместе по сотне причин. Кто праздник отметить, кто в картишки перекинуться, кто коллективно помолчать у телека, кто поболтать под магнитофон, кто просто провести вечер на людях, в тепле и уюте, кто с благородной целью свести под одной крышей десяток не слишком удачливых мужчин и женщин — авось кому и повезет.