Странный поединок
Шрифт:
Он взял шляпу и, не поклонясь никому из своих собеседников, вышел.
– Что значит, любезный Эрнест, эта отеческая заботливость о твоей нравственности?
– сказал один из молодых повес, когда генерал был уже далеко за дверью.
– Мне кажется, - прибавил другой,- что его превосходительство наложил на себя покаяние за прежние свои грехи и для того вздумал обращать на путь спасения неопытных юношей.
– Неопытных?
– воскликнул Эрнест.
– Не ко мне ли это относится, сударь? Прошу объясниться.
– Не горячись, мой друг; это не мои слова;
– Ха, ха, ха! вы знаете эту молодую ветреницу маркизу де Кремпан? подхватил третий.
– На днях я был у ней в ложе, в театре Фейдо. Злоязычница пересудила всех, кого только видела в ложах и на балконе. "Смотрите, смотрите,- лепетала она, оскаля белые свои зубки,- вот молодой де Люссон с своим дядькою, генералом Даранвилем. Кажется, дядька дерет его за уши, за то что он сел боком к партеру. Хорошо иметь и в эти лета такого строгого наставника: он обещался сделать из него образцового молодого человека, самой милой скромности и самого благопристойного поведения".
– Она осмелилась это сказать?
– воскликнул Эрнест, ходивший широкими, скорыми шагами по комнате...
– Так я ж ей докажу!
– Не ей, милый Эрнест, должен ты доказать: можно ли затевать ссору с молодою пригожею болтушкой?.. Ты знаешь, что твой генерал к ней вхож...
– Мой генерал! черт его возьми и возьмет, когда я исполню то, что у меня вертится теперь в голове.
– Потише, потише, де Люссон!
– подхватил четвертый собеседник.
– Ты чуть было не проговорился сгоряча о поединке; а ты знаешь, как добрым твоим друзьям тяжело будет расстаться с тобою...
– Расстаться! Ты уж и похоронил меня! кто тебе сказал, что я-то непременно упасть должен? Пуля дело неверное.
– Нет, друг мой! ты, видно, позабыл, с кем хочешь иметь дело? У Даранвиля пуля верно попадает.
– Хорошо! вот мы увидим, каково-то он будет стоять на трех шагах барьера и дожидаться жеребья... Да нет, сей жечас бегу к нему и кончу все с ним глаз на глаз, в комнате,
– Ха, ха, ха! в комнате!
– завопили вместе несколько голосов.- Так ты думаешь, что тебе удастся с ним подраться в комнате, глаз на глаз? Как же худо ты и его и самого себя знаешь!
– А почему ж не удастся?
– Да потому, - отвечал четвертый,- что он, глаз на глаз, надеясь на свою власть над твоим умом, начнет увещевать тебя - и кончится тем, что ты же станешь просить у него прощения.
– Так вы увидите... или услышите через час, не долее. При сих словах Эрнест схватил свою шляпу.
– Стой, друг мой!
– сказал ему первый, удержав за руку.
– Ты теперь не в том положении, чтобы мог драться хладнокровно. Ты разгорячен и гневом и нашими частыми жертвами Бахусу. Господа! упросите Эрнеста отложить это дело до утра. Неужели мы отдадим его сегодня на жертву этому дуэльному вампиру?
Все приступили к Эрнесту, особливо Вердак, и уговорили его ничего не делать до завтра.
– Эй, малый! еще дюжину шампанского!
– закричал пятый из собеседников эрнестовых, дотоле молчавший.
– Здоровье той пули, Эрнест, которую ты влепишь в лоб запоздалому лицемеру!
– продолжал он, наливая бокалы. Все встали и весело их осушили; Эрнест тоже хотел казаться веселым; но веселость его была похожа на зимнее солнце, которое холодно, без согревающих лучей, проглядывает из-под хмурых, снежных облаков.
Время быстро летело для приятелей эрнестовых, но для него передвигалось оно на свинцовых колесах. Настроенные Вердаком ветреники лукаво старались поддерживать в мо-лодом де Люссоне расположение к поединку и жажду мщения то хитрыми намеками, то искусно подводимыми сомнениями насчет прославленной храбрости генерала, то замечаниями, что поединок с таким известным дуэлистом может всякому придать большой вес в общем мнении. Вердак или молчал, или с притворным сочувствием уговаривал Эрнеста. Другие умышленно и жарко ему противоречили, как будто бы говоря о постороннем деле. Таким образом в шуму разговоров и под звон бокалов просидели они до ночи. С тяжелою головою и тяжелым сердцем Эрнест возвратился домой.
На другой день, рано поутру, явился к нему Вердак с новыми увещаниями. Почти вслед за ним, и как бы нечаянно, пришли двое из вчерашних застольных приятелей, сталиутверждать противное, завели умышленный спор, разгорячили Эрнеста, который схватил шляпу и как бешеный побежал из комнаты.
Не помня себя, прибежал он к дверям Даранвиля; судорожною рукою схватил за снурок колокольчика, зазвонил что есть силы, и, когда слуга генералов отворил ему, он вбежал прямо в спальню.
Генерал был еще в постеле. "Что ты, Эрнест? Что с тобою сделалось?" спросил он у молодого своего знакомца.
– Что?., бешенство! сумасбродство! доверенность к такому человеку, который ее не стоил... и именно к вам, сударь!
– Опомнись! В своем ли ты уме? Откуда такая горячка?
– Горячка? Да, сударь: только все она легче той белой горячки, в которой я до сих пор бродил как слепой. Знал ли я, мог ли я предвидеть, что под такою степенною наружностью скрывается самая мелкая, самая низкая душишка?
– Не ко мне ли это относится?
– Можете, сударь, принять это прямо на свой счет... Сейчас вставайте и посчитайтесь со мною - не на словах: и не о них дело!.. Да, сударь, сейчас дайте мне отчет во всех тех дерзостях и наглостях, которые вы обо мне рассеваете.