Странствия Афанасия Никитина
Шрифт:
Отброшенные страшным татарским ураганом из Приднепровья в леса верхней Волги и Оки, русские долго не показываются «на синем море Хвалынском», как именовалось Каспийское море, и только налаживали связи с Ордой. После ее ослабления русские идут туда, но не завоевателями, а купцами подобно Никитину.
В Дербенте Никитин застал великокняжеского посла, земляка своего Василия Папина. Услыхав об участи товарищей, плывших на втором судне, Никитин и другие купцы били челом Василию Папину и Хасан-беку, чтобы они похлопотали о пленных. Хасан-бек снесся с ширван-шахом и просил его принять меры к освобождению русских. Фаррух-Ясар послал письмо к Халил-беку, кайтакскому князю, который приходился ему шурином.
«…Судно русское разбило под Тархи, — писал ширван-шах, — и кайтакы пришед людей поймали, а товары их розграбили… и ты бы мене деля люди ко мне прислал и товар их собрал, занеже те люди посланы на мое имя» [5] .
Товаров не возвратили: они успели исчезнуть без следа, а пленных Халил-бек прислал в Дербент.
Собрались русские купцы и задумались: что же им делать? Решили отправиться в койтул (становище) к ширван-шаху и просить его о помощи.
Ширван-шах Фаррух-Ясар принял торговых гостей ласково, посочувствовал их горю, но в помощи категорически отказал. «И мы, заплакав, — рассказывает Никитин, — да разошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кои должен, а тот пошел, куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахее, а иные пошли работать к Баке».
5
Эта и все другие цитаты из записок Никитина сделаны по текстам, опубликованным в сборнике «Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг.». М.-Л., 1958.
Положение ограбленных русских купцов было и на самом деле далеко не завидное. У кого хоть небольшое имущество осталось дома, кто не запутался в долгах, чтобы отправиться в Ширван, тот уехал домой (возможно, вместе с Василием Папиным). Но того, кто поехал торговать в Шемаху на занятые деньги, на Руси ждали одни горести. У возвратившегося не только продали бы все имущество за долги, но и он сам попал бы в кабалу. Купцы победнее остались в Шемахе, а некоторые отправились работать в Баку, чтобы не с пустыми руками возвратиться домой.
К ним принадлежал и Никитин. Но, судя по дальнейшим поступкам его, он, видимо, был в несколько лучшем положении, чем остальные его товарищи. Можно предположить, что, когда он перед Астраханью переходил со своего судна на судно посла, сумел захватить с собой какую-то часть своих товаров из самых дорогих и не занимающих много места, возможно, соболей или несколько шкур черно-бурых лисиц.
Так или иначе, но у него сохранились кое-какие ценности, правда небольшие.
Никитин направился сначала в Дербент, а затем в Баку, где «огнь горить неугасимы».
Из Баку путешественник решил пойти сначала за море в Персию. Мы не знаем, что его гнало, необходимость ли поправить дела или любознательность. Вероятно, и то и другое вместе. Сам он о причинах, толкнувших его на дальнейшее путешествие, позже писал: «Аз же от многыя беды поидох до Индеи, занже ми на Русь поити не с чем, не осталося товару ничево». Не знаем мы также, когда решил он проникнуть в далекую Индию, находясь ли еще в Ширванском царстве или позже. Но, как бы то ни было, зимой 1467 года он отправился в Баку, за море. Отсюда, собственно говоря, и начинается знаменитое его «Хожение за три моря: прьвое море Дербеньское, дория Хвалитьскаа, второе море Индейское, дория Гондустаньскаа, третье море Черное, дория Стемъбольсткаа» [6] .
6
«Дория», или «дарья», — персидское слово, означающее «большая река» или «море». Каждое из морей Никитин называет дважды, употребляя в первый раз слово «море», во второй — его персидский синоним. Каспийское море он именует Хвалынским (или Хвалитьским), а также Дербентским, Индийский океан — Индейским, а также Гондустаньским, от персидского названия Индии. Черное — Стемъбольским, то есть Стамбульским, по Стамбулу — Константинополю.
ЧЕРЕЗ ПЕРСИЮ В ИНДИЮ
Большая часть территории Персии занята пустынями и солончаками. Горные цепи отгораживают внутреннее плато от морей. На севере круто спускается к Каспийскому морю могучая горная цепь, на юго-западе, между низменностью реки Карун и побережьем Персидского залива, лежит обширная и сложная система гор.
Ветры, дующие с моря, несут влажный воздух, но вся влага осаждается на горных склонах. Какое-то количество осадков достается на долю прибрежных долин, но чем дальше от берега, тем горы становятся все обнаженнее и бесплоднее.
На знойном побережье Персидского залива растет финиковая пальма, играющая громадную роль в жизни местного населения. Некоторые из долин, как, например, знаменитая долина Шираз, представляют собой роскошный сад, где растут апельсины, лимоны, гранаты, фиги, виноград, розы.
Северные склоны Эльбурса и Прикаспийская низменность тоже покрыты богатой растительностью: там произрастают дуб, граб, бук, липа, клен и многочисленные плодовые деревья. Это один из центров шелководства, распространенного также в Хорасане и других провинциях Персии (Ирана). Прикаспийские провинции Мазандаран и Гилян благодаря обилию дождей и многочисленным мелким рекам, образующим болота у морских берегов, самые нездоровые местности Персии. Здесь царство злокачественной лихорадки.
На северо-западе, между Турцией и Каспийским морем, высятся труднодоступные горы. Кроме вьючных троп, там нет никаких дорог. Среди этих гор на запад от Тебриза лежит плодородная и густонаселенная долина озера Урмии.
Внутренняя пустынная область тянется на тысячи километров, от Белуджистана до Исфагана и даже дальше, лишь изредка прерываясь клочками плодородной, возделываемой земли. Большая часть этого пространства представляет собой котловины с соленой водой или высохшей солью. На каменистых склонах этих котловин нет ни малейшего признака растительности. За небольшой горной грядой на юго-востоке тянется пустыня с ее зыбучими песками. Климат здесь континентальный. Зимой морозы доходят до 25°, а летом стоит иссушающий зной до 50°. От этой страшной жары прячется все живое, и караваны передвигаются только по ночам, когда температура падает до 10.
Весной эта пустыня покрывается растительностью, и сюда приходят кочевники с многочисленными стадами овец и коз. Есть здесь и земледельческие районы. Реки внутренней Персии питаются только от таяния снегов и, не имея притоков, теряются в песках и солончаковых болотах. Однако жители, искусно используя каждую каплю драгоценной влаги из рек и колодцев, сеют рис, хлопок, выращивают фрукты.
Из Баку Никитин переправился Каспийским морем в Барферуш (область Мазандаран). Недалеко от Барферуша в Чебокаре (очевидно, селение Чапакур) Никитин, не боясь лихорадки, прожил полгода, — видимо, по торговым делам или знакомясь с обстановкой, затем начал разъезжать по Персии.
Никитин проехал по Персии больше тысячи семисот километров, видел множество городов. «А городы не все писал, много городов великых», — замечает он в своих записках. Наблюдая, он встречал новых людей, но, кроме названий городов, почти ничего не внес в свою тетрадь. Мы узнаем лишь, что из Чебокаре Никитин отправился в Сари, на реке Теджене, затем в Али-Абад и дальше на запад, до Амола — самого большого города Мазандарана. Потом поднялся в горы и за Демавендом спустился к Рею (у Никитина — Орею). Развалины этого величайшего города средневековой Персии находятся близ нынешнего Тегерана. Тут наш путешественник прожил месяц и пошел на юг в Кашан, затем повернул на юго-запад, в Наин и Йезд, где также пробыл месяц. Оттуда он держал путь на юг — в Керман, Сырчан и Тарум, затем на запад — в Лар, а из Лара — снова на восток, в Бендер, и тут с материка переправился на остров Ормуз (Хормуз, Гурмыз).