Странствия Франца Штернбальда
Шрифт:
СТРАНСТВИЯ ФРАНЦА ШТЕРНБАЛЬДА
Старонемецкая история, изданная Людвигом Тиком {1}
1
Роман Людвига Тика «Странствия
Для Собрания сочинений, которое начало выходить в 1828 г. (первые десять томов увидели свет уже в 1828, последующие пять — в 1829 г.), Тик подготовил новую редакцию романа, занявшего том XVI этого собрания, который появился только в 1843 г.: Tieck L. Schriften. В., 1843. Bd. XVI.
До этого Тик безуспешно пытался продолжить роман. Начатое им продолжение было впервые опубликовано Рихардом Алевином лишь в 1962 г.: Alewyn R. Ein Fragment der Fortsetzung von Tiecks «Sternbald» // Jahrbuch des Freien Deutschen Hochstifts 1962. S. 58—68.
Главу второй редакции романа сам Тик опубликовал в 1827 г. в дрезденской газете «Dresdener Morgenzeitung».
В дальнейшем роман Тика не публиковался отдельно вплоть до наших дней. Причиной этого было не столько невнимание к нему, сколько то обстоятельство, что 28-томное собрание сочинений издательства «Реймер» (1828—1854) не было распродано по крайней мере до первой мировой войны (в 1966 г. репринт этого собрания сочинений — притом со включением некоторых томов все же в оригинальном издании — выпустило берлинское издательство «Вальтер де Грейтер», наследовавшее права «Реймера»). Следует все же учесть, что до 1963 г. роман о Франце Штернбальде не входил ни в одно из крайне немногочисленных изданий избранных сочинений писателя. Однако он вошел в две хорошо известные грандиозные по замыслу (и обе незавершенные) серии текстов немецкой литературы: в 1880-е годы роман был издан Якобом Минором в 145-м томе «Немецкой национальной литературы» Й. Кюршнера (Tieck und Wackenroder / Hrsg. von J. Minor // Deutsche National-Litteratur. B. [u. a.], o. J. Bd. 145. S. 105—407), а в 1933 г. Паулем Клукхоном в «Немецкой литературе» Х. Киндермана (Deutsche Literatur in Entwicklungsreihen. Reihe Romantik. Leipzig. 1933. Bd. 6).
В 1963 г. вышел в свет первый том основательных «Избранных сочинений» Тика под редакцией Марианны Тальман, посвятившей свою жизнь литературоведческим исследованиям жизни и творчества писателя: Tieck L. Werke. Nach dem Text der Schriften von 1828—1854, unter Ber"ucksichtigung der Erstdrucke / Hrsg. von Marianne Thalmann. M"unchen. 1963—1966. Bd. 1—4.
В 1964 г. издательство «Винклер», опубликовавшее этот четырехтомник, выпустило роман отдельным изданием — как 4-й том серии «Die Fundgrube».
Наконец, в 1966 г. штутгартское издательство «Филипп Реклам юн.» выпустило роман отдельным изданием под редакцией Альфреда Ангера: Tieck L. Franz Sternbalds Wanderungen. Stuttgart 1966 (Univ.-Bibl. N. 8715).
Это издание несколько pas повторено в неизменном виде. Оно впервые воспроизводит первую редакцию романа, а также разночтения второй редакции. По своему типу и уровню это издание во многом удовлетворяет требованиям критического издания, а для целей перевода может считаться таковым.
На русском языке издавался лишь небольшой фрагмент романа — встреча и беседа Штернбальда с Лукой Лейденским и Дюрером: Отрывок из «Franz Sternvald [так!] Wanderungen» соч. Ваккенродера (Тика). // Русский зритель, 1828, ч. 2, № 5 и 6, с. 77—93. См.: Данилевский Р. Ю. Людвиг Тик и русский романтизм. // Эпоха романтизма. Л., 1975, с. 81.
Наше издание — первый русский перевод романа Людвига Тика. Он осуществлен по изданию Альфреда Ангера и воспроизводит первую редакцию романа — наиболее ценную в историко-литературном отношении. В русское издание включены также продолжение романа (содержащееся также у А. Ангера) и другие материалы, связанные с историей его создания. В издание вошла также часть разночтений второй редакции — варианты, существенные в смысловом отношении. В тексте романа отсылки к вариантам обозначаются цифрой со звездочкой.
Можно надеяться на то, что издание романа заполнит некоторый пробел в историко-литературных познаниях широких кругов советских читателей — тем более, что сочинения Людвига Тика переводили на русский язык крайне редко и мало. Едва ли можно сомневаться в том, что перевода заслуживали бы также другие выдающиеся и характерные произведения этого писателя.
В русском переводе романа Тика имена исторических лиц в основном переданы в ныне принятой форме. Тик в их написании часто колеблется — отчасти из-за неустановившейся нормы, отчасти по незнанию, отчасти из-за обыкновенной тогда германизации имен (Иоганн вместо Ян). Эти неустойчивые написания не было смысла воспроизводить в русском издании. Исключение составляет лишь имя Дюрера, где Тик наряду с верной использует также итальянизированную форму имени — Альберт, непоследовательно связывая ее с темой пребывания Дюрера в Италии и итальянским восприятием немецкого художника, и (в вариантах) имя провансальского поэта Джауфре Рюделя, слишком резко отличающееся по своему звучанию в форме, которая была естественной для Тика.
В круг произведений, связанных с романом Тика, естественно попадает и все творчество рано умершего В. Г. Вакенродера, включая две изданные Тиком его книги, немногочисленные отдельные статьи, переписку с Тиком и дневники поездок по городам Германии, из которых Вакенродер вынес сильные художественные впечатления (некоторые из таких поездок оба друга совершили вместе). Основные сочинения Вакенродера (вместе с относящимися к ним статьями Тика) доступны в русском переводе: Вакенродер В. Г. Фантазии об искусстве. М., 1977. Статьи Вакенродера (по изданию 1814 г.) известны также в превосходном старинном русском переводе под редакцией С. П. Шевырева, переизданном академиком П. Н. Сакулиным: Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л. Тиком. М. 1914. О существующих немецких изданиях можно получить сведения в указ. Издании 1977 г. (примечания, с. 241—245). К их числу в последние годы прибавилось лишь довольно полное по составу, но ненадежное по тексту издание: Wackenroder W. H. Dichtung, Schriften, Briefe / Hrsg. von G. Heinrich. Berlin, 1984.
По-прежнему не только изучение Тика и Вакенродера, но и верный подход к ним крайне затруднен отсутствием критического издания их сочинений.
Составитель примечаний А. В. Михайлов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Предисловие
Долго лелеял я эту книгу, любимейшее дитя моего досуга и моей фантазии, и вот предаю ее в твои руки, дорогой читатель, и желал бы, чтоб
Прошу не судить меня слишком строго за мелкие хронологические неточности и не подходить к этой книжечке как к историческому труду. Я и сам вижу свои слабости, вижу, сколь недостижим для меня идеал, живущий в душе моей. Обо мне и моем сочинении по праву можно сказать теми словами, какие великий поэт вложил в уста художника:
Бросает в дрожь, бросает в боль, Но не могу смириться, Всем одарив меня, изволь, Природа, покориться {2} !2
Бросает в дрожь… Природа покориться! — Гёте. Вечерняя песнь художника, ст. 5—8. Перевод Н. Н. Вильмонта.
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава первая
— Ну, вот, наконец, мы и вышли за городские ворота, — молвил Себастьян, остановившись и вольнее озираясь кругом.
— Наконец? — со вздохом переспросил его друг Франц Штернбальд. — Наконец? Увы, так скоро, слишком скоро!
При этих словах они обменялись долгим взглядом, потом Себастьян ласково коснулся рукою чела своего друга и почувствовал его жар.
— У тебя голова болит, — сказал он с беспокойством, на что Франц ответил:
— Нет, это оттого, что сейчас мы должны расстаться.
— Еще нет! — вскричал Себастьян, вспылив от горя, — до этого покамест не дошло, я буду идти вместе с тобой по меньшей мере целую милю.
Они взялись за руки и молча двинулись рядом по узкой дороге.
Тут в Нюрнберге пробило четыре, и они внимательно сочли удары, хоть и без того знали, который час; утренняя заря разгоралась, и подле них уже бежали их едва различимые тени, и окрестные поля мало-помалу выступали из зыбкой мглы 1*.
— Как тихо, как торжественно все кругом, — молвил Франц, — а между тем скоро эти добрые минуты канут и затеряются в шуме и гаме, в суете и смене пестрых впечатлений. Наш учитель, верно, еще почивает, и во сне трудясь над образами своей фантазии, а картины на подрамнике уже поджидают его. Жаль, что мне не придется помочь ему дописать святого Петра {3} .
— Нравится тебе эта картина? — спросил Себастьян.
— Свыше всякой меры! Мне, право, думается, что этот славный апостол, исполненный самых благих намерений, тот, кто не задумываясь и с готовностью извлек свой меч, и все же в смертном страхе не мог не отречься и получил урок от петуха — чтоб вспомнил и покаялся; этот апостол, отважный и трусоватый, непреклонный и добрый, только так и мог выглядеть, как изобразил его нам мастер Дюрер {4} . Ежели он допустит тебя до этой работы, милый Себастьян, приложи все свое старание и не думай, что, дескать, для простой картины и так сойдет. Обещаешь?
3
…дописать святого Петра. — В 1526 г. Дюрер закончил «Четырех апостолов» (Мюнхен, Старая пинакотека) — парные картины «Иоанн и Петр», «Павел и Марк». Что Штернбальд должен был помогать Дюреру «дописывать» Петра — это мотив из области прекраснодушных представлений о сотрудничестве живописца и его подмастерьев; столь же легендарное представление (см. ниже) — об ученике, растирающем краски для художника-мастера.
4
…как изобразил его нам мастер Дюрер. — В «Четырех апостолах» дюреровское искусство характеристики достигает вершины. Недаром фигуры традиционно рассматривались как изображения четырех темпераментов. Как писал австрийский философ Рудольф Касснер, «никто никогда не рисовал лиц с более значительным, значащим выражением» (Kassner R. Physiognomik. Wiesbaden, 1951. S. 188). Тем более удивительно, что Штернбальд может говорить об этой работе Дюрера как простой (schlecht, т. е. schlicht, незамысловатой, безыскусной).
Не дожидаясь ответа он взял друга за руку и с силой сжал ее. Себастьян сказал:
— Твоего Иоанна буду хранить и не продам, сколько бы мне за него ни сулили.
За беседой они подошли к тропинке, которая пересекала поле, сокращая путь. Искорки трепетали на концах колосьев, волновавшихся под утренним ветерком. Молодые художники поговорили еще о своих работах и своих намерениях: Франц покидал Нюрнберг 2*, чтобы в далеких краях умножить свои познания и после всех тягот странствования возвратиться мастером в искусстве живописи; Себастьян же еще оставался у достославного Альбрехта Дюрера, чье имя гремело по всей стране. Теперь уже солнце взошло во всем своем великолепии, и Франц с Себастьяном все оглядывались на башни Нюрнберга, купола и окна которого ослепительно сверкали на солнце.
Юноши примолкли, подавленные надвигающейся разлукой, со страхом встречали они каждое мгновение, зная, что им надлежит расстаться, но не в силах поверить этому.
— Пшеница хороша, — произнес Франц, только чтобы нарушить тягостное молчание, — будет добрый урожай.
— На этот раз, — ответил Себастьян, — мы не пойдем на праздник урожая вместе, как было у нас в обычае; я вовсе не пойду: мне будет не хватать тебя, веселые звуки дудок и волынок будут звучать мне горьким упреком: «Зачем ты пришел без друга?»
При этих словах на глаза Франца навернулись слезы: все, что видели, все, что пережили они вместе, промелькнуло у него в памяти; а когда Себастьян еще добавил: «Ты не перестанешь любить меня там, на чужбине?», Франц не мог более владеть собой и, громко всхлипывая, бросился другу на шею и залился слезами. Его сотрясала дрожь, и сердце его, казалось, готово было разорваться. Себастьян крепко сжимал его в объятьях и тоже не мог удержать слез, хоть был он и старше и более мужествен от природы.
— Возьми себя в руки, Франц, — сказал он наконец. — Надо крепиться, не навек же мы расстаемся.
Франц не ответил, лишь, пряча лицо, вытер слезы. Люди отчего-то стыдятся боли и пытаются даже от задушевного друга скрыть слезы, проливаемые из любви к нему.
Они вспомнили, как много говорили об этом путешествии, и, стало быть, оно вовсе не было для них неожиданностью, и Франц мечтал о нем и почитал его за великое счастье. Себастьян не мог взять в толк, отчего же они так печальны, раз в сущности ничего не случилось, только что наконец сбылось долгожданное. Однако так всегда бывает с людским счастьем, человек радуется ему лишь пока оно в отдалении; но стоит Фортуне подойти ближе, взять нас за руку, и мы вздрагиваем, как если б то была рука смерти.