Страшная тайна Кощея
Шрифт:
На перемене они собрались в кабинете физики и принялись обсуждать сложившуюся ситуацию.
– Мы должны пойти в полицию и рассказать, что он исчез на наших глазах, – настаивала испуганная Галя.
А Андрей продолжал утверждать, что это – всего лишь глупая шутка безответственного мальчишки, который не думает о том, что все волнуются из-за него, и что все его ищут.
– А может, Галя права? – спросила Шень Сюа.
А Андрей рассердился и заявил, что в полиции их поднимут на смех, потому что в подобную глупость могут верить
И все посмотрели на Аллу Зацепину.
– Наверно, мы должны рассказать полиции, что были последними, кто видел его вчера, – сказала она. – Может быть, он и хотел пошутить, но с тех пор прошло столько времени, что с ним могло случиться что-нибудь серьезное.
Против такого довода Андрей не возразил.
– Хорошо, – согласился он. – Мы расскажем в полиции о его глупой выходке, и пусть они сами решают, куда он мог пойти после того, как показал свой странный фокус.
И потребовал с них обещание, что они ни словом не обмолвятся о том, что некоторые из них увидели в этом происшествии нечто необъяснимое.
Усатый участковый дядя Гриша слушал их очень внимательно и серьезно до того момента, пока Галя не обмолвилась, что исчез Генка как раз после ее случайно вырвавшихся слов, и что она считает себя виновной в его загадочном исчезновении. А когда она сказала это, он переглянулся с сидевшим рядом другим полицейским и едва заметно улыбнулся – дескать, дети еще совсем, чего с них спрашивать?
Андрей тут же покраснел от стыда – они могли подумать, что он – человек серьезный и ответственный – тоже верит в подобную чепуху.
А дядя Гриша сказал:
– Спасибо вам, ребята, за информацию. Мы постараемся выяснить, куда он мог пойти из парка, – и добавил сердито: – Ох, и поговорил бы я с этим фокусником!
Генка объявился на следующий день – пришел в школу, как ни в чём не бывало, только был непривычно молчалив. Учителя на уроках в младших классах рассказывали ребятишкам о том, как нехорошо поступил семиклассник Степанов, а директор школы потребовала поставить ему «неуд» за поведение.
История, произошедшая под старым дубом в парке культуры и отдыха, недолго оставалась тайной, и вскоре вся школа только об этом и говорила.
Взрослых, прежде всего, интересовало, где он провёл эти два дня, а школьники сгорали от любопытства – как он ухитрился так ловко и таинственно исчезнуть?
Денис Таборков ходил за Генкой следом всю перемену и просил открыть секрет фокуса. А Андрей Баринов вдруг взялся объяснять ему, что поступил он не по-товарищески. На это он тут же ответил: «Не твое дело» и до конца уроков ни с кем из класса не разговаривал.
3. Шень Сюа становится Женькой
Из школы он вышел пасмурным как ноябрьский день. Сердит был на своих товарищей, что целый день пытали его дурацкими вопросами, и недоволен был собой – потому как расспросы эти мог бы прекратить запросто – врезать надо было Таборкову как следует, и другие бы мигом поняли, что к чему.
Идти домой он почему-то решил через тот самый парк культуры и отдыха, хотя это было совсем не по пути.
Дошел до старого дуба, несколько минут ходил вокруг него, как зачарованный (совсем, как кот из Лукоморья – только песен не заводил и сказок не рассказывал), а потом сел на скамейку и стал размышлять.
Вообще-то долго думать он не любил, потому и считали его учителя учеником непутевым и ленивым – этакий Емеля-дурачок, что лежит на печи и ждет, что хорошие оценки сами ему в дневник прыгать станут. Хотя дурачком он не был, а даже частенько решал всякие логические задачки и однажды даже получил приз, ответив на вопросы интернет-викторины.
На сей раз думал он основательно, но, ясное дело, ничего не решил. Может быть, он и подольше бы грузил себя всякими умными мыслями, но ворона, что сидела на ветке дуба прямо у него над головой, вдруг раскаркалась так громко и скрипуче, что он вздрогнул, а потом рассердился:
– Вот дура! Чего расшумелась?
Рядом со скамейкой лежала на двух стопках кирпичей небольшая, потемневшая от дождя дощечка – обычная дощечка, он бы в другое время и внимания на нее не обратил. Но сейчас ему так хотелось сделать что-нибудь дурацкое, чтобы выплеснуть наружу всю накопившуюся за учебный день злость, что он, взвизгнув громко (так всегда делали каратисты в кино), ударил ребром ладони по этой дощечке и тут же снова заорал – уже от боли.
Доска только упала на землю, но не переломилась. А ворона на дереве так оглушительно закаркала, что ему показалось, она смеется над ним – по-своему, по-вороньи.
И он еще больше разозлился, схватил с земли камень и швырнул им в нагло хохотавшую птицу.
Ворона тут же взмыла ввысь, а за его спиной вдруг раздался знакомый голос:
– Разве ворона виновата, что ты такую тоненькую дощечку не смог переломить?
Он оглянулся – Шень Сюа с портфелем в руках стояла на тропинке и смотрела на него с неодобрением.
– Зачем ты обижаешь птиц?
Он не ответил сразу потому, что не мог выбрать наиболее подходящий ответ из двух, пришедших ему в голову – просто сказать, что не ее это дело, или тоже запустить в нее чем-нибудь поувесистее.
В конце концов он просто обиделся:
– Если такая умная, так возьми и покажи, как это делается – у вас ведь в Китае этому учат с детства.
Она, ни слова не говоря, водрузила дощечку обратно на кирпичи, размахнулась, и не успел он ахнуть, как та, словно щепка, раскололась на две части.
Затем она так же молча снова взяла в руки портфель и пошла прочь.
– Нет, погоди, – заволновался он. – Как это у тебя получилось?
Он шел за ней следом, задавал глупые вопросы, а она, слушала его, но не отвечала и не останавливалась.