Страшный Крокозавр и его дети
Шрифт:
Крокозавр сказал:
– Ребята, не подкачайте!
Тут поднялось нечто невообразимое: наши мальчики и девочки забегали то вверх по лестнице, то вниз. Они таскали ведра, протирали полы и стены. Вниз по ступенькам потекли настоящие водопады. Я начала тщательно перетирать сырой тряпочкой каждый листик на растениях. Крокозавр пиджак на стул повесил, брюки загнул и с мокрой шваброй взобрался на табуретку, чтобы протереть потолки. Он все нас торопил:
– Скорее, скорее, надо успеть еще переодеться!
Подошла эта надутая гусыня – Люба Райкова с «Журналом Чистоты» в руках и спросила
– Какой у вашего класса процент готовности?
Он сверху на меня посмотрел и спросил:
– Галя, по-твоему, какой процент?
Я ответила, что понятия не имею, и вообще это не так просто подсчитать, ведь наши ребята на всех пяти этажах стараются.
Тут Крокозавр мне одним глазом подмигнул и крикнул Любе:
– Шестьдесят шесть и семь десятых!
Все, кто тут был поблизости, рассмеялись, а Люба очки на нос сдвинула, ничего не записала и ушла. Кажется, она серьезно обиделась.
В этот момент мы увидели, что по нашей мокрой щите медленно поднимается под руку с Кошечкой наша Вера Александровна. Мы, разумеется, моментально тряпки бросили, подбежали к ней, окружили ее, здороваемся. Наконец Вера Александровна выздоровела! Но почему она такая бледная, а губы стали какие-то серые? Одни глаза смотрят и по-прежнему ласково. Всех шестибешников Вера Александровна переглядела, многих успела спросить: «Как поживаешь? Как учишься?» Я не смогла к ней приблизься, а Галька Крышечкина – всегда вперед лезет – к самому ее плечу пристроилась, и Вера Александровна ей даже руку на голову положила.
Кошечке, видимо, обидно стало, что на нее никто не обращает внимания, а все обступили Веру Александровну. Она потихоньку шепнула Крокозавру:
– Скоро ли вы кончите?
Крокозавр – как всегда находчивый – сразу догадался, как ответить:
– Мы кончим на полчаса раньше срока.
Тут Кошечка сказала Вере Александровне:
– Дорогая моя, вам вредно долго стоять. Идемте в ваш кабинет, вы сядете, отдохнете. – И увела от нас Веру Александровну.
Когда мы закончили уборку, то позвали членов Сонета Справедливых – принимать работу. Любка Райкова все придиралась и за одной картиной пыль обнаружила; в результате мы получили четверку.
– Плевать на их отметки! – сказал Вася Крутов. Я с ним совершенно согласна, мы стараемся не ради отметок, а потому что любим свой интернат.
Затем мы отправились обедать, а после обеда вместо прогулки занялись протиркой полов и стен в коридорах и па лестницах спального корпуса. Кроме того, застилали кровати чистым бельем.
Наконец можно было идти получать парадную пионерскую форму. Девочкам выдали белые блузки и темно-синие юбки, а мальчикам – белые рубашки и темно-синие брюки.
И тут выяснилось, что брюки совсем измяты, а мальчикам нужно было еще новые занавески на окна повесить.
Тогда Крокозавр своим оглушительным голосом закричал на весь корпус:
– Девочки, выручайте. Складка должна быть отутюжена так, словно ее сверху донизу по линейке прочертили.
Ровно в четыре часа все отряды, нарядные и чистенькие, в алых галстуках направились в учебный корпус.
Вера Александровна поднялась по лестнице и повела за собой самых важных гостей. К ним присоединилась и Кошечка. Все они прошли на сцену и расположились за длинным столом, покрытым красной материей. Издали мне было плохо видно, какая именно девочка с ними села. Оказалось, Люба Райкова. Но почему нет в президиуме Димы Топоркова – нашего председателя совета дружины?
Как только оркестр заиграл торжественный марш, так один за другим цепочкой скорым шагом стали входить сперва октябрята, за ними пионеры. Ребята сели в зале на свои места.
Победно заиграл горн. Шепот тотчас же стих. Все встали. С алым бархатным знаменем в руках вышел Дима Топорков. Вообще он не является знаменосцем, но сегодня знамя доверили ему. Очевидно, считают его самым лучшим мальчиком в интернате. И я тоже так считаю. За Димой шагали два ассистента – девочки пятого класса с поднятыми правыми руками. Я очень люблю, когда несут наше пионерское знамя. Сразу радостно начинает биться сердце и дух захватывает.
Знамя внесли на сцену. Дима Топорков встал возле стола, поддерживая древко; обе девочки застыли справа и слева от знамени.
Люба Райкова отдала рапорт директору. Она была без своих толстых очков, следовательно, не видела ничего, а рапортовала звонко, не хуже Димы Топоркова
Когда все снова сели, Вера Александровна сделала два шага вперед и начала говорить. После речи директора выступали представители различных организаций. Нам всем очень хотелось, чтобы скорей началась самодеятельность. А взрослые удивительно скучно поздравляли. У меня даже глаза начали слезиться от нетерпения, и я едва сдерживала зевоту. Сзади ерзали па стульях, в третьем ряду зашептались, кто-то даже фыркнул.
Воспитательницы вставали, оглядывали зал, садились.
Наконец заиграл горн. Дима Топорков с двумя девочками вынес знамя. Взрослые сошли в зал.
На концерте все классы будут между собой соревноваться за лучший номер, за первую премию – вышитый золотом синий вымпел.
Члены жюри с блокнотами в руках заняли свои за отдельным столом. Я тоже входила в состав жюри.
– На тебя надеемся! – крикнула мне вдогонку Галя Крышечкина.
Но раз меня избрали судьей, я не могу поступать нечестно, однако предполагаю: Нина Вьюшина и Вася Крутов не подведут шестой «Б».
Председателем жюри была Кошечка.
Концерт начался. Описывать все выступления невозможно, поэтому расскажу лишь о номерах нашего класса.
Вышли, обнявшись, Галя Крышечкина и Алла Анохина. Они более или менее смешно продекламировали басню Михалкова. Но однажды Галя сбилась, и я вынуждена была за это поставить им четверку. А потом Светлана заиграла в очень быстром темпе румынский танец. Вылетела ярко разодетая Нина Вьюшина и понеслась по сцене, то взмахивая руками, то заплывая их за спину. Она изгибалась, опять выпрямилась и летела то вперед к зрителям, то по кругу. Мне казалось, что свои выкрутасы она выдумывала лишь сейчас. Куда хотела, туда ноги ее и несли. Широкая юбка, разноцветные ленты, голубой пояс развевались. Я едва поспевала за ней следить. В этот момент Нина, очевидно, забыла все на свете: зрителей, уроки, подруг, миму… Я на секунду оглянулась. Все смотрели только на нее.