Страшный суд
Шрифт:
Жучки-ломехузы — паразитирующие насекомые. Они откладывают собственные яйца в куколки муравьев. Личинки жука очень прожорливы, но хозяева муравейника их терпят. Дело в том, что жук вида Ломехуза время от времени поднимает брюхо и подставляет муравьям влажные волоски, которые те с жадностью облизывают. Жидкость на волосках содержит наркотическое вещество. Привыкнув к нему, муравьи обрекают на гибель и себя, и муравейник. Для них теперь не существует ничего, кроме влажных волосков. Вскоре большинство муравьев уже не в состоянии передвигаться даже внутри муравейника. Из плохо накормленных личинок выходят муравьи-уроды, население муравейника постепенно вымирает.
Каков
Но Сталин и наш сочинитель, вооруженные калашниками,воюют, конечно, не с жуками. Ломехузы в романе предстают в человеческом облике, это беспамятные создания с замещенной личностью. Когда-то, на заре истории, космические разведчики Конструкторов Зла высадились на побережье Средиземного моря и принялись внедрять в генофонд людей особое сознание, жестко зафиксировав в нем антигуманные принципы. Отсюда, уверяет автор в обширном и поучительном трактате о ломехузах, все без исключения беды нашей цивилизации.
Жил-был Томас Мор, лорд-канцлер Англии. Ломехузы заместили его личность. Мор написал «Утопию» — картину светлого будущего. Мы изучали ее в обязательном порядке, как-то не обращая внимания на то, что рабство у автора возведено в абсолют, а доносы составляют суть этики. Через сто лет Кампанелла — тоже изучаемый в обязательном порядке — нашли учителей! — создает «Город Солнца», поражающий нас сегодня буквальным сходством с нравами, которые утвердились в России после октябрьского переворота 1917 года. Поневоле задумаешься о некоем злом космическом умысле. Ломехузами,по Станиславу Гагарину, являются толпы, одураченные лозунгом «Свобода, равенство и братство», основоположники Маркс и Энгельс, а в вульгарном варианте Вышинский и Ульрих.
Все это любопытно, но автор, правда, кое-где нарушает фундаментальный принцип философии упомянутого им Уильяма Оккама. Этот принцип лаконичности мышления сформулирован в виде так называемой Бритвы Оккама и гласит: «СУЩНОСТЕЙ НЕ СЛЕДУЕТ УМНОЖАТЬ СВЕРХ НЕОБХОДИМОСТИ». Проще говоря, не надо искать космических объяснений нашим бедам, их вполне можно объяснить земными причинами.
Замечание Станислава Гагарина:Мой друг Веселов упрекнул меня в забвении принципа Бритвы Оккама вовсе не потому, что в романе «Вторжение» избыток доказательств.
Просто это для него риторический прием для крутого поворота статьи, уж мне ли не знать веселовской манеры…
Что же касается сущностей,то их ровно столько, сколь д'oлжно содержаться в философско-приключенческом романе — да позволено мне будет именно так обозначить жанр «Вторжения».
А вот что важно и плодотворно в романс, — продолжает Вячеслав Веселов, — так это мысль о замещенностисознания. В XX веке острота этой проблемы проявилась во всей ее угрожающей очевидности. В литературе возник жанр антиутопий, романов-предупреждений. Русские и тут были первыми: роман Е. Замятина «Мы» написан в 1920 году. Русские оказались первыми, потому что прошли через трагический опыт революции и гражданской войны.
«Перевоплощение людей, — писал Николай Бердяев, одно из самых тяжелых впечатлений моей жизни… Личность есть неизменное в изменениях. В стихии большевистской революции меня больше всего поразило появление новых лиц с не бывшим раньше выражением. Произошла метаморфоза некоторых лиц, раньше известных. И появились совершенно новые лица, раньше не встречавшиеся в русском народе. Появился новый антропологический тип…» Вот они, ломехузы! А разве сейчас их мало?! Тьма, тьма и тьма…
Сегодня государство получило неограниченные возможности манипулировать сознанием подданных. Это только людоеды вроде Пол Пота кроят черепа мотыгами. Нынешние ломехузыработают в белых перчатках. Дело не в психотропных средствах или, скажем, жестком рентгеновском облучении, которое способно превратить человека в зомби.Прополаскивать мозги можно изящнее и проще. Один проницательный человек сказал о современной печати: есть газеты, которые не сообщают новости, а формируют их.
Мы еще легковерны, не научились духовной бдительности, но кое-что уже начинаем понимать. Вот и словечко «зомби» возникло, мелькает, а из айтматовского романа сильнее всего запомнили притчу о беспамятных манкуртах.
…Превращенный в ящера сочинитель предается горестным размышлениям, не понимает происходящего… Вдруг он вспоминает собственное имя, и весь мезозойский кошмар исчезает. Играть с человеком дальше машине уже не имело смысла.
Примечание автора романа:Слава Богу, главное-то мой товарищ уловил! Остальное суть развлекательный флёр, без которого не бывает художественного произведения.
А что же товарищ Сталин, с которым у нас связаны зловещие ассоциации? Гость со Звезды Барнарда мало похож на И. В. Джугашвили — Сталина. Изменился старик, покаялся. Перед нами патриархальный дедок, задушевных друзей которого зовут Юмба Фуй и Кака Съю.
Примечание Сталина:Не удержался и передернул, стервец… Ладно, ужо попадется мне на пути этот Веселов — я ему задницу, понимаешь, надеру…
Станислав Гагарин, не наш, а тот, со Звезды Барнарда, рассуждает: «Вот бы эту мистическую бредятину запузырить в сюжет нового романа».
Что же, подождем.
Так и подписался — именем одного из вождей первобытного племени, с ним и Юмба Фуем ладил я, будучи сам вождем Гр-Гр, спроворить кооперацию для охоты на мамонтов.
Пейзаж на войне подчинен жестокому делу войны и потому перестает быть фактором, умиротворяющим человека.
Живописная скала может оказаться удобным прикрытием за которым скрывается снайпер. На колокольнях храмов и те, и другие любят устанавливать пулеметы, и если у вас есть артиллерия и кое-какие ракеты, не пожалейте пару-другую зарядов и отправьте их в сторону божьего дома, не думая при этом, к какой религиозной конфессии вы принадлежите сами — на войне, увы, как на войне…
Любой лес, даже если это некие чахлые и недоразвитые кустики, таит в себе определенную опасность.
Человек на войне никогда не воскликнет: «Чуден Днепр при тихой погоде!» Нет, военный товарищ, достигший берега под красным знаменем или жовто-блакитным прапором, сие не имеет для данной темы значения, почешет непременно затылок и матерно промолвит в сердцах:
— Епона мать! Это же прорву надо иметь плавсредств, чтобы осилить такую водную преграду?
А овраги, которые можно использовать на танкоопасном направлении?! Спутница влюбленных, романтическая луна, которую клянет солдат или повстанец, направленный в разведку?! Дождь, благославляемый земледельцем и заставивший отступающий дивизион бросить завязшие в непролазной грязи пушки?!