Страсть в пустыне
Шрифт:
Однажды огромная птица пролетела над ними в лучах яркого полуденного солнца, и он отвлекся от леопардицы, чтобы посмотреть на нового гостя; тогда покинутая султана, помедлив мгновение, зарычала.
— О, боже! Да неужто она ревнует, — воскликнул он, заметив как жестокость вернулась ее взгляду. — Душа женщины точно живет в ее теле.
Когда орел растаял в воздухе, солдат уже любовался изгибами тела леопардицы.
И впрямь, в ее формах было столько юности и грации! Она была прекрасна, как женщина! Светло-желтый мех ее наряда необыкновенно сочетался с изысканными оттенками белого на ее боках. Под ярким солнечным светом это живое золото с коричневыми пятнами сияло неописуемым блеском.
Человек и леопардица посмотрели друг на друга с пониманием. Мелкая дрожь пробежала по телу красавицы пустыни, когда она ощутила на своей голове прикосновение ногтей своего поклонника; ее глаза сверкнули, словно молния, и затем она плотно закрыла их.
— У нее есть душа, — произнес француз, глядя на неподвижную царицу песков, такую же золотую, как они, такую же белую, как их ослепительный блеск, и такую же нелюдимую и горячую.
— Что ж, — сказала она мне, — я прочла вашу апологию животных. Но чем же кончилось у этих двоих, так хорошо понимавших друг друга?
— А кончилось у них тем же, чем заканчивается любая сильная страсть — непониманием. По какой-то причине один подозревает другого в измене. Они не пускаются в объяснения из гордости и ссорятся и расстаются из одного упрямства.
— Хотя порой, в счастливых случаях, одного слова или взгляда достаточно, чтобы... Впрочем, продолжайте свою историю.
— Ужасно тяжело расказывать об этом, но вы поймете, в чем признался мне старый служивый, когда, приканчивая бутылку шампанского, он воскликнул: «Я не знаю каким образом я сделал ей больно, но она повернулась ко мне в ярости и своими острыми зубами схватила меня за ногу — мягко, я полагаю; но тогда я подумал, что она сейчас сожрет меня, и всадил свой кинжал ей в горло. Она перевернулась на спину и испустила такой вой, от которого мое сердце похолодело. Я сидел рядом и смотрел как она умирала, глядя на меня безо всякого гнева. В ту минуту я отдал бы весь мир — даже мой крест, которого я тогда еще не заслужил, — чтобы вернуть ее к жизни. У меня было такое чувство будто я убил человека; и солдаты, которые увидели мой флаг и пришли мне на помощь, застали меня в слезах».
— Вот так-то, сударь, — сказал он после паузы. — После этого я воевал в Германии, Испании, России и Франции; меня здорово помотало по свету, но никогда не видел я ничего подобного пустыне. О, да! Она прекрасна!
— Что вы чувствовали там? — спросил я его.
— Хм... это невозможно описать! Кроме того, я ведь не все время сокрушаюсь о моей леопардице и пальмах. Иначе мое сердце было бы всегда полно печали из-за всего этого. Но запомните мои слова. В пустыне есть все и ничего.
— Что это значит?..
— Ну, — продолжал он с нетерпеливым жестом, — Пустыня — это Бог без человека.