Страсти по-губернаторски
Шрифт:
Горничная заглянула в туалетную комнату, где был душ, открыла-закрыла краны. Поправила полотенца на вешалке у зеркала. Потом так же непринужденно проверила мягкость матраса на кровати и с ожиданием в глазах обернулась к Гордееву.
«Она что, может, уже на чаевые рассчитывает? А за какие коврижки?»
Юрий кивнул ей этак непринужденно и, подойдя к окну, стал разглядывать квадрат двора и окна соседних номеров. Горничная же постояла, потом, многозначительно хмыкнув, положила на стол ключ и вышла. «Вот так-то», — сказал себе Юрий.
В номере стоял телефонный аппарат — черный,
Во всяком случае, решил он, вести в номере серьезные разговоры или звонить по этому телефону не следует. Есть мобильная связь, в Москве на свой номер он положил пару сотен долларов дополнительно — мало ли какие разговоры придется вести, правда, лучше бы обошлось все-таки без помощи телефона. Но один звонок он должен был сделать сразу по приезде, и, если его слушают, пусть об этом знают.
Гордеев позвонил по номеру, полученному еще в Москве, председателю районного суда Самохвалову и представился.
Тот, вероятно, сделал вид, что удивился. Поинтересовался, какие проблемы завели в Новоград московского адвоката и чем вызван этот его звонок?
Юрий Петрович терпеливо и вежливо объяснил, что держит в руках договор, согласно которому он принимает участие в известном уголовном деле на стороне потерпевшего и желает поскорее встретиться с господином судьей, чтобы получить в канцелярии материалы дела и изучить его, прежде чем подать жалобу от имени Бориса Анатольевича Кураева в областной суд.
— Значит, получается, истец недоволен решением суда первой инстанции? — задал совершенно глупый вопрос Самохвалов.
Гордеев даже удивился такой наивности.
— Представьте себе, дело обстоит именно так, как вы и предположили.
— Ну что ж, подъезжайте. Вы знаете наш адрес?
— Да, конечно.
Гордеев положил трубку и тут же, словно обжегшись, отдернул руку — телефон громко затрезвонил. «Надо убавить звук, — подумал Юрий, — а то, если так будет продолжаться, это ж они мне ту еще жизнь устроят…» Он поднял трубку.
— Слышь, болтун, — голос был грубый и явно блатной — на их языке болтун — это адвокат, — мы тебя предупреждаем: будешь совать свой нос куда не надо, оторвем его тебе, ха-ха!
— А вам какое дело до того, чем я буду заниматься? Вы кто? Уголовники? Вот и занимайтесь своим бизнесом, пока.
— Что значит «пока»? — Голос явно нарывался на скандал.
— А то и значит. У меня свои дела, у вас — свои, и пересекаться с вами, устраивать какие-то базары и «стрелки», я не намерен.
— Смотри, болтун, мы тебя предупредили. — Голос поскучнел. — А лучше всего, чтоб ты отвалил обратно в Москву.
— Это тоже мое дело.
— Заладил… — Абонент не очень разборчиво помянул «мать» и оборвал разговор.
— А вот и первый звонок, — громко сказал Юрий и, перевернув аппарат, уменьшил звук до минимума.
Если бы Гордеев не знал, что думает о нем Иван Данилович, он назвал бы прием, который устроил ему судья, вполне любезным.
Самохвалов предложил сесть, поинтересовался, не желает ли гость минеральной водички, и, не дожидаясь ответа, сам поднялся, подошел к двери и попросил секретаршу принести бутылочку воды похолоднее — на улице было уже жарко. Затем таким же любезным тоном он посетовал, что решениями суда редко кто в наше время бывает удовлетворен полностью, всегда остаются какие-то нерешенные с правовой точки зрения вопросы. В общем, он как бы излучал радушие, но в глазах этого здоровенного мужика, поднаторевшего в словесных баталиях, стояла настороженность.
И снова ощутил Гордеев, что о его приезде здесь если не знали твердо, то, во всяком случае, догадывались. А это, в свою очередь, означало, что за супругами Кураевыми, отправившимися в Москву, было установлено наблюдение. И где они побывали, с кем и о чем договорились, заинтересованной стороне было уже ясно.
Затем судья заметил, что объективности ради, возможно, господину адвокату было бы уместно встретиться, скажем, с кем-то из представителей администрации.
— Это у меня запланировано, — вскользь, словно бы отмахнулся, сказал Гордеев. — И с ними, и, разумеется, с правоохранительными органами. А как же, в этом — суть нашей работы. Но, видимо, не все, подобно вам, рады моему приезду, Иван Данилович.
— Вы считаете, что я испытываю радость? — с иронией спросил судья.
— Но… ваше радушие… На лицемерие оно никак не похоже, и это меня, искренне признаюсь, радует. Полагаю, вы не будете на меня в обиде, если следующая инстанция разрешит наш судебный спор в пользу истца, а не ответчика, верно?
— Вы так считаете? — Любезность как-то исчезла с лица судьи.
— Это — моя работа. Ваша — это сугубо ваша, а моя — это моя, и этим все сказано.
— Мне приятно было с вами познакомиться, — уже без улыбки сказал Самохвалов. — Копию дела вам выдадут в канцелярии, я уже распорядился.
— Благодарю. Приятно сотрудничать с понимающими людьми. А то мне уже звонили в гостиницу, предложили убраться из города ко всем чертям, а не то, мол… Ну сами оцените чьи-то старания. Неужели это дело так переплелось с уголовщиной, что иного выхода не предвидится, как вы считаете, Иван Данилович? Вам понятен мой интерес.
— Не знаю, кто вам звонил и зачем. Впрочем, может быть, здесь кто-то помнит еще о ваших прошлых подвигах?
Очень неосторожно сказал это судья. Вероятно, подумал Гордеев, Самохвалову, как бывшему спортсмену, все-таки недоставало в его должности обыкновенного ума. Ну кто ж так сразу выдает себя? Или это сделано нарочно? Чтобы адвокат не шибко задирал нос?
— Но если этот ваш «кто-то» действительно что-то помнит, то, возможно, он помнит также, чем пять или шесть лет назад, не помню, все закончилось? Вам-то память ничего не подсказывает?
— Подсказывает, господин адвокат, но священного трепета не вызывает, увы.
— Эка вы меня обескуражили! — засмеялся Гордеев. — А я-то думал… Ну благодарю за откровенность. Так у кого я могу получить дело?
— У секретаря, у Людмилы Петровны… Люся! — крикнул Самохвалов. — Ты приготовила то, о чем я говорил?