Стратегия оборотня
Шрифт:
Но нельзя сказать, что никаких прав у невиновного нет. Он может в любой момент потребовать импульсного допроса и тем самым закрыть все вопросы. Импульсный допрос проводят только по официальному заявлению подозреваемого или в случае особо тяжких преступлений с большим количеством жертв. К мозгу подключают электроды, и там уже не соврешь, никаких шансов - если на импульсном допросе человек подтверждает свою невиновность, то все обвинения автоматически снимаются, даже если собрано полторы тонны улик. Однако сама процедура обязательно вызывает последствия - люди потом годами, а то и до конца жизни не могут прийти в себя полностью. Кто-то заново учится говорить, у кого-то отказывают нервные окончания - так, что много лет он вынужден лежать в государственном стационаре овощем, а кто-то уже через пару лет становится таким же, каким был. Спрогнозировать результат невозможно, мозг до сих пор остается самым неизученным органом, но вмешательство в его функционирование еще никому добра не принесло. Именно потому выбор был не очевиден: когда речь шла о сроке лет в двадцать, то даже сомнений не возникало. Двадцать лет при средней продолжительности жизни - это не сопоставимая с возможностью пожизненной инвалидности жертва.
За весь день я передумала уже все вдоль и поперек. А вечером, после того, как снова сходила в столовую, где ничего не смогла съесть, улеглась на твердую кушетку и отключилась. Предыдущая бессонная ночь и накопившиеся переживания сказались.
***
К блондину я повернулась сразу, как только почувствовала его за своей спиной. И он улыбался. Я бесконечно любила его улыбку, но даже во сне не смогла отпустить напряжение:
– У меня такое чувство, что эти сны как-то связаны с реальностью!
– Не кричи, любимая, а то проснешься раньше времени. Мне жаль, что ты сама себя загнала в эту ловушку.
– Я загнала?!
– Завтра твое дело закроют, и после этого тебя уже никто не вытащит. Проси импульсного допроса, выиграем время. Тебе ничего не грозит.
Я теперь не замечала ни нашей наготы, ни его безупречной привлекательности. Только смотрела в янтарные глаза с вертикальными зрачками с утекающей надеждой:
– Если бы ты любил меня, то никогда бы подобного не посоветовал...
– Я люблю тебя, Дая.
Я проснулась. Ни один разумный современный человек не стал бы обдумывать сновидения. Ведь каждому известно, что во снах человек общается сам с собой, просто мозг подкидывает ему разные образы. Все мои мысли и сомнения вот такое отражение и нашли...
И все же, когда с самого утра меня привели на допрос, я каким-то неведомым образом перестроилась. Не спросила ни о судьбе друзей, не поинтересовалась, что обнаружили по тому адресу во время рейда, а заявила:
– Я требую импульсного допроса.
Женщина за столом вытянулась, а потом покачала головой. Мужчины тоже уставились друг на друга, явно не готовые к подобному. И потом один из них, который еще позавчера выглядел непробиваемым истуканом, наклонился и сказал неожиданно мягко:
– Это... глупое решение, курсант Джисс. Вам не грозит ни смертная казнь, ни слишком длительный срок. Ваше преступление серьезное, но риск не оправдан. А приятели ваши отпущены после вашего же заявления, ради них точно не стоит...
Наверное, я отчаялась. Как тот самый парнишка, у которого погиб брат, после чего он не мог собраться и стал жертвой преступников. Который был готов уже на все, лишь бы это прекратилось, лишь бы стало хоть чуть по-другому, и именно тогда он согласился прицепить неизвестные диоды к своей башке. Я ощущала себя точно так же, и потому тихо повторила:
– Я требую импульсного допроса.
Женщина тяжело вздохнула. Мужчина выпрямился и развел руками:
– Тогда нам не о чем вас спрашивать. Сейчас мы вам обязаны предоставить документы, где перечислены все возможные последствия, и дать три дня. Поставьте свой отпечаток здесь, - он протянул планшет, а у меня, к удивлению, даже рука не дрожала.
– Надеюсь, вы в курсе, что в следующие три дня имеете право отменить свое решение?
– я кивнула.
– Возьмите документы в свою камеру и можете идти.
Я встала и направилась к двери, за которой меня ожидала надзирательница. А он окликнул:
– Курсант Джисс, я сейчас не как офицер говорю, а как отец двух дочерей. Подумайте хорошенько. Вас выпустят максимум в сорок - вся жизнь впереди. А сейчас вы принимаете решение на эмоциях, как подросток.
Я не обернулась. В камере кинула документы на пол, даже не взглянув в них. Возможно, что блондинчик дал и не такой уж плохой совет - я выторговала себе целых три дня! И даже в самый последний момент могу отказаться. А вдруг за эти три дня Эрк все же что-то придумает? Или я сама найду слова убеждения? Три дня - это почти бесконечность, по сравнению с «прямо сейчас». И только в третий день я подниму документы с пола и тогда уже подумаю о следующем шаге.
Почти весь день пролежала на кушетке, пялясь в черный потолок. На самом деле я впервые очень захотела уснуть и увидеть своего «любимого» - впервые осознанно хотела этой встречи. Может быть, он даст еще какую-то подсказку? Но в груди давило так сильно, что я не смогла даже задремать.
И уже поздно вечером к решетке подошла надзирательница - уже другая. Эта была высокой и говорила заметно строже:
– Встать и за мной.
Я подчинилась. Наручники она не стала надевать, но здесь у меня все равно не было шансов вырваться - тресну ее и заработаю еще двадцатку лет сверху. Так себе развлечение.
Она снова привела меня в допросную, где ожидал только один из знакомых офицеров. А как известно, нельзя допрашивать подозреваемых в одиночку - тогда появляется возможность выйти за рамки должностных обязанностей. Потому я застыла в дверях. Но он устало глянул на меня:
– Наша смена уже закончена, но я подумал, что не имею права оставлять эту новость до утра. И без того будет слишком много проволочек... извинения теперь еще ректору приносить...
От услышанного во мне встрепенулось все. Даже не представляла, что надежда способна бить вот так - когда неконтролируемо подскакиваешь, делаешь шаг вперед и замираешь, боясь не выдержать, свалиться мешком на пол. Он не улыбался, но на мое приближение отреагировал кивком:
– Курсант Джисс, с вас сняты все обвинения. Ставлю в известность, что в академии под вашим видом запрещенные препараты распространял перевертыш.
– Я это знала! Но вы ведь не слушали! Как вы его поймали?
Он поморщился.
– Мы не ловили. Он сам явился сюда - с вашим же лицом. По правилам, мы обязаны принимать все чистосердечные признания. Собственно, в этом случае все улики против вас признаются несостоятельными, преступник пойман.
Я не собиралась его благодарить - наоборот, хотелось расхохотаться. Они даже не пытались! И тут вдруг явка с повинной - ну, просто совершенно ничего странного! Проснулся как-то заядлый преступник и думает: «Что-то с совестью моей стало! Пойду-ка я сдамся для разнообразия». Это не правосудие, это фарс какой-то.