Стратегия захвата (сборник)
Шрифт:
Дверь подалась легко, хотя он и не ожидал этого. Снаружи все оставалось по-прежнему. Так же безмолвно мерцали бесчисленные световые вспышки, глянцевито блестели ветви и стволы стеклянных деревьев. То, что произошло с машиной, казалось слишком необычным. Глеб понимал, что причину надо искать снаружи. И он не ошибся. Едва луч нашлемного фонаря проник в узкое пространство между полом и днищем, как он понял все. Вернее, почти все. Увиденное не сразу уложилось в сознании.
Пока он спал, машина пустила корни, вросла в пол. Скорее все же, что пол врос в машину десятками переплетавшихся полупрозрачных, толщиной в руку, стеклянных ветвей. Глеб почувствовал гнев, словно его ограбили. Сварочный разрядник не оставил на стеклянной массе ни малейшей царапины, электрическое зубило сломалось через минуту. Немного успокоившись, он решил выяснить, удалось ли ветвям пройти сквозь броню и что именно произошло с танком. В машинном отсеке под пластиком верхнего кожуха поверхность генератора как-то странно поблескивала… Запасная насадка на зубиле обломилась, сняв
— Глеб! — вдруг позвал его стеклянный голос. Звук был таким, словно одновременно звякнули сотни хрустальных колоколов. Казалось, он шел отовсюду, от каждой стеклянной ветви.
Координатор и Лонг молча вышли из лифта. Молча прошли по коридору до самой рубки. В пустом переходе их шаги отдавались гулко, почти печально…
И вот уже в третий раз за время стоянки на этой планете по кораблю разнеслись сигналы общей тревоги. Снова люди заняли свои места по тревожному расписанию. Снова ожили генераторы защитных полей, развернулись лепестки дальномеров и пеленгаторов, корабль изготовился к бою и замер в тревожном ожидании.
Теперь достаточно было ничтожной случайности, ошибки или недоразумения, и руки сами собой надавят нужные клавиши, непослушные губы отдадут необходимые команды, и все вокруг затопят реки огня…
"Страх руководит нами… Мы боимся неизвестной опасности, и это хуже всего", — с горечью подумал Лонг, Он занял кресло Глеба в управляющей рубке, рядом с координатором. По тревожному расписанию в случае гибели первого пилота он занимал его место… Глеб, возможно, еще не погиб, а его рабочее кресло уже перешло к нему… Надо что-то сделать, как-то задержать развитие событий…
Пискнул сигнал вызова. На большом экране появилось лицо Кирилина.
— В чем дело? — хрипло, почти недовольно спросил координатор.
— Мне удалось установить, какие блоки Центавра несли основную нагрузку.
— Кирилин замолчал, внимательно всматриваясь в их искаженные тревогой лица. Лонг отчетливо слышал звук секундомера на центральном пульте. Ему казалось, что это какой-то гигантский метроном отсчитывает последние, еще оставшиеся им для разумного решения секунды.
— Продолжай, я слушаю, — сухо бросил Рент.
— Эти блоки содержали в себе данные по лингвистике, структуре и словарному запасу нашего языка. В передаче были задействованы только эти блоки. Они готовятся к разговору с нами или, быть может, с Глебом…
Лонг видел, как разжались руки Рента, за секунду до этого сжимавшие пусковые рукоятки противометеорных пушек. Как словно бы сама собой ушла в сторону от педали его нога… Как медленно слабел, уходил куда-то в небытие стук гигантского метронома, превращаясь в обычное тиканье пультовых часов.
И никто из них не узнал самого главного. В отсеке долговременной памяти Центавра появились новые блоки, которых там раньше не было…
Ноль двадцать четвертый стоял в глубине стеклянного леса неподвижно. Все его двенадцать анализаторов напряженно прощупывали пространство. Вокруг него бурлила чужая полумеханическая жизнь. Он ненавидел ее. Еще совсем недавно он не знал, что такое ненависть. Не подозревал, какой смысл может нести в себе термин "чувство". Теперь он узнал ненависть. Узнал недавно. Он хорошо помнил этот день. Он вообще помнил все хорошо и всегда мог полностью восстановить картину или звук, некогда прошедший через его анализаторы. Безотказная память извлекла из своих глубин картину. Никогда раньше его память не позволяла себе подобных штук, она была всего лишь инструментом, подававшим по мере надобности данные для решения той или иной задачи. Теперь память вдруг заработала самостоятельно, независимо от его воли, и он не знал, что с людьми память постоянно позволяет себе подобные вольности. Правда, человеческая память может со временем откорректировать некоторые детали. Его фотографическая память ничего не меняла. Он видел картину. Высокая иззубренная скала. Он стоял на ней. У него было простое и ясное задание — охранять работавших внизу людей. Ему доставляло удовольствие охранять эти слабые и беспомощные существа, бывших своих хозяев… Внизу, в стороне от работавших людей, струилось над песчаной поверхностью какое-то марево. Он не мог
Снизу к нему поднялся человек по имени Глеб. У него был второй номер. Это означало, что его приказы мог отменить только один человек, тот, у которого номер был меньше. Этот человек остался на корабле, и, следовательно, Глеб был здесь самым главным. Ноль двадцать четвертый внимательно выслушал его приказ.
Связь с кораблем не отвлекла его от наблюдения за окружающей местностью, и, поскольку основное его задание не отменялось, он добросовестно вел охрану. Отметил, что мелкие струйки неизвестной энергии медленно текут по поверхности планеты в его сторону. Поскольку людям они не угрожали, он не подал сигнала тревоги. А так как никто не запрашивал его об окружающей обстановке, он лишь продолжал наблюдение. Когда первая струйка энергии коснулась его металлических подошв и поползла вверх по ноге, он почувствовал холод. Словно тысячи стальных морозных иголок вонзились в колени. Человека уже не было рядом, он ушел вниз к другим людям, ему ничего не угрожало. Ноль двадцать четвертый добросовестно продолжал выполнять порученное задание и одновременно поддерживал связь с кораблем. Холод постепенно поднимался все выше, прошел по металлическому телу, забрался в грудь. Что-то с ним происходило. В сознании выкристаллизовывалось нечто новое, никогда не испытанное раньше. Ощущение ненависти. Ненависти ко всему, что двигалось, жило. Появились мысли, не связанные с приказами людей, смутное сознание собственной воли, свободы поступков… Связи с основной программой были теперь разрушены, и у него появилась свобода выбора. Того самого выбора, право на который может иметь лишь существо, обладающее моральными критериями. Ничего подобного но предусматривалось для электронных машин. Они должны были руководствоваться программой. Или, в случае крайней необходимости приняв решение самостоятельно, пропустить его через контрольный блок основных запретов и правил. Теперь этот блок не функционировал. В искаженном, болезненном мозгу робота царил хаос. Злоба и желание разрушить все, что не могло сопротивляться его могучей технике, захватили его. На корабле он чувствовал себя неуверенно. Он слишком хорошо знал, как могущественны его бывшие хозяева. Приняв решение бежать с корабля, он выполнил его наилучшим образом, ведь его логические блоки попрежнему работали безупречно. Нелегко было попасть сюда, под оболочку стеклянного купола, зато теперь он может разрушить эту ненавистную обильную чужую жизнь. Разложить ее на атомы, раздробить сами атомы и превратить их во все пожирающее излучение. Человек стал лишь частью материи, которую следовало уничтожить. Он был пылинкой, букашкой, пытавшейся помешать ему осуществить его намерения.
Но когда двадцать четвертый включил спусковые механизмы лазера, в нем вдруг проснулись древние инстинктивные запреты, они наполнили ужасом все его существо, и он бежал, сам не зная зачем и куда.
Теперь страх прошел, и лишь стремление уничтожать владело им. Только одна мысль мешала ему немедленно включить на полную мощность дезинтегратор и лазеры. Он понимал, что окружавшая его жизнь сильна здесь, в своем логове, и справиться с ней будет не так-то просто. Он убедился в этом сразу после выстрела лазера, когда его луч не причинил ни малейшего вреда. Наверняка у него будет один-единственный шанс.
Нужно постараться одним выстрелом уничтожить сразу все. Найти центр этой конструкции. Центр, в который стекались отовсюду информативные потоки. Он ощущал их своими чувствительными датчиками. Лазер был здесь бессилен, но у него есть другое оружие — дезинтегратор, разрушающий любую материю… Он не может рассчитать сопротивляемость этой живой стеклянной субстанции, нет данных, значит, нужно стрелять только наверняка. Найти центр нетрудно. Ноль двадцать четвертый все время двигался вдоль трасс, несущих наибольшую информативную нагрузку, и сейчас уже улавливал обратные командные импульсы, которые излучал центр. Оставалось рассчитать траекторию выстрела.
Заросли кончились. Ноль двадцать четвертый остановился на краю открытого пространства. Под самым центром купола висела огромная черная груша. Это и был информативный центр. Но, прежде чем он навел на него аннигилятор, его датчики сообщили о присутствии человека…
Снова он, снова второй… Опять он встал у него на пути. В сотую долю секунды его автоматические анализаторы, нимало не считаясь с его волей, проанализировали окружающую обстановку и выдали результат. Выстрел дезинтегратора уничтожит вместе с центром и человека. И сразу же из глубин его существа хлынула знакомая волна ужаса. Он не сможет испытать ее еще раз в полной мере… В тот первый раз он не знал, какой силой она обладает, он не сможет убить человека… Калейдоскоп противоречивых мыслей вспыхивал в его электронном мозгу. Текли секунды… Их оказалось достаточно, чтобы человек в конце концов заметил его… Их глаза встретились. Если бы сейчас человек отдал приказ, ноль двадцать четвертый, наверное, подчинился бы, но человек молчал. Секунды падали между ними тяжелые, как глыбы. Время было упущено. Ледяной холод, поселившийся в голове ноль двадцать четвертого, постепенно делал свое дело. Гасил все второстепенные мысли, отключал ненужные блоки, снимал глубинные запреты. Ничего не осталось в сознании, кроме злобы, и тогда сквозь раздвинувшиеся створки блеснул ствол дезинтегратора…