Стратонавт поневоле
Шрифт:
За столом в засаленном халате и давно не стиранной! чалме сидел Клавдий Элизабетович. На столе лежала охапка шпаг. Он брал то одну, то другую шпагу и прикладывал ее вертикально к животу, словно примерял — войдет или не войдет.
Коля поздоровался.
Клавдий Элизабетович задумчиво взглянул на него, и лицо чародея мгновенно приобрело счастливое выражение.
— Кого я вижу! — радостно воскликнул волшебник. Сколько лет, сколько зим! Ты ли это, Николай?
— Я, — смущаясь, подтвердил Редькин. Волшебник обнял гостя и смахнул слезу.
— Вот, парень мой, докатился я до этого балагана… —
Клавдий Элизабетович схватил графин и начал жадно пить воду.
— Изжога мучает, — пробормотал он, — вчера по просьбе зрителей шесть стаканов съел… Но ничего, ничего. Клавдий еще выкарабкается, еще заставит о себе говорить… Ладно. Лучше расскажи, Николаша, про свою жизнь.
— От вас, Клавдий Элизабетович, — тихо сказал Коля, — сейчас зависит судьба школы для мапуят. Кудесник удивился:
— Ты, парень мой, поясни предыдущее предложение.
— Деньги на строительство школы мы уже раздобыли, — сказал Редькин. — Но нам не хотят продавать строительные машины. Вы бы не могли…
— Могу! — воскликнул чародей, решительно сбрасывая халат. — К черту кривляние на сцене, жалкие аплодисменты и глупые фокусы. Пора заняться делом.
Он надел красивый костюм пепельного цвета, пеструю рубашку, лакированные штиблеты, закрутил усы, разбросал по плечам локоны, взял в руки трость и. глянув в зеркало, торжественно произнес:
— Вперед! Пусть торжествует добро!
Они покинули подвал и направились вместе с Котлетоглотателем к конторе Бобинлопа. Впереди солидно и уверенно вышагивал Клавдий Элизабетович с саквояжем. На значительном расстоянии от него следовали Коля и Сид.
У Бобинлопа волшебник пробыл не более двадцати минут.
Заводовладелец проводил его до самой двери и смотрел на волшебника преданными собачьими глазами.
В пароходной компании «Ватер, Шматер и родственники» Клавдий Элизабетович находился и того меньше. Провожать его вышли и Ватер, и Шматер, и большая группа людей, по-видимому, родственников. Судя по их напряженно счастливым лицам, сделка была успешной.
В безлюдном кафе чародей сел за столик и заказал три порции пломбира. Через несколько минут к нему присоединились Редькин и Сид. Клавдий Элизабетович, гордясь успешно выполненным заданием, вынул квитанции, торговые соглашения, прочие документы и протянул их Редькину.
— Здесь все, — многозначительно сказал он. — Пароход называется «Калабрия». Это самый лучший пароход компании.
— Вы, Клавдий Элизабетович, настоящий волшебник, — растроганно сказал Коля.
— Большущее вам спасибо!
— Не за что, — волшебник вздохнул. — Это тебе, Николай, спасибо: ты вывел меня из подвала на свежий воздух, напомнил о моем главном призвании… Вот так бы всю жизнь. Творить бы добро и не тратить талант по пустякам…
— А кто вам мешает? — удивился Коля.
— Эх, парень мой, — Клавдий Элизабетович грустно покачал головой, — в том-то и дело, что никто не мешает. Все собираюсь, все откладываю на завтра, завтра, думаю каждый раз, завтра начну новую жизнь… А тут еще заработки, как назло, прекрасные. Сложно все это, сложно…
Он посмотрел на часы.
— Прощай, Николай. Прощай, друзья! — волшебник расчувствовался, — пойду заниматься ерундой в подвале.
Они вышли из кафе.
Клавдий Элизабетович хотел еще что-то сказать, махнул рукой и большими прыжками погнался за трогающимся автобусом.
— Душевный человек, — сказал Сид.
— Жаль его, — заметил Коля, — никакой силы воли. Волшебник догнал автобус, вскочил на ступеньку дверцы с визгом захлопнулись, зажав его длинные волосы и долго еще видели воздухоплаватели развевающиеся ветру локоны чародея.
Капитан с трубкой в зубах встретил гостей у трапа и повел их осматривать корабль. После экскурсии он пригласил Колю и Сида в свою каюту, угостил их кофе с пирожными и заверил, что «Калабрия» отправится в рейс точно в срок.
Возвращаясь из порта, они очутились в тех местах, где так счастливо встретили доброго волшебника. Знакомая афиша с ликом Балтазара — старшего маячила над ступеньками в подвал, откуда доносилась музыка. Коля из любопытства присел и заглянул в окошко.
На сцене в пурпурной мантии возвышался Клавдий Элизабетович. Он сосредоточенно распиливал ящик, из которого торчали ноги и голова девушки. Девушка смотрела в потолок и загадочно улыбалась. Розалия Шлехт наяривала на клавесине небесный мотив. У зрителей были тревожные лица…
Через два дня «Калабрия» начала принимать в свои трюмы грузы, предназначенные для острова. Коля и Си пришли в порт, чтобы взглянуть на корабль. Порт встретил их гудками, лязгом и грохотом. Десятки пароходов под флагами разных стран застыли у причалов. Работяги буксиры бороздили бухту во всех направлениях. Ревели грузовики, приседая под тяжестью мешков. Высоченные подъемные краны, похожие на журавлей, опускали свои клювы в глубокие корабельные трюмы, выуживая оттуда тюки, мотоциклы, лес, уголь, турбины, станки, конфеты и множество других грузов. Среди всех пароходов «Калабрия» выделялась своими внушительными размерами. Весь причал, у которого она швартовалсь, был уставлен новенькими грузовиками, бульдозерами, бетономешалками, мешками с цементом и прочим строительным материалом. Казалось что не может один корабль вместить столько грузов. А мощные краны опускали и опускали в трюмы тяжелые контейнеры, и «Калабрия» все глубже оседала в маслянистых водах гавани.
Глава девятнадцатая
Последнюю ночь перед отплытием «Калабрии» Коля спал плохо. Предчувствие беды не покидало его.
О, это смутное ощущение тревоги! Кто не испытывал его. Все, кажется, идет хорошо, но в голове почему-то вспыхивают сигнальные лампочки. А тут еще упало и разбилось зеркальце, перед самым носом перешел дорогу развязный котяра, пробежала по двору женщина с пустым ведром- и пошло, поехало, снежным комом покатилась тревога. Человек укрывается с головой и ждет. Заскрипит дверь, прошуршит за обоями насекомое, вскрикнет во сне соседское животное, зарыдает кран, глухо и сдавленно, — все одно к одному: быть беде. Замечено, чем тоньше нервная система, тем чаще посещают предчувствия. Сбываются они, правда, гораздо реже, чем посещают, но это обстоятельство не принято замечать.