Страж Кодекса. Книга VIII
Шрифт:
Но либо их вера была не столь крепка, либо тьма оказалась слишком сильна, но стоило на короткий миг поверить во спасение, как за стенами церкви раздался скрежет. До того страшный, что он перепугал всех женщин, стариков и детей. Даже храбрые мужчины, вставшие на защиту слабых, ощутили неимоверный ужас.
Тьма скреблась в это место. Её когти царапали величественные стены церкви, оставляя глубокие борозды.
За заколоченными окнами, в свете луны и фонарей церкви, мелькали силуэты. Десятки, а то и сотни теней, они проплывали вблизи
— О-они здесь… — в страхе проблеял тучный мужчина, а обрез в его руках задрожал, как осиновый лист. — М-мы покойники…
— Не поддавайтесь страху! — крикнул тот, что подходил к преподобному ранее. — Они не зайдут в священное место!
Его слова добавили немного надежды в сердца людей, но эта надежда испарилась ровно в тот момент, когда за стенами зазвучал рёв. Неистовый и полный голода, он пробирал до самых потаённых мест души каждого, кто нашёл здесь своё спасение.
Подойдя к одному из окон, вооружённый пожарным топором старик попытался посмотреть, что за ним происходит.
Звук выбитого стекла и треск дерева прозвучал оглушительно. Тощая окровавленная рука, ранее принадлежавшая молодой девушке, пробила доски и попыталась схватить свою добычу. Лишь чудом старик успел отвести голову, спасаясь от острых чёрных когтей.
Это стало началом. Твари, что ранее были людьми и жителями Элис-Спрингс, взревели и начали прорываться внутрь. Заколоченные досками окна сдерживали их, но это ненадолго. Двери церкви содрогнулись, будто по ним ударили стенобитным тараном, отчего несколько скамеек с грохотом упали на пол.
Люди закричали в страхе, сбиваясь в центре, подальше от стен. Женщины пытались закрыть кричащим и плачущим детям глаза, чтобы они не смотрели на весь тот ужас, пробирающийся в стены этого святого места.
Рёв за стенами становился всё громче. Твари чувствовали добычу. Чувствовали, как люди боятся. Как бежит кровь по их венам, качаемая сердцем.
— Отче наш, сущий на небесах… Да святится имя Твое… Да приидет Царствие Твое, — будто в бреду молился священник, цепляясь за веру во спасение и не обращая внимания на рёв и крики. — Да будет воля Твоя… и на земле, как на небе…
Он настолько погрузился в себя, что не слышал, как твари за его спиной прорвались и начали убивать людей. Их когти рвали тела. Их клыки впивались в кожу, несмотря на мольбы о пощаде и попытках бежать. Крови было столь много, что она забрызгала абсолютно всё. Все стены, потолок и пол. Она стекала по подсвечникам и витражам, на которых были отражены священные сюжеты.
Бывшие люди… Тёмные твари… Они не видели различий между детьми и стариками, или мужчиной и женщиной. Для них все они были лишь пищей. Добычей, которую требовалось поймать и вкусить её горячую кровь.
Но преподобного они не тронули. Собравшись рядом с ним полукругом, они скалили клыки, ревели и дёргались, подобно зверям. От бывших мужчин и женщин не осталось ничего. Их одежды были
Неожиданно твари отхлынули от священника. Словно вода, они расступались, образуя коридор. В едином порыве они перестали реветь и опустились на колени, а их ужасающие лица выражали бесконечное раболепие и желание служить.
Они ждали… Ждали, пока в стены этой церкви войдёт тот, кто стал их господином. Их владыкой… Их истинным богом!
И он не заставил себя долго ждать.
Глухой звук шагов эхом прозвучал в тишине, а окровавленный деревянный пол заскрипел.
По мере его приближения к преподобному тухли ещё горящие свечи, а свет исчезал, уступая место Тьме.
Рыцарь в чёрных доспехах вытянул руку и, не останавливаясь, коснулся лица подавшейся вперёд девушки. Остальные твари от подобного начали скалить клыки от зависти, а девушка, в которой можно было узнать бывшую Охотницу Элизабет — томно задышала, чувствуя прикосновение своего бога. Неописуемая радость охватила её мёртвое сердце, а из глаз полились слёзы благодарности. Пусть это было лишь мимолётное касание, едва ощутимое, но этого хватило, чтобы её душа затрепетала.
— … Хлеб наш насущный дай нам на сей день; И прости нам долги наши… Как и мы прощаем должникам нашим…
Слова молитвы срывались с побелевших губ священника. Он крепко зажмурил глаза, дрожал всем телом и боялся. Боялся посмотреть за спину и увидеть того, кто стоит позади него.
— Твой бог покинул тебя, человек, — проскрежетал рыцарь, возвышаясь над сжавшимся священником. — Он слаб и ничтожен. Не способный защитить свою паству и оставивший её умирать. Разве достоин этот бог поклонения?
Священник не ответил. Вместо этого он до хруста сжал пальцы в замок. Да так сильно, что деревянные чётки с изображением божества впились в его кожу до боли.
— … И не введи нас в искушение… Но избави нас от лукавого… Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки…
— Твоя вера похвальна, а в сердце чистота, — тяжёлая латная перчатка легла на плечо преподобного, заставив его вздрогнуть. — Но вера и мольбы не спасут, — вкрадчивый шепот прозвучал рядом с его ухом. — Тьма поглотит этот мир, даровав своё благословение…
Преподобный затих. Слова молитвы более не звучали из его уст, а кристально-чистые серые глаза распахнулись.
Медленно, будто на его плечи давила неимоверная ноша, он поднялся с колен и обернулся, чтобы в следующий миг увидеть лик чудовища.
— Делай, что должно, исчадие Ада, — спокойно сказал преподобный, смотря прямо в красные глаза того, кого можно было бы ошибочно принять за человека. — Я умру, но моя душа отправится к моему богу.
Рыцарь улыбнулся, но не как хищник, каким он являлся, а будто мудрец, который увидел перед собой несмышлёного ребёнка, сказавшего глупость.