Страж неприступных гор
Шрифт:
Мевев как можно деликатнее разбудил ее, воззвал к разуму, спрашивал и отвечал. Она кивала, все понимала, во многом признала его правоту, после чего пошла напиться, чтобы еще раз тщательно обдумать все, что он сказал. Он хотел ее удержать, но всерьез получил по морде. В качестве предупреждения. Она могла тут же добавить и ножом.
В конце концов, он немного уже ее знал. Ему было позволено многое, но, увы, не всегда.
Тихий вернулся на корабль, потом снова на берег. Он пытался что-то придумать, а шанс у него был, поскольку не все еще развалилось. Гарда до сих пор несла службу, мало того, с пьяным усердием соблюдались вахты, поскольку все было согласовано с самого начала и крутилось
Ну да, как же.
Первый помощник Слепой Риди тянул целых два дня, прежде чем с тяжелым сердцем и сконфуженной физиономией отправился на «Колыбель». Однако его коллега на втором корабле эскадры уже кое-что знал о происходящем на берегу. По-отцовски снисходительный и вместе с тем по-солдатски суровый, он позволял своим морякам участвовать в попойке на поляне. Он отправлял их туда в награду — этого еще нужно было заслужить — группами по трое, и каждую группу на один день. «Только один, понятно? Один!» Так что команда присутствовала на корабле почти в полном составе, а если бы случилось что-нибудь дурное, то он как-нибудь уж примирился бы с потерей трех бедняг на берегу. Мевев сверкнул глазами, искренне признал, что дело хреново, после чего попросил заместителя Китара принять командование эскадрой.
«У тебя хороший корабль, полная команда, и ты сидишь на борту, — сказал он, качая головой и поглядывая на море. — У меня под началом даже не пятнадцать человек. На борту — что я есть, что меня нет. Если что — делай как считаешь нужным. Моим скажу, что они должны подчиняться твоим приказам. И сигналам. Даже если меня не будет».
Из этого следовало, что если бы — предположим — потребовалось срочно сниматься с якоря, то «Труп» послушно ляжет на курс следом за каравеллой, оставив на берегу бесчувственную капитаншу в окружении бесчувственной команды. Все равно лучше, чем пойти на дно от рук какой-нибудь заблудившейся эскадры королевских или имперских. «Колыбель» не могла защитить «Гнилой труп» с остатками команды на борту. А молниеносно перевезти на шлюпках на корабль сто сорок пьяных возможно только в сказке. Значительно умнее было отвлечь врага от беззащитных товарищей на берегу.
К счастью, пока подобных проблем не предвиделось. Умная Риди выбрала действительно хорошее место: в мелкой, но обширной дуге, которую описывало дартанское побережье (ее трудно было назвать бухтой), на фоне леса, два парусника с голыми мачтами оставались невидимыми. Они ежедневно замечали какой-нибудь корабль прибрежного флота, шедший из одного небольшого дартанского порта в другой, но корабли эти двигались по прямой и были достаточно далеко, чтобы обнаружить «Колыбель» и «Труп». По крайней мере, на это надеялись их командиры, основываясь на собственном моряцком опыте.
Каждый день рано утром Мевев оставлял корабль и приказывал везти себя на берег, надеясь, что в борделе под открытым небом что-то наконец изменилось. Запас выпивки оставался еще солидный, но потребляли его все более неравномерно, и трудно было посчитать точно. Несколько дней дождей, увенчавшиеся короткой летней грозой (корабли не пострадали, надежно держась за дно), слегка подпортили веселье, но отнюдь его не прервали. Именно тогда водка начала убывать
От комаров, как известно, лучшее средство — водка.
Риди могла пить даже две недели. В среднем именно так и бывало, поэтому, похоже, ей должно было уже хватить — но кто знает? Тихий ни с кем не стал бы спорить.
Одна из корабельных девушек была беременна, и Риди, у которой уже вырос солидный живот, нашла в ней самую искреннюю подругу, а сверх того еще сестру, мать, тетку… Они сидели на земле возле пня срубленного дерева. Обнимая подругу рукой за шею, капитанша пыталась объяснить, что когда хорошо, то хорошо, а когда плохо — то плохо, а не хорошо-плохо или плохо. Она наклонилась, вытянув вперед руку, пока ей не удалось зацепиться пальцем за ручку кувшина с вином, и осторожно потащила его к себе по земле, следя, чтобы не опрокинулся. Другой рукой она все так же обнимала потную шею подруги, обдирая ее почти до крови. Девушка плакала, преданная и несчастная.
— Он дал мне… тогда такие… такие ленточки… — рыдала она. — Говорил: у нас будет дом… говорил… А я уже тогда зна… знала, что… знаешь? Я знала… что он… Сукин сын… Я знала.
— Плохо, когда хорошо, потому что тогда это точно плохо, — объяснила капитанша. — Я тебе такой дом ку… куплю. Большой ка-ак… Хошь?
Кувшин доехал до окрестностей ее лодыжки. Она взялась за ручку и напилась. Подруга продолжала свою исповедь. Риди в конце концов отпустила ее шею, ибо ей требовались обе руки, чтобы опереться. Она поползла на четвереньках — и ползла, пока не добралась до дерева. Это было ее дерево, она сама себе его выбрала. Она выиграла за него драку с матросом. Она его защитила, и теперь у нее было свое дерево.
Поскольку, пока она к нему стремилась, ее все время тошнило, дерево ни на что не пригодилось. Она еще немного подавилась, опираясь головой о ствол, но больше не пошло. Можно было возвращаться. Только не к этой жабе с большим животом. Куда угодно, только не к ней.
Какое-то время она ползала вокруг дерева. Это было ее дерево. Она его выиграла. Навсегда.
Двигаться на четвереньках вокруг дерева было трудно; она перепутала дорогу и оказалась на какой-то заблеванной тропинке. Свиньи. У них не было своих деревьев, и они блевали где попало.
— Свиньи! — заорала она, вскидывая голову. — Свиньи-и!
Она перевернулась на спину и заснула. Какое-то время спустя она проснулась оттого, что у нее начал болеть живот, на котором лежал матрос. Давясь от смеха, она пыталась ему помочь, но дело шло плохо, так как она не могла зацепить ногу за ногу, и ноги постоянно сползали куда-то на его бедра. Живот заболел снова; она застонала.
— Эй… погоди… ну!..
Она хотела перевернуться вместе с ним, поскольку если бы она была наверху, все это имело бы смысл. Наверное.
А если бы она привязала себе спереди бочку, он тоже бы на нее свалился?! Вот дурак! С пьяными всегда так! Не посмотрит, не подумает, просто возьмет и залезет! Она кое-что вспомнила.
— Сви… и… свиньи-и! Свиньи!
Сопя и стеная, она снова пыталась сплести ноги, но те вообще ее не слушались. Она крепко обняла моряка за спину, пальцы другой руки погрузив в пропотевшие волосы над самым затылком, и слегка почесала. Он перестал ее трясти, зато придавил всем своим весом. Слюнявя ей шею, он дышал прямо в ухо. Другим ухом она услышала голос Неллса. Кажется, Неллса.