Страж Равновесия. Начало
Шрифт:
Зоя Артёмовна обиженно передёрнула плечами и так тряханула авоськой с курами, что торчавшие оттуда посиневшие лапы от неожиданности конвульсивно задергались.
– Ну… Цыпа, цыпа, – успокаивающе запричитала дворничиха и легонько залепила щелбана по одной из куриных лап. Дёрганье моментально прекратилось.
– Так бишь, о чём это я? Ах, ну да, голуба моя, о Бродяге твоём Танцующем. Подловил меня, паскудник этакий, когда я чаю послеобеденного, значится, выпила и в благостности невероятной в скверу на солнышке грелась. Задремала я на лавочке то, – вдруг слышу, будто перетаптывается рядом кто. Глаза открываю – а он тут как тут. Ну, думаю, святые угодники, ещё одного по мою душу принесло. Спасибо,
Этого, будь он неладен, голуба моя, спросонья то шибко жалко мне стало. Трясся весь, в танце исходился, умолял посодействовать. Было решила сначала с него «танцучку» согнать, плёвое ж дело, пятиминутное, но одумалась вовремя, поняла, что не стоит лишнего на себя брать. Их тама ватага целая, шайка, мало ли зачем на него «танцучку» наслали, а я тута одна, в своём роде единственная. В общем, пожалела я танцора твоего, Алевтина. И дала ему ниточку, пустила по следу. Я так рассудила – совсем шайку сейчас без следа оставить – беды не оберёшься. А дальше уж пусть Хранители постараются. Потому что как по мне –даром они свой хлеб едят. Что у них из века в век за забота? А тут хоть поработают пусть, раз в тысячелетие, – тут дворничиха лукаво подмигнула Альке и продолжила свой диковинный рассказ.
– Поначалу было попыталась отвратить от цели Танцующего твоего Бродягу: это ж, говорю, в сказках земных только так писано, для детей малых, что мол, есть на свете волшебная палочка. И что ни задумал, ни пожелал – желание твоё исполнит. А во взрослой то жизни – оно как? Без труда ничего не бывает. И вообще, шутка ли – вещь такую в Срединном мире искать? По головке тебя за это не погладят…
Думала, отстанет – куда там. «Брось, говорит, бабка, темнить. Ответствуй немедля, что делать надобно, все исполнить готов!» А глаза уже, знаешь, безумием так и сверкают. Ладно, дай, думаю, расскажу ему про фикус-цвет. Ты легенду о цветке папоротника, том, что на Ивана Купалу цветёт, слыхала небось? – Алька молча кивнула. – То-то, вот и он тоже слыхал. Так-то – легенда, а я ж ведь, голуба моя, ентрепретациями владею, за этим они ко мне со всей Вселенной и устремляются, пропасть их забери.
Так, стало быть, возвратимся к Бродяге твоему Танцующему. Вот, значится, я ему и толкую – господь с тобою, болезный. Слушай и запоминай. Баба Зоя два раза сказывать не станет: поди да как хошь сыщи здесь, в этом самом районе, фикус. «Что, говорит, бабка, за фикус такой?» Потом замялся на секунду, да как в пируэте ввысь скаканет и скороговоркой с верхотуры мне как гаркнет: «Отряд розоцветные, семейство тутовые?» Только не на ту напал. Меня так просто не испужать, – не из пужливых. Точных сведений ему, каким должен фикус тот быть, не дала.
Ограничилась описаниями туманными. Что, мол, произрастать фикус искомый должен по возможности вольготно. Дабы должное количество ультрафиолета получить, фотосинтез соответствующий отработать. Вырыть из места произрастания фикус потребно в тайности и перенести в место надёжное. Затем фикус оный надобно в глиняный горшок воткнуть и троекратно, в назначенный час, водой из Источника Равновесия полить.
Источник этот испокон веков в Срединном Мире существует, для разных нужд его используют. Только источник этот не постоянный. С определенной периодичностью в нашем мире появляется. Коль исполнить всё в точности, расцветёт на одно лишь мгновенье
Вот тут-то, голуба моя, и хватай удачу за хвост – желай не хочу. Этот цветок похлеще Ивано-купальского папоротника сюжет закрутит. Ни тебе чистота помыслов, ни низменность страстей желающего на качество исполнения не влияет. Фикус-цвет всё воплотит, что только в Срединном Мире отыскать мыслимо. Любое желание исполнит, это факт. Только что в ответ просителю за это отдать придется, даже я предсказать не берусь!
Пока длилось удивительное повествование, дворничиха незаметно увлекла Альку на скамейку, и они уселись среди разлапистых кустов цветущего шиповника. Авоську с присмиревшими курами дворничиха расположила рядом на траве. Алькин пёс уже давно улегся неподалёку, и теперь сторожил завёрнутых в бумагу кур, тихонько порыкивая на слишком близко подбиравшихся ворон. Алька глядела на дворничиху во все глаза, почти не моргая и очень сдерживалась, чтобы не завалить её градом возникших вопросов.
– Алевтина, ты глаз-то притуши, – поморщилась дворничиха. – Про взор твой стальной, исподлобья, знаешь, небось, что во дворе говорят?
Конечно, Алька отлично знала. Она мгновенно потупилась, и вся обратилась в слух, чтобы понапрасну не раздражать Зою Артёмовну и не упустить ни единой подробности.
Дворничиха тем временем продолжала свою речь, словно споря с Алькой, хотя та на протяжении всего повествования так и не проронила ни единого слова:
– Говорю же тебе, Алевтина. Не просто так баба Зоя озорничает. Ну, дала я Бродяге твоему нитку, и что с того? Фикус-цвет лишь в мире Яви желания исполнять может. Далее, – и Зоя Артёмовна нервно стрельнула чёрными угольками вверх-вниз, – ни в Правь, ни в Навь, не добивает, как ни старайся. А нынче больно много залётных тут околачивается, так пусть пока фикус-цветом займутся. А Хранители, глядишь, и измыслят что-нибудь.
И вот что ещё я тебе скажу, голуба моя. Что они там, Хранители-то, мать их за ногу, думаешь много бы без меня наохраняли? Я, можно сказать, тоже Равновесие в Мироздании помогаю поддерживать! – и она гордо вздёрнула подбородок вверх. – Недооценивают просто, клевещут, как могут. А оно, голуба моя, ажно до слёз порой обидно бывает. – С этими словами, всхлипнув, дворничиха театрально, рывком подхватила с земли авоську, чем переполошила задремавшего было рядом керри-блю. Марик немедленно вскочил, громко огрызнулся на Артёмовну и вдруг стремглав помчался по направлению к центру сквера. Она же, лихо поднявшись со скамейки, и не обращая больше никакого внимания на оторопевшую Альку, уже явно вознамерилась проследовать к дому.
Вдруг, как по невидимой команде, она с тяжёлым вздохом плюхнулась обратно и неожиданно скрипуче заголосила:
– Ооой! Диииима! Идёт, милочек мой, домой торопится. И где ж только девку-то такую себе отхватил? – тут дворничиха зацокала языком. – Ох и хороша девка!
– Места надо знать, – раздался в ответ тихий, но твёрдый голос Алькиного отца. По тропинке к ним неспешно приближались Алькины родители. Шли с автобусной остановки, возвращаясь с работы. Мама держала папу под руку, а он что-то тихо говорил ей на ухо, слов было не разобрать.
Это была на редкость красивая пара. Женаты уже более пятнадцати лет, они все ещё сохраняли нежность и уважение друг к другу. Дмитрий, Алькин отец, был физиком-ядерщиком. Высокий, широкоплечий, голубоглазый, с густыми тёмно-каштановыми волосами, всегда очень модно и аккуратно одетый, он неизменно привлекал к себе восхищённые взгляды многих женщин. Но Алькиной маме никогда не приходилось волноваться и переживать за него, он целиком посвящал себя семье и, как он сам говорил, главным женщинам своей жизни – Наталье и Альке.