Страж
Шрифт:
– Пусто, – сказал Пауль.
– Ты проверил потолок?
– Я, по-твоему, зеленоротый щенок?! – тут же вскипел страж. – Ее здесь нет.
– Окна целы. Двери закрыты. Значит, она здесь. Или… мы проглядели лазейку.
– Давай проверим еще раз. Но я говорю – здесь никого, кроме нас.
– Возможно, эта тварь и сильна, но даже такой, как она, не хватит сил пройти сквозь стену кафедрального собора. Тебе ли не знать, как их защищают церковники.
– Мне прекрасно известно, что любую защиту можно обойти, – возразил Пауль. – Церковь могущественна, но отнюдь не всесильна. Бывали
– Не стану спорить. Но я впервые слышу о темной душе, касание которой вызывает одну из самых страшных болезней. Она как-то связана с мором в Солезино.
– Она его распространяет, сынок! – Страж, как и я, внимательно осматривал темный зал. – Проверим весь собор?
– Да. Но прежде еще раз обойдем неф. Я чувствую, мы что-то упустили.
Мы поменялись местами, и теперь уже я шел вдоль восточной стены. Здесь было все то же самое – саркофаги, статуи святых в нише, полутьма, полусвет и тревожное ожидание. Я каждое мгновение ждал нападения, но тени шевелились лишь от моего фонаря, а не из-за темной души, жаждущей моей крови.
Над гробницей Григория Третьего возвышался скорбный ангел в изорванной одежде. У него было печальное, расцарапанное лицо и слезы на мраморных щеках. Я прошел бы мимо, если бы черты статуи не напомнили мне лицо Гертруды. Я даже остановился, любуясь этой знакомой красотой. Просто удивительное совпадение – изваяние, возраст которого почти два с половиной столетия, и Гера, живущая сейчас, оказались столь похожи.
Я сделал шаг к ангелу, и щеки коснулось легкое дуновение сквозняка. Нахмурившись, я поставил фонарь на гробницу, провел рукой по воздуху, стараясь понять, откуда дует. Присмотревшись, увидел темный зазор между статуей и стеной. Он был совсем небольшой, и его основную часть скрывали ангельские крылья.
– Пауль! – позвал я стража. – Я нашел кое-что интересное. Посмотри.
Он подошел, бросил быстрый взгляд, хмыкнул, забрался на гробницу, ощупал трещину, затем попытался сдвинуть статую:
– Это или тайник, или ход. Вряд ли душа его двигала, ей достаточно небольшой щелочки, чтобы просочиться отсюда. Тяжеленная штука. Помоги.
Мы навалились на преграду всем весом, но она даже не шелохнулась.
– Должен быть какой-то секрет, – сказал я.
Секрет нашелся небыстро. Пауль, чертыхаясь, упорно и методично ощупывал каждый выступ, пока ангел плавно не отъехал в сторону, держась на невидимых креплениях.
Я заглянул в узкий проем:
– Здесь прямой коридор.
Стены в нем были голые, пахли холодом и едва ощутимо – ладаном. Безликий ход, всего-то шагов тридцать, вывел нас в округлый зал, из которого начинались четыре лестницы. Две уходили вверх и еще две – вниз. Пауль усмехнулся:
– Перекресток.
– И что в этом смешного? – не понял я.
– То, что перед тобой бесполезные крысиные лазы. Такие есть во многих церквях и монастырях, отстроенных в прошлых веках. Почти никакого смысла при огромной трате труда. Лестницы, скорее всего, связывают между собой помещения собора. Надо только определить, в какую сторону направилась наша дичь.
– У меня создается впечатление, что дичь – это мы.
– Боишься заболеть юстирским потом?
– Мне тяжело внушить себе мысль, что я могу чем-то заболеть. Я еще не думал о страхе.
– А я боюсь, парень. Не хочу превратиться в истекающий кровью, заживо гниющий, безумный обрубок. Поэтому предпочитаю считать себя охотником. Ее надо прикончить, и сделать это быстро.
Я признал верность его слов, подошел к ближайшей лестнице, уводящей вверх.
– Это путь на хоры или к органу.
– Значит, соседняя – в комнаты епископа. Вряд ли нам туда. Сейчас соображу кое-что. – Пауль корябал острием кинжала по полу.
Я опознал первые элементы фигуры и, прислонившись спиной к холодной стене, негромко произнес:
– Слишком щедро для того, чтобы узнать направление. Ты потеряешь часть сил больше чем на час. В подобной охоте это может быть чревато неприятностями.
Он поднял на меня стальные глаза:
– Пустое предупреждение, Людвиг. Я и так это знаю. Но у нас нет времени бегать по всем крысиным норам в тщетных поисках сбежавшей души. Песка в часах Рози становится с каждой минутой меньше.
– Предлагаю вариант, – тут же сказал я. – Фигуру завершу я, и мы разделим ее эффект на двоих.
– Глупо ослаблять обоих. – Теперь Пауль даже не поднял головы от рисунка.
Я был не согласен с ним, но спорить не стал. Упрямый черт этот Пауль, бодаться и убеждать его совершенно бесполезно. Поэтому я занялся своими делами, чем и привлек его внимание через несколько минут:
– «Связывающие кандалы». Однако… Вижу, уверенности в тебе просто отбавляй.
Я довел линию фигуры до конца, закрепил узлом и, глядя, как она растворяется в воздухе, произнес:
– Душа уже дважды сбегала от меня и один раз от тебя. Согласись, в этом есть некая последовательность. Мне бы не хотелось, чтобы подобное продолжалось до бесконечности.
– Ну, поглядим, что получится, – фыркнул он. – Все. Готово.
Один из концов его фигуры замерцал золотистым, указывая, словно компас, на правую нижнюю лестницу. Пауль зачерпнул света на ладонь, шагнул на первую ступеньку, но я бесцеремонно отодвинул его в сторону:
– Пойду первым.
– Как хочешь.
Держа в одной руке фонарь, а в другой кинжал, я начал спускаться и через двадцать шагов оказался на площадке, где в стене ржавели скобы для факелов.
– Знаю, где мы, – осмотревшись, сказал страж. – За стеной начинаются усыпальницы клириков. Но этот ход ведет ниже.
После площадки мы прошли очередной короткий коридор и оказались на выдолбленных в камнях ступенях круговой лестницы. Мы спускались чуть больше пяти минут, стараясь идти осторожно и без лишнего шума. Лестница оказалась времен постройки собора, на влажных растрескавшихся стенах торчали бледные корни пробившихся сюда растений, и были еще видны старые фрески. Путь закончился решеткой – совершенно новой, не проржавевшей, с надежным навесным замком. Я разрушил его точно так же, как и тот, что запирал калитку в кардинальском саду.