Страж
Шрифт:
Бургомистр без дела слонялся по центральной городской улице, слушая разговоры горожан и уныло вздыхая всякий раз, когда из здания магистрата выходил какой-нибудь чиновник. Увидев нас, душа оживилась и, подойдя, спросила:
– Узнали что-нибудь?
– Конечно, – с иронией ответил я ему. – Например, о том, что вы не все рассказали нам о художнике, который нашел тело.
– Что же я такого не рассказал? – удивленно захлопал глазами мертвый градоначальник.
– Он ближайший родственник стража,
– Какая ерунда! – вскричала душа. – Быть такого не может! Я бы знал.
– Никому не суждено знать все, – скучающим тоном произнес Львенок, наблюдая за тремя воробьями на карнизе.
Он искал очередные признаки присутствия нечистой силы, но птицы не собирались облегчать ему жизнь. Сидели, нахохлившись, порядком замерзшие, и плевать хотели на весь мир.
– Вас обманули! – продолжал упорствовать бургомистр.
– Святой официум? – резонно спросил я.
Вот тут он заткнулся и поскучнел, промямлив:
– Художник здесь живет лет двенадцать. Почти ни с кем не общается. Про брата он ни разу не заикался.
– Он все время проводит в городе? – Львенку наскучили воробьи, и теперь он наблюдал за горожанками.
Его взгляд выбирал исключительно молодых и исключительно смазливых.
– Каждый июнь уезжал на месяц. Говорил, к родственникам.
Июнь – самое свободное время для учащихся в Арденау. Ко многим приезжают семьи. Готов поспорить, что был среди них и безымянный художник.
– Где он живет?
– Я провожу, – вызвался бургомистр, но Львенок отрицательно покачал головой:
– Лучше мы сами дойдем.
Душа не обиделась или не показала вида, что обиделась:
– Ну и чудесно, тогда успею сходить на собрание. Вам прямо, за церковью свернете на рынок, пройдете через него и окажетесь на улице Пшенной, дугой уходящей к реке. Шестой дом справа, под фазаном.
– Эта душа тебя вытащила из дилижанса? – поинтересовался Львенок, когда мы миновали телегу, возле которой ругался возница с модным франтом в коротких дутых штанах, алом плаще и высокой шляпе по последней нарарской моде.
– А кто же еще?
– Достал меня позавчера. Требовал, чтобы я передал от него послание нынешнему бургомистру, мол, тот неправильно ведет себя с углежогами и впоследствии это скажется на росте цен. Насилу отвязался.
– Некоторые и после смерти остаются куда более деятельными, чем многие живые. Вот рынок.
Несмотря на холод, середину дня и понедельник, торговая площадь была полна народу. Рынок, не умещавшийся на ней, расползся на соседние улицы, заставив их торговыми лотками и палатками.
– Не зевай. – Львенок дернул меня за рукав. – Нам насквозь. Ориентируйся на флюгер часовой башни.
За те дни, что страж провел в Дерфельде, он хорошенько успел изучить город и, в отличие от меня, чувствовал себя здесь, как дома.
Мы шли сквозь толчею, мимо чесночных колбас, грудинки и окорока, кудахчущих кур, последних оранжевых тыкв в этом году, корзин с первыми сборами зимних яблок, коробок с луком, мешками с семечками и лотков вкусной сдобы.
– Молодые господа, булок не желаете? – Давешняя бойкая голубоглазая девчонка ослепительно улыбнулась нам, предлагая свой товар.
Львенок тут же расплылся в ответной улыбке, завязал с ней разговор и забыл бы свою булку с кунжутом, если бы я не сунул ее ему в лапу. Расплачиваться тоже пришлось мне, потому что Вильгельм уже назначал свидание, и столь мелкие вопросы, как деньги, его совершенно не волновали.
– Вы братья? – спросила девушка.
– Нет, – рассмеялся я, взяв рогалик и отказавшись от сдачи. – Это было бы слишком жестоко для наших родителей.
– Удивительно. Внешне вы очень похожи, – сказала продавщица.
– Нас часто считают братьями, – не стал отрицать Вильгельм. – Причем Людвига, как более хмурого, старшим.
– И вовсе он не хмурый, – не согласилась девчонка. – Вы давно в городе?
– Пару дней.
– По делам?
– Проездом, путешествуем, – сказал я, не желая вдаваться в подробности, и Львенок кивнул, подтверждая мои слова.
Мы поговорили еще несколько минут, а затем, когда приятеля начало заносить, я постарался быстро распрощаться и увести его.
– Ты чего? Ведь нормальная девчонка, – недоуменно нахмурился он.
– Не спорю. Она замечательная, но, зная тебя… ты достаточно быстро растреплешь ей, кто мы такие.
– И что в этом плохого, Людвиг?
– Я пуганый, Львенок. В последний раз, когда ты рассказал одной милашке, кем мы являемся, толпа едва не закидала нас камнями. Многие крошки любят сплетничать, а нам приходится отдуваться.
– Вспомнил дела десятилетней давности! – проворчал он. – Это ведь было в Прогансу, где стражей не очень-то жалуют.
– А когда та пятерка на постоялом дворе в Витильска нас едва не прирезала, после того как ты показал черноволосой красотке кинжал, чтобы она была чуть более благосклонна? Сплетни расходятся быстро. Я спокоен за таких, как мы, в некоторых странах, но Фрингбоу всегда была пороховой бочкой. Могут носить на руках, а могут и пальнуть из аркебузы. Предпочитаю не рисковать. Так что когда пойдешь к ней на свидание, будь добр, скажи, что ты герцог или Папа, но не надо упоминать стражей.
Он знал, что я говорю дело. Тогда, в Прогансу, метко брошенный камень едва не проломил мне череп, и Львенку вместе с Гансом пришлось уносить меня буквально на руках. В некоторых странах и городах проще соблюдать осторожность и не привлекать к себе лишнего внимания. Работать становится легче, и дверь на ночь не надо припирать передвинутым шкафом.
Конечно, иногда я сгущаю краски, но многие из нас погибли только потому, что обыватели почему-то решали, будто мы являемся источником всех их бед, раз видим недоступное их зрению.