Стража Лопухастых островов (сборник)
Шрифт:
– Уйди, тебя раздавит! – (И опять вспомнился кнам-одуванчик).
– Не, я сильная…
Вдвоем они подняли чудовище. В стоячем положении удерживать его было нетрудно. А вот катить… В переулке был небольшой уклон – оврагу, – а толкать шину полагалось в другую сторону, к Степкиному двору.
– Ну, взяли, – скомандовал Ига. И подналег. Шина была ростом выше, чем он. Степка пристроилась рядом. Но вдруг отчаянно завопила! Отпрыгнула! Ига с перепугу отпустил шину. Степка, согнувшись, прыгала на правой ноге, а за левую держалась двумя ладонями
– Что с тобой?!
– Ужалил кто-то! Ы-ы-ы… Ой, держи! – Она вытянула руку.
Оказалось, что шине надоело стоять без поддержки. Но она решила не падать, а не спеша двинулась вниз по переулку. Ига секунды две смотрел обалдело. Что делать? Чудовище ловить или Степке помогать?
– Лови! – заголосила Степка. Но было поздно. Могучее резиновое колесо поднабрало ход. Сзади хватать – бесполезно, не удержишь. Спереди – себе дороже, сомнет в лепешку. И свободная от ловцов шина резво (несмотря на вес!) запрыгала по Земляничному проходу.
Ну и прыгала бы, леший с ней! Но ведь неприятности всегда одна к одной. Из калитки в заборе выдвинулась в проход тетя необъятных размеров. Неторопливая и уверенная в себе. Сделала несколько шагов на дорогу. Шину она не видела.
– Берегись! – в два голоса взвыли Ига и Степка.
Тетя наконец заметила опасность. И вот ведь ненормальная! Ей бы сделать два шага назад – время еще было, – так нет же! Остановилась, подняла руки к щекам и завизжала так, что прогнулись ближние заборы. «Капут», – с ужасом понял Ига.
Но шина оказалась умнее толстой тети. Или просто не вынесла сирены. Она вильнула, пронеслась в полуметре от раздутого визгом бока и помчалась дальше.
Но сворачивать еще раз шина не хотела. А Земляничный проезд не очень-то прямой. Шине взять бы левее, и тогда открытый путь к оврагу. Но она неслась по прямой, пока не грянулась о изогнутый дугою забор. За этим забором стояла приземистая банька. Шина с маху повалила доски забора на баньку, взлетела по ним, как по горке, на двускатную крышу, а с нее, будто с трамплина, сиганула в огород.
В баньке мылся ее хозяин – ветеран и член союза «Наши силы» Капитон Климентьевич Калашный. Услыхав могучий удар и ощутив сотрясение, как от бомбы, он решил, что – наконец-то! – и в этом тихом краю началась война. Теперь можно будет свести счеты с внешними и внутренними врагами. Натянув бязевые кальсоны пехотного образца, Капитон Климентьевич выскочил наружу. Но в безоблачной синеве не было никаких летательных аппаратов, не пахло ни тротилом, ни гексагеном.
– Провокация! – громко сказал в пространство оскорбленный ветеран.
Шину он не заметил. Потому что ее уже и не было. Прыгнув с крыши, она аккуратно прокатилась между помидорными грядками, не задев ни одного растения, затем в дальнем конце огорода сшибла плетень и ухнула в овраг. Там она домчалась до Говорлинки и наконец улеглась, решив отдохнуть в прохладных струях.
Там она и лежит до сих пор.
В первый день ее не было видно
Впрочем, все это Ига и Степка узнали гораздо позже. А в тот момент, когда шина вильнула на дороге, Ига скомандовал: «Ноги!» – и они вдвоем рванули вдоль по Земляничному проезду, а потом за угол, в Утиный переулок. Отдышались только через два квартала, у киоска, где принимают пустые бутылки (называтся он «Стекляшкина будка»)
– Эта тетка – известная во всем Заовражье скандалистка, – выдохнул Ига. – И, наверно, она меня узнала…
– Попадет?
– Не исключено, – буркнул Ига. Хотя знал, что сильно не попадет.
Степка вдруг опять ойкнула, всхлипнула, ухватила поджатую ногу.
– Что случилось-то? – вспомнил Степка.
– Пчела, наверно…
– Покажи, – он присел..
У Степки под коленкой был черный игольчатый прокол, а вокруг набухала розовая опухоль.
– Похоже, что не пчела, а оса… – Ига озабоченно свел брови. Среди ос попадались «га-гадостные», как выражался Казимир Гансович. Они были не местные, а прилетали иногда издалека, от Ново-Груздева. С такими шутки плохи, если нет в кармане кнамьего шарика.
– Сильно болит?
– Ага…
– Пойдем! Тут недалеко одна бабка живет, она поможет…
Бабка Анастасия Ниловна жила в сотне шагов от Стекляшкиной будки. Занималась тем, что собирала и сдавала пустые бутылки да еще помогала хворым соседям всякими снадобьями и ворожбой. Был у бабки сострадательный характер, никому не отказывала. Пенсионерам смягчала радикулитные страдания и денег не брала. Ребятам охотно лечила шишки и ссадины. При этом, правда, говорила: «Уж не знаю, что получится. Я ведь не то, что моя знакомая Ядвига Шишковна, у нее высшее образование, а я самоучка…»
Три окна вросшего в землю домика нижними краями прятались в траве. Ига постучал в левое. За стеклом отдернулась занавеска. Створки разошлись.
– Кого Бог послал?
– Баба Настя, добрый день! Девочку оса клюнула. Нога распухает…
– Ох вы, сердешные. Ну-кось, лезьте сюда, – бабка растворила окошко пошире.
Ига, цепляясь за цветастую занавеску, проворно перебрался через подоконник, помог Степке (она похныкивала, но сдержанно).
Комнатка после яркого света улицы казалась полутемной. Поблескивали в углу иконы. Пахло пустырником и полынью. По всем стенам висели гирлянды из сухих трав и ягод, на полках громоздились бутылки. Хозяйка по виду была добродушная толстенькая бабушка. И голос добрый. Она включила яркую лампу с рефлектором, направила свет на Степкину ногу, нагнулась с кряхтеньем.