Стража Лопухастых островов
Шрифт:
– Да наплевать на аппарат! У меня еще два таких! А пленка!.. Это же невосполнимая потеря! Да! И во всем виноват я!..
– Да что вы, никто не виноват, – через силу утешил его Ига. «Виноват я. Не надо было смотреть без Степки… Что я ей теперь скажу?»
А владелец сгоревшего проектора держался за виски и горестно рассуждал:
– Конечно, это судьба. Она решила, что не следует позволять человеку слишком глубоко погружаться в свое детство. И вот, я взглянул лишь одним глазком…
«А мы одним глазком
Минут пятнадцать еще горевали, утешали (из вежливости) Валентина Валентиныча – хорошо, мол все-таки, что сумели посмотреть хотя бы два раза… А потом – что еще делать-то? – побрели домой.
Включили под потолком сарая лампочку и в самом похоронном настроении расселись по топчанам.
– Ну что же, зато приключение… – попытался подвести философский итог Соломинка. Но это никого не утешило.
Лапоть сказал:
– Кажется, я заметил, что Одинокий Петух лежит к норд-осту от слияния речки Гусыни с каким-то ручьем, Это все-таки зацепка…
– С каким ручьем-то? – хмыкнул Пузырь. – И масштаба карты мы все равно не знаем…
Поцарапался в дверь вернувшийся от родственников Ёжик. Генка посадил его рядышком. Вздохнул:
– Вот кому хорошо. Без карты путешествует, где хочет…
– Слушайте! – вдруг подскочил Соломинка. – Но если с той поры сохранилось это кино, может быть сохранилась и сама карта? Ига, а что если поискать в Степкиной кладовке?!
– Да где она теперь, кладовка-то… – вырвалось у Иги. И он даже замычал тихонько.
– То есть как это где? – вредным голосом сказал Пузырь. – Растворилась в воздухе, что ли?
– Можно сказать, что так… Степка потеряла ключ, а без ключа туда не попасть.
Лапоть нервно не согласился:
– Но есть же иные варианты! Можно отыскать ключ или подобрать новый!
– Нельзя. Потому что эта кладовка… она с одной стороны есть, а с другой ее нет…
– Как это? С одной, с другой? В каком смысле? – продолжал не верить Лапоть.
– В прямом! Со стороны коридора открывается дверь, за ней помещение. А снаружи, из окна, глянешь – там голая стенка, никакой пристройки. Выходит, она, кладовка эта, в каком-то другом пространстве. Хитрости старого дома… Не верите, что ли?
Самое интересное, что Иге поверили. Ну, если не на сто процентов, то почти.
– Елки-палки в треугольном колесе. И никак теперь туда не попасть? – огорчился Пузырь.
Ига сказал, что никак. Судя по всему, злополучный чулан захлопнулся навеки.
– А может, не навеки? – осторожно спросил из-под бока у Генки скромный Ёжик.
– Не знаю… Только знаю, что карту там все равно не найти. А вляпаться в неприятности можно запросто… – («Пока не научишься сопрягать свою нить с Меридианом», – словно кто-то добавил ему на ухо.)
– В какие неприятности-то? – набыченно спросил Пузырь.
– Ну… подробности я потом расскажу, ладно? Мне теперь главное – придумать, как быть со Степкой. Она мне поверила, а я… – По правде говоря, Ига даже всхлипнул.
И никто не знал, что сказать ему.
А тут еще, будто для пущей печали, застучал о тесовую крышу дождик (и откуда взялся?).
А потом кто-то постучал в дверь. Тихонько так.
Что за новость! Если кто-то из Соломкиных родных, то ведь знают – не заперто.
– Кто там? – удивился Соломинка. И сразу: – Входите!
Дверь отошла, впустила пахнущий дождиком воздух, и на пороге возник… О-пиратор.
3
Он возник – в балахонистом своем камуфляже, усыпанный бисером дождя, с пятнистым мешком под мышкой – и сказал:
– Только вы не ругайте меня, ладно?
Голова его была непокрыта, белобрысые гладкие волосы блестели от капель. Все молчали, переглатывая изумление.
Наконец Соломинка – на правах хозяина – сказал:
– Входи… Кто тебя будет ругать? Зачем?
– Ну, вдруг скажете опять, что шпион… – И он сделал шаг.
– Мы никогда не делаем необоснованных заявлений, – успокоил его Лапоть.
– Ага… а тогда, после концерта…
– Это сгоряча, – объяснил Ига. Он вдруг почуял, что О-пиратор явился неспроста. Что скоро случится что – то . – Это Генка. Он поэт, а поэты не всегда сдерживают чувства…
Генке бы возмутиться от души! Но он… тоже что-то почуял. Он (до чего догадливый!) встал, затеребил, как провинившийся дошкольник, желтые шортики с Пегасом и пробубнил почти серьезно:
– Да, я сгоряча. Извини, пожалуйста… – (Ёжик в корзинке хихикнул, но незаметно).
О-пиратор сделал еще шаг.
– А драться… тоже не будете? А то я не умею… драться в ответ…
Пузырь помотал головой.
– Больной человек… Тебя здесь, в Малых Репейниках, кто-нибудь задевал хоть пальчиком?
– Да, задевал… Тот самый, Казимир…
– Казимир Гансович, хотя и умная особь, но все-таки гусь, – терпеливо разъяснил Лапоть. – Мы не можем нести ответственность за рассерженного представителя пернатых. Хотя… если хочешь, можем извиниться и за него.
– Не надо…
– Казимира можно понять, – вдруг сказал Соломинка, который все знал. – У него в жизни такие неприятности…
– Какие? – это спросил не О-пиратор, а Ига. И Генка.
– Драма всей жизни. Станешь тут рассерженным… Он мечтает летать, как дикие гуси, чтобы осенью с ними отправиться в южные края, белый свет повидать. Несколько лет подряд тренируется, а на дальние перелеты ему не хватает дыхания…