Стражи Перекрестка
Шрифт:
– Ну, наконец, освоил управление. Умница! – крикнул милиционер приближавшемуся Сашке. – Я до этой хитрости сам дошел, без всяких подсказок. И сам открыл их волшебное свойство, – похвалялся он, не обращая внимания на соседей, высыпавших на нижний балкон и Анну Сергеевну, мрачно наблюдавшую за безобразием из-под лейкопластыря над левой бровью.
– Я, видите ли, тоже сам дошел. Не дурак, – отвечал Сашка, сбавляя скорость. – Готовьте посадочную полосу!
– Диспетчерская. Посадку борту сто тринадцать разрешаю, – сложив ладони рупором, проговорил Семин.
Владимир Владимир
Едва Бурков, полусогнувшись, поравнялся с балконом, участковый дал последние указания:
– Скажи им: «стоять, сучьи дети».
Сашка команду выполнил, и прежде, чем он свалился на ящик и старое ведро, Вова успел выхватить у него пакет с важным грузом.
– Привет, гоблин лысый! – Семин, расчувствовавшись счастливому возвращению друга, даже обнял его. А Бурков на радостях обнял Вей-Расту, смачно поцеловал ее и от души получил ладошкой по губам.
Все они прошли на кухню, освещенную трепетными огоньками свечей. Сашка, размахивая руками, продолжал живописать подробности ночного полета. Попутно он выставлял бутылки и банки на неубранный стол. Капитан Лыков деловито помогал ему: доставал из навесного шкафа фужеры, вытирал их салфеткой. Потом вонзил консервный нож в банку с ананасами, поскрипывая им, начал вскрывать неподатливую жесть. Ведьмочка тем временем занималась совсем другой проблемой: через фартук выжимала из остатков в кастрюле «Лакор» злено-бурую жидкость.
– … вот так, – продолжал рассказ Сашка. – А возле беседки я развернулся и крикнул этим малолеткам: смотрите, в затяжку не курите, а то мамкам расскажу! Они с лавочки так и посыпались, словно спелые груши с ветки. А им о вреде курения еще пару умных фраз сказал, и я к вам полетел.
– Ну а мы за сегодняшний день успели два прожить и на Заставе побывать, – сообщил Семин, которому тоже было что рассказать.
– Хе, два дня! Я так, полторы или две недели там прожил! – капитан Лыков показательно пригладил матерую щетину на щеке. – Видишь, бедствовал поначалу в чужом безлюдном мире. Жил как Робинзон божьими подаяниями, пока меня Артем с госпожой Ларсой-Вастой не обнаружили.
– Ларсой Вей-Растой! – исправил Семин и постучал по забывчивому лбу костяшками пальцев.
– Ага, ну да, – милиционер кивнул, – именно с ней.
– Постойте, вы там что ли побывали? – Бурков указал на фотообои – в колышущихся огоньках свечей они казались пейзажем сказочного мира. – Вова туда при мне скакнул за брюками. А вы?
– И мы скакнули, – признал Семин с улыбкой умудренного великим знанием магистра. – Пока ты перед женой за вчерашнее оправдывался, с нами всякое успело приключиться. И милиция с пальбой из пистолетов была, и ралли на желтой «Волге», и штурм моей квартирки спецназовцами, Перекресток, Застава, Неульгина, югор, магистры…
– Давай, Темочка, – прервала его словоизвержение Вей-Раста с кружкой зелья в руке. – Садись на табуретку, выпьешь половинку.
Семин сразу замолк. С бледным будто перед казнью лицом он опустился на сидение.
Эстафету рассказчика
Проглотив последнюю порцию, Семин зажал рукою рот и, вытаращив глаза, смотрел, как Вей-Раста поглощает оставшееся в кружке. Поглощала она гнусное варево без всякого смущения, словно деликатесное кушанье. А Семина, как выражался Бурков, уже начинало колбасить. После разлившегося внутри пламени, Артем почувствовал боль то ли в почках, то ли печени и желудке – может, одновременно везде. И в голову ему что-то стукнуло. Он завертелся на табуретке будто укушенный, сдавил виски и прохрипел:
– Мама дорогая! Ну почему мне так!..
– Держи себя в руках, – посоветовал Сашка. Он опасался, что Семин сейчас вскочит и как прошлый раз устроит непристойный концерт. – Терпи, друг. Все мы – мученики на этой земле. Даже от шампанского голова болит, – откровенничал Бурков, наливая золотистый напиток в фужеры. – А Светка, знаешь, какой мне скандал сегодня закатила за то, что я с вами тут сидел как преданный друг? О! – он подкатил глаза, снова переживая первые минуты общения с женой. – Слушать ее – это похуже, чем зелье во внутрь. Даже похуже чем с крыши вниз головой или дейфам в лапы.
– Не ври, – разжав со скрипом челюсти, возмутился Семин. – Для нее ты не у нас был, а на юбилее Гарика Петровича.
– Да, только я забыл, что я как бы был у Гарика Петровича, и сказал, что у тебя отсиживался. Сказал, что у тебя в подъезде завелись черные пучеглазые вампиры, и из-за них, проклятых, никто не может спуститься ниже второго этажа, – пояснил Бурков. – Кто ниже спускался, того они за шею кусали и выпивали кровушку – трупы на первом этаже, мол, уже складывать было некуда. А мене, что бы домой попасть, вроде как, пришлось вызывать пожарную команду и эвакуировать меня по лестнице с балкона.
– И она поверила в такую чушь? – рассмеялся Артем.
Зелье в нем растворялось, и он чувствовал себя значительно лучше: слышал, как кровь шипит в венах, а тело одолевает приятное возбуждение.
– Конечно, поверила, – мигнув честными глазами, ответил Сашка. – А куда ей деваться, если над городом дракоши летают с девушками раздетыми и пиво из водопровода хлещет, то почему в твоем подъезде не может поселиться обычные пучеглазые вампиры?
Доводы Буркова были так убедительны, а голос столь проникновенен, что капитан Лыков закивал головой и признал:
– В самом деле, может, вампиры глазастые там уже поселились. К сожалению, дверь заварена, и мы не можем проверить.
– По этой причине я и сейчас к тебе вырвался, – продолжил Сашка. – Сказал Светлане Алексеевне, что ты сидишь в заточении, голодаешь и тебе надо продукты посредством балконной веревки передать.
– Ну, черт плешивый! – шутя, возмутился Семин. – И теперь мне все это придется подтверждать? Я не могу Светке так часто врать. У меня скоро вырастет нос как у Пиноккио.
– Ладно тебе, – Бурков вложил в его руку пузырящийся фужер, второй бережно передал Вей-Расте. – За наш успех! – провозгласил он.