Стражи последнего неба
Шрифт:
— Это уж точно, — радостно согласился Рубинчик, — такой чудак, что иногда в одних кальсонах на улицу выходил, гм…
Сверху притопал красноармеец с кипой накладных и амбарными книгами.
— Я это изымаю, — сказал оперуполномоченный Орлов, — временно. И предметы культа конфискую.
— На здоровье, — равнодушно сказал Рубинчик.
— А что это у вас товарищ грек с разбитым лицом тут имеет место? — спросил Орлов, ища к чему бы придраться.
— Помогал передвигать ящики, — сказал Сатырос, — вот… упал неосмотрительно.
— Нарушаете технику безопасности? — с надеждой спросил Орлов.
— За нарушение техники безопасности готов ответить, — радостно воскликнул Рубинчик, — кстати, маме привет передавайте.
Орлов развернулся всем своим перетянутым в рюмочку телом и, поскрипывая портупеей, вышел. Красноармейцы двинулись за ним.
— Уф! — сказал Рубинчик и вытер лоб.
— И не говорите, господин Рубинчик, — согласился папа Сатырос.
— Вы, папа, счастливец, — сказал Рубинчик тихо, покачавшись с носка на пятку и глядя на груду рухляди. — Вы, папа, можете идти. Поцелуйте от меня вашу прелестную Зою. И кстати, имейте, папа, в виду и передайте всем; господин Рубинчик найдет ту сволочь, которая заложила господина Рубинчика, и сволочь этому не обрадуется.
Папа Сатырос коротко склонил голову и тихо вышел. На лестнице он перекрестился.
Директор Археологического музея, профессор Отто Штильмарк очень нервничал. А вы бы не нервничали, если бы вас ни с того ни с сего вызвали в Губчека?
Тем более новая власть совершенно ничего не понимала в археологии. Новая власть смотрела на драгоценные скифские золотые гривны просто как на источник желтого металла, благодаря которому можно было прикупить оборудование для литейного цеха.
Поэтому, когда выяснилось, в чем дело, он облегченно вздохнул. В душе, конечно.
— Откуда вы это взяли? — удивился он.
— Конфисковал у одного элемента, — сказал Орлов.
— Вы хотели бы, чтобы я атрибутировал этот предмет? — спросил он, разглядывая череп. — Боюсь, тут будут проблемы.
Он взял лупу и внимательно обнюхал череп.
— Это драгоценный камень? — нетерпеливо спросил Орлов.
— Господь с вами. Это кварц. Цельный кристалл кварца. Просто очень большой. Впрочем, тут есть свои хитрости. Оптические оси…
— То есть эта штука таки ничего не стоит? — разочарованно спросил Орлов.
Он очень надеялся, что череп окажется драгоценным, например бриллиантовым, и что он, товарищ Орлов, сможет лично подарить такую замечательную вещь товарищу Ленину, а заодно и отчитаться о замечательных успехах вверенного ему подразделения Губчека.
— Не скажите, — возразил Штильмарк, — когда речь идет о древности, дело не в материале. Венера Милосская бесценна, а ведь мрамором, подобным тому, из которого она изваяна, выложена лестница доходного дома Поплавского. А золотая тиара царя Сайтафарна, пока считалась настоящей, была куплена Лувром за двести тысяч франков. Как вы думаете, сколько она стала стоить, когда выяснилось, что она изготовлена в Одессе?
— Хорошо, — терпеливо сказал Орлов, — тогда эта штука, по крайней мере, древняя?
— А вот этого я не знаю, — сказал Штильмарк, — сам Лувр и то ошибался.
Он вновь вооружился лупой. В глазницах черепа блестел, отражаясь, свет фонарей, заглядывающих в окно кабинета товарища Орлова.
— Можно, конечно, позвать анатома, — задумчиво сказал Штильмарк, — например, всеми уважаемого профессора Серебро. Но я уверен, он скажет то же, что и я, — анатомия соблюдена до малейшей косточки. Вы только посмотрите, даже видны места прикрепления мышц. По крайней мере, их можно нащупать. Впрочем, от наших умельцев всего можно ожидать. Миша Винницкий, ну вы знаете…
— Мишка Япончик?
— Да. Так он в свое время купил у Гохманов саркофаг. Маленький такой. Я бы сказал, игрушечный. Золотой саркофаг, украшен сценками, символизирующими различные этапы человеческой жизни, а в нем десятисантиметровый скелет из ста шестидесяти семи золотых костей. Анатомия как у натурального скелета, заметьте. Изя Рухомовский десять лет работал над этим саркофагом.
— И что это значит? — спросил Орлов.
— В Одессе могут сделать все, что угодно. Но именно этот предмет трудновато было бы продать. Он ведь не копирует нечто известное. Он совершенно уникален. И если бы он действительно был древним, я бы сказал, что он вообще не отсюда. Новый Свет, вероятно. С тех пор как в одиннадцатом году Хайрам Бингем открыл затерянный город инков, стало ясно, что эта цивилизация нам принесет еще много сюрпризов. А это что у вас?
— Манускрипт, — сказал Орлов, — тоже конфискован у данного элемента. Утверждает, что получил его в наследство от дяди.
— В таком случае, — сказал Штильмарк, разглядывая пергамент, — этот его дядя большой оригинал.
— Этот элемент так и сказал. А что?
— Это шагрень. Очень хорошей выделки. Знаете, что такое шагрень?
— Кожа такая, — сказал Орлов.
— Кожа горного осла. Онагра. Но пергамент свежий. И письмена свежие.
— То есть?
— Дядю было очень легко обмануть. Он купил совершенно новый пергамент с какой-то тарабарщиной.
— А я думал, это иероглифы. Древнеегипетские, — сказал Орлов, который в детстве увлекался книжками про дальние загадочные страны и причудливую смерть расхитителей гробниц.
— Это похожена древнеегипетские иероглифы, — сказал профессор Штильмарк, — но такой письменности не существует. Это подделка. Причем совсем новая. А если это подделка, надо полагать, что и череп — подделка.