Стражи Студеного моря
Шрифт:
— А ящик?
— Спустя несколько минут фельдфебель Бергман доложил, что приказание выполнено.
— Дальше!
— Когда мы спустились к подножию, я вспомнил об укрытии. Русские вели прицельный огонь, но я приказал Бергману взять людей, подняться на высоту, завалить камнем вход в укрытие и хорошо замаскировать… Тогда я еще верил в то, что мы вернемся…
— Меня не интересуют ваши переживания! — зло крикнул Хоффе. — Дальше!
— Русские захватили укрытие и оказали отчаянное сопротивление.
— Бергман жив?
— Несколько позже, во время выравнивания фронта, Бергман был убит в районе Печенги…
Винклер увидел через окно, как прямо в аллею сада въехала большая машина незнакомой марки.
Хоффе вскочил, выключил записывающий аппарат и только тогда выругался.
Женщина внесла еще одну чашку кофе.
— Это вы, Берта, сообщили полковнику? — резко спросил Хоффе.
— Я, господин подполковник, — с улыбкой ответило ему сопрано.
В кабинет вошел Герхард Веббер.
Винклер быстро поднялся с кресла и, привычно вскинув руку, крикнул:
— Хайль!
2. В МОРЕ
Пограничный сторожевой корабль «Вьюга» находился в дозоре.
На горизонте раннее солнце позолотило узкую, едва заметную гряду облаков, а над кораблем еще смыкалась тьма полярной ночи.
Командир корабля Иван Арсентьевич Поливанов спустился с ходового мостика.
Посасывая давно погасшую трубку, Поливанов зашел к штурману и окинул взглядом его библиотечку. Среди десятка книг по основам кораблевождения на полке стоял старенький томик Тургенева. Как и когда попал этот томик на корабль, никто не знал, но «Записки охотника», как говорил замполит, поступили на штурманское вооружение.
Иван Арсентьевич взял с полки томик и раскрыл на закладке.
В это же время в каюте на верхней палубе замполит капитан-лейтенант Футоров тоже склонился над книгой.
«…Вестибулярный аппарат играет важную роль в обеспечении равновесия тела в покое и движении…» — прочел Футоров и задумался. Трудно разобраться в вопросе, требующем специальных познаний, трудно, но необходимо. За плечами Герасима Родионовича Футорова немалый жизненный опыт — война застала его на Старо-грозненских нефтяных промыслах, где он работал слесарем-наладчиком эксплуатационного отдела. С кошелкой, набитой инструментом и запасными частями, Герасим изо дня в день мерил версты по холмам Терско-Сунженских предгорий. На промыслах ни одного человека. Только звенели цикады и монотонно скрипели эксцентрики качалок. По- над взгорьем курчавился чертополох и желтел молочай — солнцегляд. В небе застыли редкие облака. Зной и безлюдье.
Одиночество сделало Герасима мечтателем и прожектером. Однажды он явился в управление промыслов с проектом повышения дебита скважин нагнетанием воды, но… С одинаковым успехом он мог бы изобрести конный тарантас! То, что далось ему ценой большого напряжения, оказывается, было давно изобретено и испытано на практике. Неудача Герасима не обескуражила, он понял, что необходимы знания, и решил во что бы то ни стало овладеть наукой. Огневым шквалом войны разметало людей по всей советской земле. Герасима занесло на Амурскую флотилию, потом старшина Футоров служил на Тихоокеанском флоте, а закончил войну в морской пехоте на полях Маньчжурии. После войны — Высшее военно-морское училище в Ленинграде, пять лет службы на Балтике, затем снова учеба, курсы переподготовки, и вот… седое Баренцево море.
В дверь постучали.
Получив разрешение, в каюту вошел уже немолодой офицер с красным, обветренным лицом.
— Старший лейтенант медицинской службы Варенов, — доложил он. — Прибыл по вашему приказанию!
Футоров поднялся навстречу, поздоровался и приветливо сказал:
— Садись, Яков Филиппович, поговорим запросто.
Сам он сел напротив, поставив локти на стол, и внимательно, словно впервые, посмотрел на Варенова.
Заметив на столе раскрытый том энциклопедии, фельдшер сообразил, о чем будет разговор «запросто», и, часто моргая, отвел глаза в сторону.
Варенов служил на флоте лет двадцать, считался хорошим практиком. Как-то на «Вьюге» приняли срочный сигнал о помощи с норвежского траулера «Тромс». Это было в Варангер-фьорде. Когда подошли к «норвежцу», выяснилось, что на судне тяжело заболел капитан Гундерсен. Фельдшер безошибочно поставил диагноз — приступ острого аппендицита. Медлить было нельзя, и, несмотря на штормовую погоду Варенов отлично сделал операцию. С тех пор, встречаясь с «Вьюгой» у кромки двенадцатимильной полосы, «Тромс» Гундерсена поднимает флаги приветствия. За Вареновым прочно установилась слава первого эскулапа Студеного моря, и фельдшер немного заважничал, если не сказать больше — загордился.
— У тебя партбилет, Яков Филиппович, при себе?
Футоров заменял секретаря парторганизации, находившегося в отпуске.
— Как же? Только у меня, Герасим Родионович, за последний месяц взносы не плачены, — сказал Варенов. Отстегнув на внутреннем кармане булавку, он достал партийный билет, положил на стол и полез в карман за деньгами.
Футоров взял документ, не спеша перелистал, принял партвзнос, дал Варенову расписаться в ведомости и положил билет на стол,
— Наблюдаю я за тобой, Яков Филиппович, и удивляюсь: испортила тебя слава, — сказал замполит. — Стал ты, как бы это сказать… чиновником от медицины, что ли… — В ответ на протестующий жест Варенова он поднял ладонь своей большой жилистой руки: — Погоди, Яков Филиппович, не ершись. Я тебе это серьезно говорю. Замечаю я, охладел ты сердцем. Для медика это негоже, для коммуниста, прямо скажу, — недопустимо. Без настоящего огня наше дело мертво.
— Не понимаю, Герасим Родионович, о чем ты? — часто моргая и прикладывая к глазам платок, спросил Варенов. Веки у него припухли и покраснели: одолевали фельдшера ячмени.
— Показывал мне Иван Арсентьевич твой рапорт. Прочел а и ахнул. Люди новые звезды открывают в космосе, а старший лейтенант медицинской службы Варенов на военном корабле открыл новую неизлечимую болезнь…
— Не я открыл, Герасим Родионович, до меня постарались. Этиология и патогенез [5] морской болезни… — как многие практики, фельдшер любил козырнуть латинскими словечками.
5
Этиология, патогенез — учения о причинах возникновения и развития болезненного процесса в организме.
— Ты, доктор, погоди, — перебил его Футоров. — Речь идет о Нагорном, Лаушкине и Тулупове, которых ты предлагаешь списать с корабля.
— В данном случае налицо преобладание вагусной возбудимости! Кроме того, состояние вестибулярного аппарата… — попытался вставить фельдшер.
— Вестибулярный аппарат проверяют при поступлении в спецшколу, а морской болезни подвержен каждый человек. Правда, со временем все привыкают и…
— Адмирал Нельсон всю жизнь плохо переносил море! — напомнил Варенов.