Стражи утраченной магии
Шрифт:
Пеквей поднял обе руки, показывая на пальцах десять.
Эльф показал ему пять пальцев.
Коротышка не уступал, качая головой.
Наконец, испуская глубокие вздохи, словно его заставляли продать собственную бабушку, эльф полез мешочек и достал еще восемь серебряных монет. Пеквей внимательно осмотрел каждую из них, затем убрал монеты в сумку и отдал эльфу ожерелье. Эльф поспешил к себе в повозку. Там он пробыл достаточно долго, вероятно, стараясь понадежнее спрятать удачную покупку. Даже потратив десять серебряных монет, он не остался внакладе.
Пеквей тоже считал, что получил достаточно. Вольфрам знал врачевателя из Храма. Этот малый, наверное, и за целый год не видел десяти серебряных монет. За такие деньги пеквей сможет накупить столько всяких снадобий, сколько сумеет унести.
— Замечательные небесные камни, — похвалил Вольфрам. — Где ты их нашел?
— Около деревни, — ответил коротышка.
Он тут же посмотрел в сторону своего друга. Джессан, так он его назвал. Вольфрам оказался прав: юноша до сих пор носил имя, полученное при рождении. В переводе с языка тревинисов оно означало Долгожданный Дар. Таким именем тревинисы часто называли новорожденных мальчиков. Значит, взрослого имени Джессан еще не получил. Прежде он должен будет пройти ритуал посвящения в мужчины. Тогда он сможет взять имя, которое боги сообщат ему в видении. Но это имя будет известно только его близким. Для всех остальных юноша подберет любое понравившееся ему имя на эльдерском языке.
Джессан почти закончил свой торг. Торговец мехами выложил на прилавок изрядное количество стальных наконечников. Юноша опытным глазом осматривал каждый из них.
— У нас и серебро есть возле деревни, — добавил пеквей, посчитав нужным сообщить об этом дворфу.
— У вас есть копи? — полюбопытствовал Вольфрам.
— А зачем его копить? — удивился пеквей, не поняв вопроса.
Вольфрам жестом показал ему, будто молотком отбивает кусок серебра.
Пеквей замотал головой.
— Земля рассердится и разрушит магию.
— И как же тогда вы добываете серебро? — спросил Вольфрам.
— Моя бабушка его выпевает , — ответил коротышка.
— Что? — Дворф подумал, что не совсем понял ломаный эльдерский язык пеквея. — Поет? Ла-ла-ла, та-та-та — вот так?
— Ты называешь это пением? — усмехнулся пеквей. — Это больше похоже на воронье карканье. У моей бабушки самый красивый в мире голос. Она так здорово подражает голосам птиц, что они принимают ее за птицу. Она может напеть ветер и пением остановить дождь. Она поет Земле, и небесные камни сами прыгают ей в руки.
Вольфрам нахмурил лоб.
— С такой же легкостью, как сейчас слова выпрыгивают у тебя изо рта?
Щеки коротышки слегка порозовели. Он стыдливо улыбнулся.
— Рейвен, дядя Джессана, — здесь пеквей снова ткнул пальцем в сторону друга, — велел нам делать вид, будто мы не понимаем, о чем говорят другие. Если они захотят нас обмануть, мы сразу это увидим.
Вольфрам крякнул.
— Мудрый человек этот дядя Рейвен.
Разумеется, Вольфрам не поверил ни единому слову насчет бабушки, умеющей своим пением извлекать из земли самоцветы. Однако он знал, что пеквеи необычайно ленивы и делают все возможное, только бы не работать изо дня в день. И все же Вольфрама занимало, каким образом эта бабушка сумела добыть небесный камень.
— А вот и мой друг Джессан, — сказал коротышка, вновь переходя на ломаный эльдерский язык, хотя глаза его лукаво сияли, встречаясь с пристальным взглядом дворфа. — Меня самого зовут Башэ.
— Вольфрам, — представился на эльдерском языке дворф.
Он мог бы говорить с юношами и на тирнивском наречии — языке тревинисов. Вольфрам был одним из немногих чужестранцев и, возможно, единственным дворфом во всем Лереме, знавшим этот язык. Однако он счел за благо не показывать, что понимает тирнивский. Тревинисы не любили, когда чужестранцы говорили на их языке, который они сами считали священным. Исключение они делали только для пеквеев. Услышав, как дворф произносит слова на их священном языке, этот юноша наверняка сразу бы проникся недоверием.
Знакомясь с Вольфрамом, Джессан не выказал никаких чувств. Его взгляд не был дружелюбным, но и недоверчивым он тоже не был. Лучше всего было бы назвать поведение Джессана осторожным — так решил про себя Вольфрам. Несмотря на довольно юный возраст, этот тревинис отличался хорошим самообладанием. Он уверенно держался даже в незнакомых и чуждых ему условиях. У юноши были правильные черты лица, крупный нос и сильный подбородок. Волосы цвета темной меди были прямыми и густыми. Джессан перетянул их на затылке наподобие конского хвоста, падавшего почти до середины спины. Кожа его была бронзовой от загара, поскольку большую часть времени он проводил под открытым небом.
Не будучи еще воином, Джессан тем не менее наверняка был обучен воинскому искусству. Все тревинисы, мужчины и женщины, с детства учились этому. Джессан был одет в кожаные штаны. Грудь и руки оставались обнаженными, если не считать удивительно красивого серебряного ожерелья с бирюзой на шее и массивного серебряного браслета. Связки шкур на плече уже не было, зато из кармана штанов торчал меховой сверток, в котором наверняка лежали выторгованные им наконечники для стрел.
— Теперь мы идем в Храм, — на ломаном эльдерском языке сказал Джессан.
— Я знаю тамошнего врачевателя, — предложил свои услуги Вольфрам. — Если хотите, я пойду вместе с вами и помогу вам объясниться с ним.
— Сами справимся, — ответил Джессан.
Он небрежно кивнул и опустил руку на плечо своего друга. Вольфрам понял, что Джессан не только защищает Башэ, но и верховодит им.
Джессан повернулся и двинулся к Храму. Пеквей не стал сетовать, а послушно пошел вместе с другом, видимо, привыкнув идти туда, куда его вел тревинис. Однако прежде чем уйти, Башэ благодарно улыбнулся Вольфраму и помахал рукой.
Дворф поскреб подбородок. Хоть какое-то разнообразие среди утренней скуки. Он уже собирался пойти и потратить последний медяк на кружку скверного эля, как вдруг ощутил жжение в руке. Давно уже у него не было этого ощущения. Поначалу Вольфрам решил, что его укусила какая-то букашка, а он сам не заметил, как расчесал место укуса. Но жжение усиливалось, и все сомнения дворфа рассеялись. Теперь руку саднило так, словно он обжегся о пламя свечи.
Вольфрам оглянулся но сторонам. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Впрочем, упади он замертво посреди улицы, это тоже прошло бы незамеченным. Раздумывая об этом, Вольфрам добрался до тени, отбрасываемой повозкой эльфа. Там он остановился, закатал длинный рукав своей домотканой рубахи и внимательно осмотрел браслет, что был надет у него на запястье.