Стражники Иерусалима

Вульф Франциска

– Ты ведь еврейка?

– Да, господин.

– Как ты думаешь, Элизабет строга к тебе, потому что ты неловкая, или дело в том, что ты еврейка?

Девушка изумленно взглянула на него:

– Раньше я всегда думала, что Элизабет сердится, потому что я такая неповоротливая и неприлежная. Но теперь, когда вы так об этом заговорили... – Она свела брови над переносицей. – Думаю, что, пожалуй... Да, теперь я точно уверена. Она недовольна мною, потому что я еврейка.

– А почему ты так считаешь?

– Она сама говорит об этом. Все время повторяет. – Теперь Эстер стояла перед ним, прямая как свеча, с высоко поднятой головой, будто припала к неведомому

источнику и почерпнула новую силу. Ее глаза засверкали. «У нее красивые глаза», – отметил про себя Ансельмо. Красивые глаза с огненным блеском. Вероятно, он не замечал этого, потому что при встречах с ним она всегда смотрела в пол. – Раньше, когда она ругалась на меня, я не задумывалась об этом. А теперь, когда вы завели об этом речь, я поняла. Она говорит, что я ленивая и неповоротливая, потому что я высокомерная еврейка, которая не хочет стараться для христианского дома. Вместо этого я и мои единоверцы плетем козни против добропорядочных христиан, так же как и мусульмане. Но мое зазнайство скоро кончится. Потому что евреи убили Господа Иисуса Христа и должны поплатиться за это. И отец Джакомо очень скоро позаботится об этом.

– Отец Джакомо? – осторожно переспросил Ансельмо. – Кто это такой?

Эстер пожала плечами и вновь опустила глаза. Она опять превратилась в прежнюю маленькую, запуганную служанку.

– Я не знаю, господин. Элизабет часто говорит о нем. Думаю, он кто-то вроде раввина. Мне кажется, она ходит к нему, чтобы послушать его проповеди. Да, по ночам она иногда уходит из дому. Одна женщина у колодца рассказывала мне, что видела Элизабет на одном таком собрании. Но это было довольно давно.

– Элизабет по ночам уходит из дому? – Ансельмо с большим трудом сохранял самообладание. Он сам не знал, что потрясло его больше – то, что рассказала Эстер, или тот факт, что забитая девчушка могла связно произнести больше одной фразы. – Откуда ты знаешь все эти подробности?

Ее щеки порозовели.

– Мне ведь слышно, когда она уходит, господин. Чаще всего, когда свет в доме погашен и в доме очень тихо. То дверь скрипнет, то шаги, то ее одышку... Все слышу. Когда она возвращается, я тоже слышу. Наши комнаты ведь расположены рядом. Она уходит каждую третью ночь. А на следующее утро бранится пуще прежнего.

– Ты знаешь этого отца Джакомо? Когда-нибудь видела его?

Эстер покачала головой:

– Нет. Но у колодца, куда я хожу за водой, женщины и девушки обсуждают его. Некоторые христианки, похоже, регулярно ходят слушать его проповеди. С тех пор их словно подменили. Раньше они были такие милые, приветливые, а теперь даже не хотят вместе с нами брать воду из одного колодца.

Ансельмо мрачно кивнул. Да, это он мог себе хорошо представить. Ему было известно мнение Джакомо о тех, кто не был крещеным христианином. И этот негодяй мог быть весьма красноречивым и убедительным.

– Ну ладно, не будем больше об этом, – заключил он. – Принеси мне мой завтрак.

– Хорошо, господин.

Она уже хотела выйти из комнаты, но тут Ансельмо пришла в голову еще одна идея.

– Ах, Эстер, еще минутку. – Она остановилась на пороге и вопросительно посмотрела на него. Какая же красавица! Что-то из того, что он сказал ей, вероятно, поселило в ней небывалое самоуважение и достоинство. – Недавно здесь были янычары. Они искали какие-нибудь следы этого отца Джакомо. Ты рассказала им все то, что сейчас рассказывала мне?

Эстер посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

– Нет, господин. Они и не спрашивали меня.

– Спасибо, Эстер, это все, – сказал Ансельмо. – А теперь принеси мой завтрак.

Эстер исчезла, и Ансельмо смотрел ей вслед, качая головой. И почему никто не догадался поговорить с этой девочкой? Какой же неприметной она была, если даже янычары не заметили ее!

«Вот удивится Козимо, когда я ему расскажу об этом», – усмехнулся Ансельмо. Впрочем, было бессмысленно смеяться над их собственной глупостью. Джакомо уже успел добиться невероятных успехов, чересчур много сердец уже были отравлены его проповедями. Возомнил себя пророком, апостолом, устраивает собрания каждую третью ночь!.. Надо немедленно остановить его, и как можно скорее! С помощью Элизабет он должен разузнать, где проходят эти тайные сборища. Он уже примерно представил себе, каким способом завоюет доверие Элизабет. У него созрел план во время разговора с Эстер, и Ансельмо решил незамедлительно привести его в исполнение.

Ему не пришлось долго ждать, когда Эстер вернется с подносом, уставленным кушаньями. Как он и надеялся, вслед за ней тут же примчалась Элизабет.

– О простите, господин! – воскликнула толстуха. От возмущения ее щеки пошли алыми пятнами. – Эта девчонка погубит меня! Она заставила вас стоять здесь и умирать с голоду!

В иной ситуации Ансельмо взял бы Эстер под свою защиту. Но раз он решил произвести впечатление на Элизабет, ему придется менять тактику, причем именно сейчас. Если он безукоризненно проведет свою партию, наградой ему будет приглашение на следующую мессу Джакомо. Разумеется, это было сомнительное удовольствие, но неизбежное. И все же это лучше, чем начать ухаживать за поварихой.

– Истинная правда, Элизабет, – произнес он как можно холоднее и надменнее. – Чего же ждать от этих?

Элизабет опешила:

– Что вы имеете в виду, господин?

– Она ж иудейка, – презрительно фыркнул Ансельмо, при этом избегая смотреть на Эстер. То, что он сейчас делал, претило ему, но другого выбора у него не оставалось. – Их ведь хлебом не корми, только дай навредить нам.

– Нам? – Элизабет насторожилась. Вероятно, Джакомо внушил своим приверженцам быть всегда начеку. Ансельмо лишь надеялся, что ему не придется заходить слишком далеко и доставлять Эстер еще и физическую боль, чтобы стряпуха наконец поверила ему.

– Нам, христианам, хочу я сказать. Эти, – кивнул он головой в сторону Эстер, – они ведь просто лентяи. Если бы это было в моей власти, я бы давно выгнал из дому и ее, и Махмуда, этого тупого сукина сына. В Иерусалиме много добропорядочных христиан, которые бы почли за честь служить в нашем доме. Но мой отец к этому не готов. Ему жалко обоих. – Он пожал плечами. – Я считаю, он чересчур мягкосердечный. Ему следовало бы выставить обоих за дверь и... – Он замолчал, пригладил рукою волосы. – Остается только надеяться, что рано или поздно придет тот, кто положит конец их проискам и прогонит всех иудеев и мусульман из Иерусалима.

– Конечно, господин, если вы так считаете. Налить вам кофе?

– Да, с удовольствием. – Ансельмо сел на свое место. Ему было неловко в своем новом обличье. Эстер молча поставила на стол корзинку с хлебом и вазу с фруктами. Она не глядела на него, но в уголках ее глаз блеснули слезы.

– Господин желает еще что-нибудь? – спросила Элизабет.

– Пока нет.

– Позовите тогда меня, – важно произнесла Элизабет с легким поклоном. У двери она еще раз остановилась и бросила на него благодарный взгляд. Глаза ее сияли, как у матери, младший сын которой только что сделал первый шаг.