Стрекоза летит на север
Шрифт:
Он разжал руки, и я чуть не рухнула на землю. От кончиков пальцев ног кверху устремилась жаркая волна отчаяния, и, когда она накрыла меня с головой, я поняла: вот теперь, сейчас, я стала взрослой.
– Мы никому не скажем… – прошептала я. – Что-нибудь придумаем…
– Нет… невозможно.
Могла ли я его винить? Да! Соленый вкус предательства был на моих губах.
Но я тоже завишу от тети Томы, я завишу даже от ее настроения!
Могла ли я его винить?
Нет.
Не знаю…
Я бы согласилась на самые редкие, самые тайные встречи! Да я бы согласилась на все, лишь бы знать,
– Не молчи, – выдохнул он.
– Прощай, – по-детски гордо ответила я, развернулась и пошла обратно. Конечно, я надеялась услышать: «постой, ты мне нужна!», «я люблю тебя!», «не уходи, только не уходи!», «я буду с тобой!», но эти слова не прозвучали… Сделав пятнадцать шагов (а я считала каждый!), я чуть сама не рванула назад, но слезы задушили, и на смену детской гордости пришла вселенская безысходность.
Славка торчал около дома. Прислонившись к калитке, привычно сунув руки в карманы, он – «убивец проклятый» – ждал свою «невесту». То есть меня. Вот ему было все равно, умею ли я читать, писать, вышивать, слагать былины, окончу ли я институт или университет. И размер моего приданого, равный нулю, его совершенно не беспокоил. И будущие родственные связи с тетей Томой, способной сжечь деревню после трех рюмок водки, – тоже. И он бы точно пришил любого, кто посмел бы косо посмотреть на меня.
– Давай поженимся, – предложила я, притормозив рядом со Славкой.
– Давай, – спокойно ответил он, отлипая от калитки.
– Прямо сейчас.
– Тебе восемнадцати нет.
– Плевать, – твердо ответила я.
– Хочешь, я его убью? – предложил Славка.
И я, потеряв последние капли мужества, уткнулась в его твердую грудь и разрыдалась. Я ревела громко, судорожно и безостановочно, а он стоял, как скала, не желая утешать ту, которая любит другого. Но и оттолкнуть не смел. Просто стоял.
Успокоившись, я вытерла ладонями лицо и пошла в дом. Славка зло плюнул в траву и направился в сторону сторожки. Я обернулась и посмотрела на его спину. «Вот почему, почему я люблю не его?.. Почему?..»
Если бы я тогда знала, что мы расстаемся на годы, если бы я тогда знала… Я бы бросилась следом и вновь уткнулась в его грудь, вдохнула запах сигарет и… и эгоистично забрала бы кусочек его силы… Славка… Шаман…
Да, мы расставались надолго, и я понятия не имела, какой круговорот событий меня ждет… И сколько сил мне еще понадобится.
Когда к дому подъехала необыкновенная, красивая, ярко-красная машина, я уже справилась с истерикой и, положив руку на узкий подоконник, неподвижно сидела у окна, глядя на улицу. Душа горела, но слез больше не было.
Но когда из этой необыкновенной, красивой, ярко-красной машины вышла тетя Тома, я… резко подалась вперед и стукнулась лбом о стекло.
Тетя Тома могла приехать на телеге Воробьевых, на тарантасе Сомовых, даже на старой кляче по имени Гунила, давным-давно беспризорно слоняющейся по окрестностям, – могла. Но на машине, похожей на роскошный корабль, соскользнувший с обложки журнала, – нет, нет и нет!
«Что-то случилось», – паникуя, подумала я, не ожидая уже ничего хорошего.
Следом за тетей из машины вышла худая высокая дама в сером
– Что-то случилось, – повторила я, подскакивая со стула.
Первой в дом зашла тетя Тома. Посмотрев на меня, как на ворону, укравшую последнюю корку хлеба, она возвела руки к потолку, затрясла ими и заголосила:
– На кого ж ты меня покидаешь, Настюшка… Да отчего же жизнь такая ужасная… зараза несправедливая! Я растила тебя, кормила, холила и лелеяла, а теперь уедешь ты за леса и моря и позабудешь тетку свою добросердечную! Меня, несчастную, одинокую женщину, позабудешь! Горе-то како-о-ое!
– Хватит, Тамара Яковлевна, – недовольно произнесла высокая дама и сморщила нос. – К чему эти крики?
– Как к чему? Девоньку мою забираете, а я молчи? Да мы с ней столько лет – душа в душу! Мы с ней, точно два яблока на одной ветке, точно две березы в поле, точно две звездочки на небе… – Тетя Тома хлопнула ладонью по кухонному столу, топнула ногой и торжественно объявила: – Не отдам, не имеете права! Я в делах государственных разбираюсь, законы читала. Не отдам!
– Мы будем разговаривать здесь или пройдем в комнату? – ровно спросила дама.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и направилась в комнату. И тут я почувствовала запах… один из тех, далеких, преследующих меня долгие годы… бархатный, сладкий, но отталкивающий.
– Что стоишь?.. – прошипела тетя Тома, поджала губы и устремилась за гостьей. – Настюшечке здесь хорошо, – запела она громче. – Так зачем же забирать? В городах ваших и воздух дрянь, и продукты дрянь, а здесь все свежее, натуральное! Она и хвори никакой не знает, уж я-то следила, заботилась… – Тетка вытащила из рукава скомканный платок, высморкалась и принялась промокать глаза. – Не отдам, не отдам кровиночку… не разлучите вы нас… – Затем она сделала несколько шагов к шкафу, облокотилась о спинку кровати, застонала и неожиданно рухнула в глубоком обмороке на горку подушек. Почти в обмороке… Секунд через десять тетя Тома все же приоткрыла левый глаз и заинтересованно спросила: – А у вас нет еще какого-нибудь ребенка? Возраст и пол не имеют значения, я согласна на любого.
Дама бесшумно вздохнула, опять поморщилась и перевела взгляд на меня. Серо-голубые глаза холодно блеснули, тяжелые серьги с черными камнями качнулись и замерли.
– Ты очень похожа на мать, – тихо произнесла она, затем села на табуретку, положила ногу на ногу, достала из сумочки тонкую длинную сигарету и закурила.
Моим единственным желанием в эту минуту было доковылять до кровати и рухнуть рядом с тетей Томой.
Наверное, если бы не боль от разлуки с Павлом, я бы встретила будущее с интересом и волнением, но силы оставили меня. Я ровным счетом ничего не понимала и поучаствовать в происходящем толком не могла – мозг практически отключился, тело стало непослушным, ватным. Меня явно куда-то забирали, и женщина в сером костюме знала мою маму… Пожалуй, это вся информация, которую получилось усвоить… Я вновь подумала о Павле, о том, что за один день меня умудрились разлучить с ним дважды…