Стрела гламура. Кляча в белых тапочках
Шрифт:
– Нормально он побежал, лучше уж пусть в горах лютует, чем у нас во дворе, – рассудила я.
– Это верно, – согласилась подруга. – Опять же, компанию с двумя покойниками мы оставили в стороне, незаметно прошли мимо, это радует. О! Смотри-ка, канавка закончилась!
Мы остановились у ямки, обозначившей неожиданный финиш, и задумались.
– Наверное, тут Точилка вырыл нору и залез в нее! – предположила Ирка. – Давай мы его раскопаем.
Она поставила в снег пустое ведро и двумя руками, как лом, взяла лыжную палку, собираясь с размаху вонзить ее в предполагаемую кроличью нору, но тут я заметила на колючке проволоки, пропущенной поверху сетчатой ограды, особо крупную снежинку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении клочком белого пуха.
– Ирка, раскопки отменяются! – Я обрадовалась, потому что землеройные работы меня никогда не привлекали. – Точилка перепрыгнул через забор!
– Перепрыгнем и мы! – азартная подруга вскинула лыжную палку, как шест, и попятилась, чтобы было место для разбега.
– Зачем же прыгать? У нас ключи есть! – напомнила я и открыла калитку ключом из благоразумно прихваченной связки.
За забором канавка продолжалась, круто загибаясь буквой «Г». Теперь борозда вела вдоль ограды и имела вид пунктира, словно кролик сменил размеренное поступательное движение на короткие прыжки.
– Или же он кувыркался через голову, радуясь своему освобождению, – сказала Ирка.
След привел нас от одной калитки к другой. Прямо за чужой калиткой было высокое крыльцо, и ямки, оставленные, как мы думали, кувыркающимся кроликом, заканчивались под резной дубовой дверью в две створки.
– Я смотрю, Точилка верен себе! – сказала по этому поводу Ирка. – Ты помнишь, каким образом он попал к нам? Вот так же неожиданно возник поздним морозным вечером на пороге моего дома! Видно, это его фирменный стиль, специфическая манера перемещаться от одного семейного очага к другому.
– Такой кочевой бурундаец, – поддакнула я и придавила пальцем кнопочку электрического звонка на заборе. – Надо предупредить добрых людей, какого монстра они пригрели!
Ольга Сергеевна и Ефим Михайлович Маримановы на ночь глядя пили на кухне чай с пирогами, которые испекла приходящая кухарка Маша. Генерал очень любил эту позднюю трапезу, уверяя, что чай с медом прекрасно успокаивает нервную систему и способствует хорошему сну. Его супруга могла бы на это сказать, что пироги с курагой компенсируют положительное влияние чая с медом, расстраивая генеральское пищеварение, что никакому сну уже не способствует. Однако Ольга Сергеевна была женщиной мудрой, поэтому по мелочам с супругом не спорила.
Впрочем, она все-таки попыталась вразумить Ефима Михайловича, живо вообразившего себе досрочное наступление весны.
– Смотри, Фима, всюду снег! – плавно поведя рыхлой белой рукой в сторону незашторенного окна, сказала она. – Это зима! Вот на пригорке снеговик стоит. Ты когда-нибудь видел снеговиков весной?
– Ольга, мы же в горах! Тут снег до мая месяца лежит! – справедливо возразил генерал. – А что до снеговиков… Гм…
О снеговиках Ефиму Михайловичу говорить не хотелось. Нынче вечером в ходе очередного марш-броска с рядовым Люсиным генерал совершенно случайно протаранил снеговика, которого кто-то поставил прямо на тропинке. Снеговик был большой, дородный, как Ольга Сергеевна, с красным морковным носом, прохудившимся ведерком на голове и сломанной лыжной палкой в руке. Ефим Михайлович сожалел, что случайно разрушил такую замечательную снежную скульптуру, и его немного мучила совесть.
– Нет, Фимочка, ты на календарь посмотри: февраль еще! – слегка раздражаясь, настаивала генеральша. – А если кому-то среди зимы мартовские кошки и цветущие фиалки мерещатся, то это, мой милый, первый звоночек перед маразмом!
– Это у меня-то звоночек?! – возмутился Мариманов, взмахнув краюшкой пирога, как саблей.
– Дзи-и-инь! – послышалось в прихожей.
Генерал осекся, склонил голову к плечу и прислушался.
– Дзи-и-и-инь! – снова пропел звонок.
– Я не понял, это что, уже два звоночка было? – пробормотал Ефим Михайлович.
– Фима, это звонят у калитки! – сердито воскликнула Ольга Сергеевна, с некоторым трудом выбираясь из-за стола.
– Сиди, Ольга, я сам открою! – веско сказал генерал, потеснив супругу у двери.
Он отодвинул засов, погремел замками и распахнул одну тяжелую створку. В нее сразу же сунулись две румяные физиономии. Лица были женские, симпатичные, но озабоченные до чрезвычайности.
– Где он? – даже не поздоровавшись, спросила пышнотелая голубоглазая красавица с пушистой рыжей косой, выпущенной на плечо из-под шерстяной шапочки.
Генерал – большой любитель крупных форм – с одобрением оглядел русскую красавицу с головы до ног и обратил внимание на то, что в одной руке она держит лыжную палку, а в другой ведро. Вторая красавица, кареглазая, загорелая и гораздо более субтильная, как монарший жезл, сжимала в руке большую морковку. Эти необычные аксессуары – ведро, палка и оранжевый корнеплод – ввели Мариманова в заблуждение. Совестливый Ефим Михайлович решил, что хозяйки погубленного снеговика с его нетленными останками в руках пришли выяснять отношения.
– Где он? – в смущении повторил Ефим Михайлович. – Гм… Я, конечно, извиняюсь:
– Мы пришли его забрать! – решительно сказала русская красавица и тряхнула эмалированным ведром.
– Снеговика? – слегка удивился генерал.
– Точно, кролик у них! Они уже и имя ему дать успели! – не отводя напряженного взгляда от генеральской физиономии, прошептала одна красавица другой. И громко сказала: – Да-да, мы заберем у вас Снеговика! Где он?
– Фима, я не понимаю, о чем говорят эти милые девушки? – нахмурилась Ольга Сергеевна. – О каком снеговике идет речь?
– О том, которого я погубил, – вздохнул Ефим Михайлович.
– Погубил?! – в один голос вскричали милые девушки.
– Ну да, погубил, – чистосердечно покаялся генерал. – Разломал на части. Я не нарочно, так уж вышло. Простите старика…
Сознавая свою вину, Ефим Михайлович повернулся и ушел в комнату. Красавицы с ужасом смотрели ему вслед.
– А какой хорошенький был кролик! – жалостливо протянула кареглазая, закусив губу.
– Кролик? – встрепенулась Ольга Сергеевна. – Так вы за кроликом пришли?