Шрифт:
***
14 мая 2018 года, Ялта.
По горному ливадийскому асфальтовому серпантину бежал мужчина. Как две капли воды схожие штаны и рубаха в красную клетку выдавали в нем пациента. Он сбегал вниз, повинуясь изгибам дороги, то и дело, вонзая ноги в спадающие шлепанцы. Левую руку пациент прижимал к правому плечу, сквозь пальцы сочилась кровь.
Тяжело дыша, он сбежал в седловину и остановился у одинокого платана, возвышающегося могучим древесным богатырем с кривыми ухватистыми лапами, покрытыми нарастающим весенним цветом. Под платаном стояли две обшарпанные скамейки. Дальше вниз петляла узкая тропа. Справа устьевой ступенью
Бежавший вдруг понял, что теперь ему просто некуда скрыться. Тропа извивалась длинно, нескончаемыми поворотами, наверное, до самого моря, которое раскинулось далеко под ним. Со своего места пациент не мог разглядеть, где тропа заканчивается. Но большая ее часть все же находилась на открытом пространстве. Он просто не успеет спуститься. Да и стоит ли? Может, хватит!
Солнце медленно катилось за горизонт. Красное зарево, полыхая, растеклось на краю воды и неба. Погружаясь в еще холодные волны Черного моря, оно остужалось, багровело и угрожало окончательно исчезнуть. Над пепельной полоской неба и моря кучерявилась пыль облаков.
Пациент взглянул на свою окровавленную руку. Потом тыльной стороной вытер капли пота на остриженной голове. Расстегнул на рубахе пуговицу, рассмотрел рубцы на плече. Его жизнь, как это солнце, давно уже увязла в холодном и пустом мираже. Ровно месяц назад на вымороченном небосклоне просиял луч. Луч надежды и близкого счастья. А теперь он погас. Погас безвозвратно вместе с обреченным взглядом погибающей Махи.
Ему самому осталось сделать последний предназначенный шаг. Но он решил сделать его! Чтобы этот шаг стал противовесом малодушию и бегству, которому он поддался. Этот шаг, как выстрел, при взведенном курке. Сейчас он – взведенный курок! А спусковой крючок – его сердце! Никто и ничто не заставит его острематься, как говорил Семен Стебунцов в далеком июне сорок первого года.
С каменной подпорной стенки на асфальт серпантина спрыгнул поджарый мужчина в лакированный туфлях. Остро отглаженные брюки, белая рубашка и модный пиджак сидели на нем серьезно и деловито.
– Я знал, что ты сюда пойдешь, Лемыч, – сказал мужчина и направился к пациенту прямой, но в то же время, по-кошачьи, мягкой походкой.
Тот, кого мужчина назвал Лемычем, стоял к нему спиной и не сдвинулся с места.
– Пойдем.
Мужчина остановился в нескольких шагах.
– Нет, Санчес. Я уже пришел. Это – мое место!
– Ну, не дури, Лемыч. Ты же знаешь, я не могу тебя отпустить.
– Знаю.
– Все можно решить. Я прошу. Не лишай меня выбора!
Санчес подождал, ответа не последовало.
– Лемыч, я своего слова обратно не брал, я – друг тебе!
– Я тоже тебе друг, Санчес!
Санчес вынул из-под стильного пиджака ПМ и направил его в затылок Лемычу. Под большим пальцем слетел хруст взводимого курка и тут же растворился в сумерках.
Лемыч вздрогнул и, не оборачиваясь, сделал шаг вперед.
***
16 апреля 2018 года, понедельник, Санкт-Петербург.
Погода была какая-то непонятная. Вокруг, то светлело, то темнело. Набухшие, точно от возбуждения, тучи мрачно-фиолетовой мглой бздырились по петербургскому небу низко-низко и обрушивали на сумрачный город мировой океан.
Невский проспект заливало. Дворники на стареньком Мерседесе еле успевали смахивать штормовые волны. Автомобиль несся по широкому проспекту и через боковые стекла, больше походившие на иллюминаторы корабля в смертельную бурю, невозможно было рассмотреть шедевры петровского барокко, итальянского ренессанса, строгого классицизма; незамеченными пролетали лепнина и фрески, образы и фигуры, кони и люди, реки и мосты. Мамин уткнулся носом в ветровое стекло, пытаясь хоть что-то разглядеть на дороге. Зрение у него было не ахти.
До работы оставалось совсем немного. Свернуть на Садовую, потом на Итальянскую. Двести метров и все. Приехали!
Мамин нервничал. Сегодня – понедельник. День, как известно, тяжелый. У Мамина вдвойне.
Через две недели юношеский турнир по киокушинкай каратэ «Russian open junior cup», который должен пройти в Санкт-Петербурге. Мамин начал готовить своих «волкодавов» сразу после Нового года. Расписал систему, план подготовки согласовал с сенсеем. Плотно взялся. В итоге, отобрал на «соревы» шесть бойцов из группы. Самых безбашенных. Сегодня по плану спарринги со «взросляками», они постарше, покрупнее. Мамин волновался. Не подвели бы «волкодавы». Слабину бы не дали. В первый раз с такими монстрами столкнутся. Но это киокушин. Здесь дух важнее. Кто тверже, кто злее, в ком сердце Данко бьется, тот побеждает. Знал, все это Мамин, сам обладатель черного пояса, знал, понимал, верил в то, что делает, но переживал. Не за себя!
На перекрестке Невского и Садовой зеленый свет замигал.
Успею, подумал Мамин. Топнул на акселератор и со свистом вошел в поворот. Еще минута и белый Мерседес 230 класса «С» припарковался около здания с вывеской «ДЮСШ», под которой на белом фоне брутально чернела эклиптика Канку.
Мамин выглянул в окно и усмехнулся. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Что тут скажешь, Питер. Он нагнулся к заднему сидению, схватил потрепанную, одиноко лежавшую спортивную сумку с надписью «Power of karate» – одну из немногих вещей из его той, прошлой жизни, о которой он хотел бы забыть.
Внезапно передняя пассажирская дверь открылась, на сидение что-то бухнулось, обдав Мамина холодными брызгами. Он застыл, прижав сумку к груди.
– Здасти, – сказало что-то.
– Че такое? – возмутился Мамин.
– Вы только меня не бойтесь. Я вас не обижу, – успокоило нечто.
На Мамина смотрело существо женского типа, в полиэтиленовом прозрачном дождевике, на голове был натянут не по размеру большой капюшон из того же материала, отчего лицо казалось маленьким и детским. Под дождевиком теснилось легкое клетчатое пальто. На руках светлые кожаные перчатки. Остроносые колени прикрывала женская сумочка неопределенного размера. Обычно в такие сумочки, стандартные на вид, входит все, что не вошло в чемодан или даже грузовой контейнер.
– В-вы кто?– Мамин запнулся, продолжая держать сумку как щит. Он совершенно растерялся.
– Вы меня не знаете, но это сейчас неважно! – сказала девушка.
– Что тогда важно? – начинал раздражаться Мамин.
– Важно, что я девушка. Я попала в беду, и вы должны мне помочь. Вот! – выпалила пассажирка.
– Кто… Я..? Должен..? – почти вскричал Мамин.
– Не злитесь. Я же вижу, вы – добрый, – миролюбиво заметила девушка и откинула непомерно большой капюшон.
Под ним оказалась милая девица, с очерченными фиолетовым карандашом губами, голову ее покрывала маленькая старомодная шляпка, из-под которой выбивались коротко остриженные волосы цвета каштана. Руки девушка держала перед собой, сплетя пальцы. На лице застыла странная улыбка.