Стрелок
Шрифт:
Глава 18
У нас уходит больше трёх часов, чтобы выбраться из Парижа. Даже моя выносливость оказывается не бесконечной, поэтому приходится активировать Второе дыхание, чтобы восстановить силы. А вот Горгоне всё ни по чём. Знай, пилит себе на своём металлическом скакуне и периодически дымит, как паровоз. Похоже, табака для самокруток у неё запас весьма солидный.
Несколько раз нам встречаются монстры группами и по одиночке. Пара Квазов бросаются на нас, не разобравшись, и я снимаю их точными выстрелами прямо со спины бота. Однажды из тёмного провала заброшенного
Чувствую, что начинаю проваливаться в бездонные глаза монстра, чёрные, словно омут. Он поворачивает голову к Арианнели, пытаясь достать и её. Меряются взглядами они всего секунду, и тварь с дрожью отступает. Миг, и она поспешно уползает в своё логово.
Большая удача, что чудовище решило захватить в свои сети и Нову. Ограничься горбатая срань только мной, я добровольно пошёл бы за ней и радостно залез бы прямо в пасть. Дамочка с изрезанной хлеборезкой охотно уступила бы меня этому монстру. Её дилемма решилась бы сама собой, ещё и месяц бы сэкономила.
— Ненавижу псиоников! — с ненавистью бурчу себе под нос, сжав виски.
Мне нужна ментальная защита. Вначале Сирена, теперь ещё и это.
— Кто умом скорбный, тот всегда имеет с ними проблемы, — философски замечает Горгона.
— Босс, тебя тупым назвали, — подаёт голос Кадачи.
(;¬_¬)
— А без я тебя не понял! И вообще, ты какого лешего болтаешь? На беззвучном же был.
— Так боевой режим! Тут нельзя молчать!
?(•? • ? )
— И чем ты занимался, пока мне мозги промывали?
— Да я уже плазменную пушку заряжал! Ещё бы пара секунд, и от него бы даже пепла не осталось!
(?•?•?)
— Трепло.
К тому моменту, как мы окончательно покидаем столицу, ноги уже успевают отрасти. Доспехи и подавно давно восстановились. Поэтому пересаживаюсь на свой мотоцикл, под горестные вопли бота.
— Босс, я же лучше этой рухляди!
(???;)
Шоссе на выезде из города забито брошенными машинами на многие километры. На одном отрезке протянулись сплошь выжженные остовы. Похоже, пожар с жадностью пожирал всё, до чего мог дотянуться.
Перед глазами встаёт картина паникующих людей, бегущих прочь из Парижа в надежде укрыться и переждать беду. Возможно, они натыкаются на огнедышащего монстра, возможно, происходит куда более бытовой инцидент. Кто-то закуривает в неудачном месте, кто-то плескает содержимым запасной канистры с бензином. Пламя не знает пощады.
Глядя на эту безрадостную картину, обращаюсь к Арианнели:
— Вот ты говоришь, что способности Сопряжения — это костыли для тупых и ленивых. От них, мол, всё зло. Сколько жертв удалось бы избежать, если бы люди Земли к моменту начала всего этого дерьма умели управлять арканой? Если бы они могли дать бой монстрам, а не гибнуть, скот на бойне, без единой надежды? А сейчас что делать выжившим? Встать в позу и помереть? Зато без арканы, зато всё сами. Учиться воевать подручными средствами? Так этого не хватит, чтобы пробить шкуру даже рядового Войда. Ты и сама это знаешь.
Стрелок Гилеада молчит, лишь копыта её коня глухо стучат по заснеженной дороге. Наконец, она отвечает своим скрипучим голосом:
— Ты, похоже, слушал меня тем местом, на котором обычно сидишь, партнёр.
— Развращает? — переспрашиваю я.
— «Почти все люди могут выдержать невзгоды, но, если хочешь в самом деле испытать характер человека, дай ему силу», — явно цитирует Горгона. — Вот, почему свои первые револьверы подмастерья получали после длительных испытаний и тренировок. Вот, почему Горнило занимало целый год. Силу нужно заслужить. Силу должен получить только достойный. Неужели ты до сих пор не столкнулся с психопатами и ублюдками всех мастей, которые и раньше не ценили человеческую жизнь, но были ограничены рамками закона и человеческого общества? Такие, как они, всегда пробираются на самый верх и охотно принимают новые правила. Теперь они способны творить то, что любят больше всего, заодно поднимая собственную мощь.
— Столкнулся, — киваю. — Конечно, всё происходящее на руку моральным уродам, но если твой аргумент в том, что силу нельзя вручать людям, только потому что её заодно получат недостойные, я в это не верю. У нас считают так: «Лучше пусть избегут наказания десять виновных, чем пострадает один невиновный». Если закон карает невинных — это не закон, это фарс.
Арианнель хмурится, но признаёт:
— Стрелок, осудивший невиновного, предаёт свою суть и перестаёт быть Стрелком.
— Тогда я предпочту, чтобы силу получили все люди, включая недостойных, если это поможет остальным выжить. А с уродами мы разберёмся. Для того ведь и нужны Стрелки, разве нет?
— Пойми, партнёр, — мотает головой дамочка, — аркана заставляет воспринимать каждого встречного не в качестве потенциального союзника, а в качестве конкурента. Сопряжение не желает видеть сплочённое и сильное общество. Ему нужны разобщённые грызущиеся группы и единицы сильных эгоистов. Из них выходит самое лучшее шоу.
Она на ходу сворачивает новую самокрутку и продолжает:
— Ты бы, может, хотел, чтобы выжившие использовали новообретённую силу ради собственной безопасности и для построения новой цивилизации, но факт заключается в том, что девяносто девять планет из ста навсегда остаются землями беззакония. Пустоши, набитые маньяками и монстрами, на занесённых обломках миров.
— Значит, мы принесём туда правосудие, — отзываюсь я. — У этого процесса есть первоначальный источник. Есть тот, кто всё это затеял. Ты живёшь на свете дольше меня. Неужели ничего не удалось разузнать?
— Дамам не принято напоминать о возрасте, — с кривой ухмылкой роняет она. — Что до твоего вопроса, я годами собирала информацию и опрашивала самых древних существ. Никто из них не помнит первую Стадию. Никто уже не помнит реальность до прихода Сопряжения. Кто-то подчистил хвосты, скрыл все улики.
— А Иерофант? Ты общалась с ним?
Волна недовольство пробегает по её лицу.
— Да.
— Что он рассказал?
— Я задала ему вопрос, и он назвал свою цену.
Мне хочется её поторопить, раздражает, что приходится клещами тянуть из Стрелка каждое слово. А потом я понимаю, что причина недомолвок и неохотного повествования заключается в том, что ей стыдно. Просто стыдно. Хорошо улавливаю настрой Горгоны и уже не сомневаюсь в этом.
— «Я расскажу тебе, откуда взялось Сопряжение», — её голос становится низким и чужеродным, — «но та жажда справедливости, что ведёт тебя, тот жар, что неугасаемо пылает в твоей груди, погаснет. Я заберу его. Ты узнаешь правду, но тебе станет плевать на неё».