Стрелы на ветру
Шрифт:
Мэтью согласился подтвердить, что они и вправду жених и невеста. Это хорошо. А со временем она уж как-нибудь отыщет другую причину, которая позволила бы ей остаться в Японии, ведь на самом деле Мэтью не собирается жениться на ней, да и она не желает выходить за него замуж. Ничего. Настанет срок, и она что-нибудь придумает. Обязательно. Ведь у нее просто нет другого выхода. Она никогда не вернется в Америку. Никогда и ни за что.
К огромному облегчению Эмилии – она толком не умела врать, – ей не пришлось отстаивать свое право не покидать Японию. Когда князь Гэндзи объявил, что они переезжают из Эдо в Акаоку, его княжество, находящееся на острове Сикоку, он просто счел само собой разумеющимся, что Эмилия и Мэтью едут с ним.
И вот теперь она путешествовала вместе с утонченным молодым князем. Мэтью и госпожа Хэйко уехали в другую сторону. Дядя князя, Сигеру, вернулся по их следам. Хидё остался у перекрестья дорог. Хотя никто об этом не говорил, ясно было, что японцев беспокоит возможная погоня. А что означал обстрел с моря? Неужто кто-то из империй-преступников – Британия, или Франция, или даже Россия – напал на Японию, чтобы сделать ее своей колонией? Эмилия была уверена, что Соединенные Штаты не могут быть причастны к столь аморальным действиям. Америка сама некогда была колонией и ненавидела любые попытки подчинить независимые народы. Да, Америка одобрила политику открытых дверей, позволяющую всем народам беспрепятственно общаться меж собой, и не признавала притязаний империй на якобы законно принадлежащие им сферы влияния. Эмилия хорошо помнила, как это объяснял Цефания. Наверно, теперь ей следует снова называть его не Цефанией, а мистером Кромвелем. Царствие ему Небесное.
В долине было не так холодно, как наверху, в горах. Утром они свернули на юго-запад. Эмилия определила это по солнцу. Они ехали по тропе вдоль мелкого ручья; течение было таким быстрым, что ручей не замерзал до конца. Снег местами слежался в плотную корку, и теперь эта корка похрустывала под копытами лошадей.
– А как по-вашему будет снег? – поинтересовалась Эмилия.
– Юки.
– Юки. Красивое слово.
– Если нам придется задержаться здесь, оно перестанет казаться вам красивым, – сказал князь Гэндзи. – Здесь неподалеку есть небольшая хижина. Скромный приют, но все лучше ночевки под открытым небом.
– Я выросла на ферме; я привычна к скромности и простоте.
Гэндзи весело улыбнулся:
– Представляю себе! А что вы выращивали? Думаю, не рис!
– Мы выращивали яблоки.
Эмилия ненадолго умолкла, вспоминая счастливые годы детства, своего красивого отца, красавицу-мать, милых младших братьев… А больше она ничего не стала вспоминать, чтобы не позволить недавнему прошлому отравить ее былое счастье.
– Рисовые плантации и сад ничуть не схожи между собою. Однако же мне кажется, что самая суть работы земледельца повсюду одинакова, что бы он ни выращивал. Он всегда зависит от времен года и превратностей погоды, и это главное.
– Превратностей?
– Превратности – неожиданные изменения. Единственное число – превратность.
– Ага. Превратность. Спасибо.
Он запомнит это слово. Он запоминает каждое новое слово, которое сообщает ему Эмилия. Его способности произвели на девушку глубокое впечатление.
– Вы быстро учитесь, князь Гэндзи. За эти три недели ваше произношение заметно улучшилось и словарь расширился.
– Это всецело ваша заслуга, Эмилия. Вы – необыкновенно терпеливый наставник.
– С хорошим учеником всякий учитель покажется хорошим, – сказала Эмилия. – И конечно же, если превозносить наставника за достижения ученика, то следует отдать должное и Мэтью.
– За успехи госпожи Хэйко – несомненно. А своими я обязан исключительно вам. Мэтью я понимаю гораздо хуже. Мне показалось, или ваше произношение действительно несколько отличается?
– Вы совершенно правы.
– Вы произносите слова четко, без растягивания – это чем-то напоминает речь японцев. А он говорит – будто напевает, вот так…
И Гэндзи столь похоже воспроизвел ленивый, тягучий выговор Мэтью, что Эмилия расхохоталась.
– Прошу прощения, князь. Вы так похоже его передразнили!..
– Вам не за что извиняться. Однако же ваш смех вызвал у меня некоторое беспокойство.
– В самом деле?
– Да. В Японии мужчины и женщины говорят по-разному. Если какой-нибудь мужчина вдруг заговорит как женщина, то все станут насмехаться над ним. Надеюсь, я не совершил подобной ошибки с вашим языком.
– О нет, князь Гэндзи! Уверяю вас, вы говорите как настоящий мужчина! – выпалила Эмилия и покраснела. Она ведь совсем не то хотела сказать! – Мы с Мэтью выговариваем звуки по-разному вовсе не потому, что он – мужчина, а я – женщина. Просто он из Техаса – это на юге нашей страны. А я из Нью-Йорка. Это на севере. Английская речь в этих краях различается довольно сильно.
– Очень рад это слышать. В Японии насмешка – могущественное оружие. Многие умирали из-за нее, и многие убивали.
Да, Цефания упоминал о том, что японцы невысоко ценят жизнь. Они убивают и умирают по самым нелепым поводам. Если два самурая на улице вдруг случайно зацепятся друг за друга ножнами, тут же последует поединок. И прекратится он лишь со смертью одного из участников.
«Это наверняка преувеличение».
«Ты когда-нибудь слышала, чтобы я что-нибудь приукрашивал?»
«Нет, сэр».
«Не сэр, а Цефания. Не забывай: я теперь твой нареченный жених».
«Да, Цефания».
«Их обостренное чувство чести приводит к неслыханным крайностям. Если заговорить с самураем недостаточно вежливо, он воспримет это как оскорбление и решит, что собеседник насмехается над ним. Если обратиться к нему слишком вежливо, результат будет тот же самый. „Погибели предшествует гордость, и падению надменность“».
«Аминь», – сказала Эмилия.
«Мы должны на собственном примере научить их смирению и тем самым привести к спасению».
«Да, Цефания».
– Значит, когда в Японии заговорят по-английски, я могу быть уверен, что у меня правильное произношение? – спросил князь Гэндзи.
– Несомненно.
– Спасибо, Эмилия.
– Не за что, князь Гэндзи. Можно, я исправлю построение фразы?
– Пожалуйста.
– Вы сказали: «Когда в Японии заговорят по-английски». Слово «когда» предполагает, что речь идет о чем-то неизбежном. Здесь же уместнее употребить слово «если».
– Я и говорил о неизбежном, – откликнулся Гэндзи. – Мой дед предсказал, что так будет.