Строматы. 1-7 Том

Александрийский Климент

(5) «Что удивительного в том, — говорил Бион, — если мышь, не находя ничего лучшего, изгрызла корзину?» «Вот если бы корзина съела мышь, — рассмеялся в ответ Аркесилай, — это было бы удивительно». ¹⁵³⁶

(25, 1) Диоген хорошо заметил как-то по поводу одного человека, который, увидев, что змея обвилась вокруг пестика ступы, восторгался этим явлением, как чудом. «Что в этом удивительного? — сказал он ему, — Вот если бы змея выпрямилась, а пестик обвился бы вокруг нее, это было бы и впрямь дивно!»¹⁵³⁷

(2) Неразумным живот­ным на роду написано быть в движении, бегать, драться, рождаться и умирать. Все это, будучи естественным для них, не может быть противоестественным для нас.

(3) Видим летающих

на небе в светлых лучах Гелиоса

Птиц, но не все роковые.¹⁵³⁸

(4) Комический поэт Филемон также высмеивает суеверные страхи:

Заметив, что слуга мой наблюдает

За тем, как кто чихнул, вошел иль вышел,

Немедленно веду его на рынок.

Ведь каждый ходит, говорит, чихает

Сам по себе, не для сторонних глаз.

Все вещи происходят как им должно.¹⁵³⁹

(5) Благодаря умеренному образу жизни человек достигает здоровья. Набивающий же свое чрево пищей, как мешок, и все дни праздников проводящий в пирах, этим лишь наживает себе разные болезни. (26, 1) Многие же

Боятся даже надписей на стенах.

И это суеверие вызвало следующую колкость Диоге­на. Рассказывают, что как-то он увидел на стене жилища одного дурного человека над­пись:

Победоносный Геракл

Здесь обитает. Злодеям вход воспрещен!

«Хорошее дело! — воскликнул он, — как же теперь войдет сюда сам хозяин?»¹⁵⁴⁰

(2) Подобные им люди, боготворящие всякое дерево или мокрый камень, трепещут, так сказать, даже при виде клочка красноватой шерсти, крупинок соли, обломка смолистого дерева, заготовленного для факела, или кусочков серы, если все это после произнесения над ними заклинаний волхвов объявлено не­чистым. Бог же, будучи Богом истинным, ценит лишь святость праведни­ков и ненавидит лишь ту нечистоту, которая происходит от неспра­ведливости и злодейств. (3) Мы знаем, что из насиженных яиц и после употребления их в очистительных жертвоприношениях вылупляются птенцы. Это было бы невозможно, если бы при совершении очищения все грехи очищаемого действительно передавались бы этим яйцам.

(4) Комик Дифил¹⁵⁴¹ тонко высмеивает заклинателей в следующих стихах:

Всех Претид очищаю легко, вместе с отцом их,

Претом Абантиадидом, а пятой еще и старуху.

И нужны мне лишь лук и факел, чтоб всех их очистить,

Да серы немного с смолой из глубин многошумного моря,

Широкого, глубокоструйной реки Океана.

О Воздух благой, сквозь тучи с небес пошли Антикира,

Чтобы этот жучек вмиг превратился в шмеля.

(27, 1) И Менандр¹⁵⁴² неплохо замечает:

Если б, мой Фидий, ты и вправду был болен,

Я бы врача к тебе вызвал немедля.

Ты же здоров. От твоей ложной болезни

Ложное же найду быстро лекарство.

Не сомневайся, оно подействует сразу.

Пусть окружит тебя куча знахарок,

Пусть остудят тебя в трех водах, добавив

Соли и горсть чечевицы в это снадобье.

(2) Остуди свой пыл! Истинно чист лишь тот, кого ни в чем дурном не упрекает совесть.

(3) Трагический поэт так говорит:

— Орест, какой недуг тебя томит?

— Груз страшных дел. Меня снедает совесть.¹⁵⁴³

(4) Действительно, нет иной чистоты, кроме воздержания от всего дурного. (5) Хорошо сказал и Эпихарм:

Коль дух твой чист, то весь ты чистым будешь.¹⁵⁴⁴

(6) Вот почему и мы утверждаем, что душа долж­на прежде всего очищать себя от превратных мнений через проверку их рассудком, а затем, освободившись от всех нечистых мыслей, хранить основные заповеди вероучения. Как готовящиеся к посвящению в мистерии предварительно проходят некоторые очистительные испытания, так и мы должны прежде оставить нечистые предрассудки с тем, чтобы обратиться к истинной традиции.

V. Чистая душа — лучший храм Богу

(28, 1) Прекрасно и справедливо не связывать ни с одним

местом при­сутствие того, кто ничем не может быть ограничен. И не правы ли мы, когда величие того, кто включает в себя все на свете, не хотим измерять рукотворными (Act. 17:24.) храмами в его честь? (2) Действительно, на каком основании труды обычных строителей следует называть святыми? Немногим лучше думали и те, кто приписывал божественное величие Воздуху и всему сущему под ним, точнее, всему миру и космосу. (3) Не смешно ли утверждать, что человек, которого фило­софы называют «игрушкой Бога»¹⁵⁴⁵, может сам творить себе Бога и что Божество, в свою очередь, становится игрушкой, созданной руками ремесленника? То, что сделано руками, сродни материалу, из которого оно сотворено. Так, изделие из слоновой кости есть слоновая кость, изделие из золота — золото. (4) Идолы и храмы, воздвигаемые простыми ремесленниками, созидаются из косной материи и навсегда остаются без­жизненными, вещественными и не содержат в себе ничего святого. Как бы ни совершенствовалось ис­кусство, вещество всегда останется верным своей природе. Поэтому произведения искусства не могут считаться свя­щенными и божественными.

(5) Да и как возможно создать нечто новое, если по божественному плану во вселенной нет ничего, что уже не занимало бы здесь предустановленного ему места? То, что кем-то и где-то воздвигнуто, воздвигалось потому, что прежде его там не было. (6) Следовательно, если Бог был воздвигнут неким человеком так же, как воздвигают статуи, то было время, когда он не имел места и, значит, не существо­вал вовсе. Ведь то, чего раньше не было, не занимало никакого места, поскольку чтобы занимать его, нужно быть. (7) С другой стороны, тот, кто существует реаль­но, не может быть ограничен несущим, равно как и чем-либо иным. Он существует сам по себе.

(29, 1) Остается предположить, что он [здесь] сам по себе. Но каким образом нечто может породить себя? И как сущее может поместить себя в качестве существующего? Или же, как нигде ранее не расположенное может само найти себе место? Ведь его раньше не существовало, поскольку несущее нигде не расположено. И если мы предположим, что он где-то был до того, как создал себя, то, стало быть, он достиг того, чем и прежде обладал, а это нелепость. (2) Каким образом высшее су­щество, которому принадлежит все сущее, может в чем-либо нуждаться? Те же, кто приписывает ему человеческий облик, наде­ляют его и человеческими нуждами, вследствие которых ему оказывается необ­ходимыми пища, одежда, кров и все тому подобное. Имеющие сходный образ и сходные склонности подчинены и сходным условиям жизни. (3) Если правда, что храм, во-первых, есть видимый образ божественного величия и, во-вторых, вещественное вместилище божественного существа, то не лучше ли на­звать храмом Божества Церковь, которая, став святой через познание Бога, учреждена во славу его? Вот подлинное святилище — величественное, воздвигнутое не руками ремесленников и украшен­ное не искусством чародеев, а волей самого Бога. (4) Однако Церковью мы назовем не здание, но собрание избранных. И это будет храм, дос­тойный вмещать божественное величие и славу; жертва драгоцен­ная и в чистоте своей подобающая тому, кто достоин всякого почитания и который (отметим еще раз) по своей все превосходящей свя­тости не может ничему быть уподоблен. (5) И именно гностик является этой жер­твой. Любимый Богом, он чествует его и как бы воздвигает в себе. Иными словами, богопознание находит в нем свое освящение. (6) В душе этого гностика обретаются образ и подобие Бога, ибо она блаженна, будучи сначала подготовленной предваритель­ным очищением, то есть перенесенными уже испытаниями, и еще более блаженна от каждодневного упражнения в добродетели. (7) Здесь мы находим то, что уже воздвигнуто или может быть воздвигнуто. Первое касается уже достигших гносиса, второе же — тех, кто способен его достигнуть, однако в настоящее время еще не готов принять в себя знание Бога. (8) Каждый, кому еще только предстоит уверовать в Бога, уже является верным в его глазах и «воздвигается» в его честь, как храм или статуя, достойная его славы и посвященная ему.