Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971
Шрифт:
4. Концовка романа, где один из «неизвестных отцов», столпов ненавистного Максиму общества, — Странник — оказывается Павлом Григорьевичем, работником Службы галактической безопасности, коммунистом-землянином — это концовка, рассчитанная на ошеломительный эффект (и достигающая его), представляется немотивированной. Видимо, чтобы не принять Павла Григорьевича за обыкновенного шпиона (что противоречило бы основным положениям, на которых основывается гуманистическая концепция романа), читатель должен иметь представление о том, чем занимается эта Служба и как соотносятся ее цели с употребляемыми ею средствами, что собирался противопоставить
5. Редакция считает необходимым обратить внимание авторов на некоторые слишком очевидные аналогии и ассоциации с земными порядками и терминологией, равно как и на наличие откровенных «русицизмов».
6. Редакция отмечает значительное превышение объема рукописи по сравнению с обусловленным Договором и считает необходимым произвести сокращения по крайней мере в журнальном варианте романа с тем, чтобы он не превышал 12–13 авторских листов. По мнению редакции, есть все возможности для такого сокращения, которое не будет нарушать художественной целостности произведения. Опубликовать роман большого объема у журнала нет физической возможности, особенно учитывая, что он планируется на первый квартал 1969 года.
Срок представления рукописи после доработки устанавливается 1 октября 1968 года.
Главный редактор
A. Ф. ПОПОВ
Член Редколлегии, зав. отделом прозы
B. Н. КРИВЦОВ
Дорогой Борис Натанович!
Много раз пытались связаться с Вами и братом по телефону, но ни тот, ни другой телефон не отвечает и поэтому приходится отправить Вам редакционное заключение по почте.
Наверное, Вы не найдете в нем чего-то нового для себя. По всем этим вопросам мы с Вами уже неоднократно беседовали. Надеюсь, что те советы и замечания, которые в нем содержатся, не потребуют от Вас большого труда, но выполнение их, по нашему общему убеждению, поможет прояснить авторский замысел с большей отчетливостью.
Хотелось бы как можно скорее встретиться и обсудить все конкретные вопросы относительно рукописи в деловой товарищеской обстановке.
Срок представления рукописи указан, мы планируем опубликование романа на первые номера будущего года.
С сердечным приветом В. Кривцов
Уважаемые Борис Натанович и Аркадий Натанович!
Вы знаете, что Художественный совет объединения, на одном из заседаний которого был принят Ваш сценарий, — орган совещательный, его функции ограничиваются рекомендациями в адрес руководства студии. Окончательное же решение вопроса о судьбе сценария и возможности постановки по нему фильма — прерогатива директора студии.
И. Н. Киселев сейчас находится в отпуске, и для выяснения дела, в котором мы крайне заинтересованы, потребуется время. Как только совещание по этому поводу состоится, мы сообщим Вам о его результатах.
Директор 3-го творческого объединения
Г. Д. Малышев
21 августа войска Варшавского договора вошли в Прагу. Вот как вспоминает молниеносное влияние этого события на творческие планы «Ленфильма» кинорежиссер Алексей Герман.
Мы писали сценарий с Борисом Стругацким. Одной из ключевых фраз для нас была «умные нам не надобны, надобны верные». И вся наша игра с властью кончилась с вторжением советских войск в Чехословакию 21 августа 68-го. В день вторжения я получил в Коктебеле телеграмму: сценарий закрыт, работа закончена. Когда позвонил на «Ленфильм», мне сказали: «И думать забудьте!» Хочу напомнить: в повести история заканчивается высадкой войск Черного Ордена, оккупацией страны.
П. Вайль. Как получилось, что ты зацепился за Стругацких? Почему? Вещь, написанная тридцать пять лет назад, почему вдруг она возникла?
А. Герман. Она возникла еще в 68-м году. Мы начали писать сценарий с Борисом Стругацким, написали первый вариант, его приняли, закончили второй вариант 20 августа 1968 года. Нашел место и время — как в старом анекдоте. Там, в «Трудно быть богом», королевство и так довольно хреновенькое, а в финале вторгается Черный Орден, который уже задушил всё, и герою остается только одно: браться за меч и рубить эту погань всмятку, что невозможно, потому что ее столько, что все равно никогда не вырубишь. Такое государство фашистского типа. Чуть-чуть нас напоминает, но не очень. Никаких прямых ассоциаций у нас не было. 21 августа 68-го я прибываю в Крым, в Коктебель, там очень красиво, и поступают первые сообщения, что вот этот город — Прагу, где мы сейчас с тобой разговариваем, — навестили триста тысяч солдат. Как сказал тогда Стругацкий: «Это просто продовольственная помощь — послано шестьсот тысяч яиц в оригинальной упаковке типа „солдатские брюки“».
П. Вайль. Я очень верю в рифмы жизни, они никогда не бывают случайны и просты, но тут уж в самом деле фантастические параллели, да? Обвал с фильмом из-за Праги и приезд в Прагу через тридцать два года, чтобы его снимать.
А. Герман. Учти еще, что в тот же день, 21 августа, я знакомлюсь со Светланой, на которой я женат с тех пор, так как брак произошел после знакомства очень быстро. Я помню рыдающего на скамейке писателя Аксенова, он, может быть, немного выпил и рыдал в Коктебеле на море. А я, простите меня, друзья-чехи, в то время не только думал о вас, но и ухаживал за Светланой, ходил вокруг нее кругами и умничал, что Чехословакия — зона интересов России и что этого, то бишь вторжения, ожидали от нашего государства.
П. Вайль. У тебя такая идея возникала?
А. Герман. Да, абсолютно. Я всегда считал, что тогдашние власти никогда ничего своего не отдадут, никаких перемен к лучшему быть не может, только к худшему, что это зона интересов России, политические штучки, от которых пострадают несколько сотен чехов, и все, как и в Венгрии, замолкнет.
П. Вайль. Очень интересно, потому что мне было тогда восемнадцать лет, и я тоже искал объективности и целесообразности. Не то что оправдывал, но аргументы «за» тоже находились. Я думаю, это именно от безысходности: ты соглашаешься с положением вещей не потому, что оно тебе нравится, а потому, что это положение вещей, которое ты не в силах изменить.