Студенты
Шрифт:
– Знаем, – немедленно ответил я, хотя и понятия не имел ни о каком завхозе.
– Тогда действуйте-злодействуйте.
Когда мы с Витькой возвращались в учебную аудиторию, я снова достал из кармана тигровый глаз.
– Храни меня, мой талисман, – продекламировал я.
– Храни меня во дни гоненья, – продолжил Витька, – во дни чего-то там… не помню.
– Я тоже, – сказал я…
…Как-то в середине семестра Андрей Германсон сказал:
– Возьми тигровый глаз с собой на дежурство, проверим его в сложных условиях.
Надо пояснить про дежурство. Дело в том, что мы записались в оперативный отряд факультета, который обеспечивал порядок на факультетских и общеинститутских мероприятиях. Ну там пропускной режим, недопущение конфликтов среди студентов и тому подобные дела. Надо ли говорить, что наше участие с красными повязками на рукавах на этих мероприятиях всегда вносило лишнюю сумятицу. В ближайшую субботу наш оперотряд подрядился на дежурство на дискотеку в КИП – комбинат искусственной подошвы, что на улице Поляковой. Каким боком наша институтская дружина касалась КИПа, мы так и не узнали, зато были наслышаны, что дискотека там жуткая, постоянные драки, даже милиция лишний раз старалась туда нос не совать. Еще на подходе к Дому культуры этой подошвы я обратил внимание на странную вонь, источник которой был невидим, но, чем ближе мы подходили к ДК, тем сильнее пахло. От входной двери несло так, будто ее только привезли с помойки, где она пролежала пару лет. – Крыс они тут травят, что ли? – предположил Германсон. Или мы что-то не так поняли, или остальной народ оказался умней нас, но из всего оперотряда численностью 24 человека на дискотеку пришло трое, я и два Андрея. Не пришел даже командир отряда Круглов Саша. В опорном пункте милиции, в который, судя по аромату, народ сносил дохлых кошек, мы разделись и надели повязки на рукава. Еще когда снимали куртки, обратили внимание, что никого из отряда не видно.
– А ты адрес не перепутал? – спросил Германсон у Мирнова.
– Тут в городе один КИП.
– А где тогда наши?
Дежурный милиционер, пожилой старший лейтенант, посмотрев на нас, покачал головой и сказал:
– Может, посидите здесь, посмотрите телевизор?
Мы отказались и пошли выполнять свой долг, который ждал нас на втором этаже Дома культуры КИП. Культуру, может, там и можно было бы найти, но только не в дискотечные дни. Когда мы, три богатыря, зашли в битком забитый зал, толпа с огненнокрасными от водки лицами угрюмо уставилась на нас. Мы на них. Я залез в карман брюк и потрогал тигровый глаз. Если талисман и в самом деле талисман, самое время ему это доказать. Только мы вступили на эту арену, как с правой стороны, если от двери, прилетел дикий крик. Даже не знаю, что должно произойти, чтобы так кричать. Может, увидеть поезд, мчащийся прямо на тебя, может, палец дубовой дверью прищемить. Мы посмотрели друг на друга и пошли в сторону воплей. Возле стены, вдоль которой стояли стулья, качалась вдрабадан пьяная девица и зверским криком подбадривала своего дружка. Дружок растекся возле стульев и никак не хотел собраться в кучу. Вернее, не мог, хотеть-то он хотел. Дергался, извивался, но, к огорчению своей подружки, на ножки не вставал.
– В следующий раз, если я сюда попаду, приду таким же, – сказал Мирнов. Под косыми взглядами мы обошли танцпол и остановились возле двух девиц, вцепившихся друг дружке в волосы. Мешать мы им не собирались, упаси Бог, просто посмотрели женский рестлинг с первого ряда. Битва, правда, оказалась просто разогревом перед другим, более статусным боем. Два крепких с виду парня подошли к сцепившимся подружкам и, хоть и с трудом, но растащили их, хотя мне казалось, что для этого потребуются два трактора. Освободив подружек, парни принялись месить друг друга с таким энтузиазмом, что дискотеку пришлось приостановить. Это для начала. А потом мы увидели, что такие схватки у них поставлены на поток и бойцы только ждут своей очереди. И перестали обращать на них внимание. Несколько раз выяснить, кто тут самый широкий, предлагали и нам, но как-то обошлось. Нет, мы точно были не робкого десятка. Бывало, дрались и поодиночке, и командой. Андрей Германсон, помню, вообще был опытный поединщик. Мы часто выставляли его на бой с чужаками, особенно нерусскими, и Андрей обычно выходил победителем. Так что нельзя сказать, что мы дрожали как осиновые листки, но два часа провести в таком напряжении – удовольствие среднее. Ребятки хотя бы подкреплялись водкой…
– Талисман работает, ребята, – объявил я, когда после дежурства мы вернулись в общагу живые и невредимые. Ребята спорить не стали.
Рассказал об этом испытании Лене, когда она появилась в общаге. Лена внимательно выслушала, тщательно осмотрела камень и пожала плечами:
– Тигровый глаз – просто красивый камешек, даже его лечебные свойства ничем не подтверждены, – заявила она. – Выдумал себе талисман…
– Такой вот я выдумщик, – я отобрал у нее свой талисман и спрятал его в карман.
…Шла обычная студенческая жизнь. Мы посещали лекции – не те, которые нам нравились (нам никакие не нравились), а на которых препод проверял явку. Удирали с них при первой возможности, ходили на семинары, с которых не очень-то удерешь. С удовольствием заходили только на спорткафедру, там можно было поиграть в настольный теннис. Мы с Андреем Германсоном числились в лыжной группе, о чем я узнал уже ближе к концу первого курса. Мы с ним ни разу там не были, поскольку играли в шахматы за институт и считали себя важными птицами, потому что шахматистов было сравнительно мало. Сравнительно с легкоатлетами, которыми институт кишел. Кроме них, институт славился женской баскетбольной командой, которая одно время даже играла в общесоюзной лиге. А шахматами институт не славился, и мы тихо возились в своей песочнице, выигрывали первенство среди ВУЗов города, но дальше города не высовывались, поэтому общественность о нас даже не знала. Наш институтский шахматный коуч и по совместительству главный лыжник Николай Александрович Гущин никаких сборов с нами не проводил, никогда за нас преподов не просил. «Завалили экзамен? Ну, что ж, учите лучше», – было его кредо по отношению к нам. Думаю, он был прав… Да, кстати о лыжах. В одно прекрасное мартовское утро Гущин, увидав нас с Германсоном у теннисного стола, попросил нас, когда устанем, зайти к нему. Устать мы не успели, нужно было топать на пару, но все равно зашли. Николай Александрович потер свой сизый нос и грустно сказал:
– Все ребята, кончилась ваша лафа.
Мы вопросительно уставились на него. У нас, оказывается, была какая-то лафа.
– Я увольняюсь, – пояснил наш тренер, – ухожу в строительный. Вас с собой не зову. Поэтому теперь лучше ходите на занятия по физвоспитанию, – он печально усмехнулся, а мы, конечно, расстроились.
В этом смысле, да, с его уходом мы опять как простые студенты должны включать в свое расписание занятия по физо. Раньше, когда все шли на спорткафедру бегать, прыгать и сваливаться с брусьев, я искал себе партнера по теннису, а если не находил, просто гулял. Это если после физо еще были другие занятия, а если их не было, просто уходил.
– А шахматы кто будет курировать? – спросил я.
– Колесников, завкафедрой, – подумав, ответил Николай Александрович. – На него не рассчитывайте. Шахматы тут вымрут, как трицератопсы. Он на них смотрит, как папуасы на ночной горшок. Слона называет офицером, а ладью турой.
Почти так и было. О том, что нам с кем-то надо было играть, бывало, узнавали на следующий день после несостоявшегося матча. А освободить студента от занятий, чтобы он смог вдумчиво подготовиться к шахматной партии, – об этом и речи не было. Но это бы еще ничего. Хуже, что пришлось теперь ходить на занятия по физвоспитанию и, что совсем плохо, пришлось ходить на лыжах. А с лыжами я никогда не дружил. Просто пробежать ногами – пробегу не хуже других, но если на лыжах – приползу последним. На следующий день после старта. Особенно запомнился мне эпизод с зачетом по лыжному спорту. Или это был не зачет, а что-то вроде контрольного занятия. Надо было пробежать вокруг озера, что было (и есть) в местечке Курьяново, это пара остановок от института. Трасса там была длиной что-то около трех километров. Побежали все сразу, и парни, и девчонки, понемногу вытягиваясь в одну линию на лыжне. Бежали все кучно, только вокруг меня никого не было, потому что вокруг меня была вьюга. Это я так энергично, как байдарочник на горной речке, работал палками. Если я начинал махать ими медленнее, начинал катиться назад. Я мог бы махать палками еще сильнее, но тогда в радиусе пяти метров поднимался такой буран, что я терял из виду лыжню. В общем, дистанцию я прошел предпоследним, когда группа уже собиралась уходить, посчитав, что я улизнул с трассы. Отдышавшись, я гордо сообщил преподу, что я не есть последний, что позади меня кто-то крался. Препод сначала не поверил, но, пересчитав группу, согласился подождать еще. Последним, копируя поступь шагающего экскаватора, финишировал Бахтыбек Умаров, который увидел столько снега только здесь, в Иванове. Нет, в Киргизии, откуда он приехал учиться, рассказывал Бах (Витька немного сократил его имя, и оно зазвучало), снег тоже бывает, особенно в горах, но лыжи в домашний обиход все-таки не входят…
…Следующий эпизод с участием моего талисмана был уже с летнюю сессию. Дело в том, что оба Андрея, Германсон и Мирнов, были страстными преферансистами. Вернее, Андрей Германсон был просто преферансистом, не страстным. А вот Андрей Мирнов – тот да, тот был фанат преферанса. Мог играть и день и ночь без перерыва на сон и обед. Но, кроме фанатизма, Андрей обладал еще и талантом. Ведь известно, что преферанс, хоть и является карточной игрой на деньги, но отличается от игры в дурака тем, что результат в большей степени зависит от умения, а не везения. У Мирнова было все – и везение, и умение. Он вообще был очень умным парнем. Ярче всего это проявлялось в учебе. Не сказать, чтобы он сильно корпел над учебниками или задерживался в учебных аудиториях дольше других ребят, но на занятиях и, что еще важнее, на экзаменах всегда мог найти решение в тех ситуациях, когда нужно было заставить работать не только мозги, но и подключать интуицию. Голова у него была светлая, что для успеха в преферансе условие абсолютно необходимое. И все бы ничего: играете в преферанс, ну и играйте на здоровье. Но преферанс – это игра на деньги… Хотя, говорят, играют и на интерес, но вяло…
А в те времена любая игра, где звенела монета или шуршали банкноты, государством всячески преследовалась. Но любителей преферанса это не останавливало, тем более что выигрыши-проигрыши наших студентов-преферансистов исчислялись всего лишь рублями, реже десятками рублей. Это не тысячные ставки, которые, как мы слышали, делали профессиональные игроки, поэтому особой охоты за преферансистами у нас не было. Кроме одного случая. Обычно ребята, страдающие преферансом, собирались в чьей-то комнате общаги вечером и расписывали пулю, или как там у них называется партия, всю ночь до утра. Чаще всего по пятницам, если не планировали в субботу осчастливливать институт своим посещением, или по субботам, чтобы отоспаться в воскресенье утром, когда в общаге еще была относительная тишина. Играли и в другие дни, если преферансный зуд становился нестерпимым, правда, это было, скорее, исключение. Но иногда, когда обстановка позволяла, слет четверки преферансистов происходил у кого-то на квартире из числа ребят, живших в городе. Этот вариант был для студентов, конечно, предпочтительней. По квартире не шлялись дежурные преподаватели, деканат и общажный студсовет и не заглядывали им в карты. Можно было перекусить чем-нибудь домашним и запить свежим чаем или кофе. Можно было даже разговаривать своим голосом, а не хриплым шепотом. Время от времени Андрей Мирнов проводил свои ночи на одной из таких квартир. Германсон преферанс хоть и уважал, но за пределами общаги, кажется, не выступал. И вот в одну из ночных посиделок пулю расписывали в квартире студента нашего института по фамилии Борисов, и Андрею Мирнову повезло ощипать хлебосольного хозяина квартиры рублей на 50. Приличные, надо сказать, деньги в то время. У нас вахтерши в общаге получали по 60 рублей в месяц, да и не только вахтерши. Но, с другой стороны, если ты проигрываешь такие деньги, значит, они у тебя есть. Как бы то ни было, Андрюха за вечер разбогател на полста рублей и в гармонии с собой и всем белым светом вернулся в общагу. Остальные преферансисты тоже разбежались, только бедолаге хозяину пойти было некуда. И не на что. От этого, или по какой другой причине ему стало грустно, и он решил поделиться своим горем с папой. А папа у нас был не просто папа, а партийный чиновник областного уровня. И даже был знаком с ректором института. Утерев горькие слезы сынули, папа снимает трубку телефона и звонит ректору. Мол, распустил ты брат-ректор своих студентов до крайности. И живут они у тебя не на стипендию, а на нетрудовые доходы, полученные в азартных играх. Того и гляди скоро против советской власти пойдут. Запиши фамилию – Мирнов. Ректор встрепенулся и приказал по фамилии Мирнов подобрать факультет, в котором он обретается. Быстро вычислили, что преступник учится на ПТЭФ. Декан нашего факультета тоже встрепенулся, прилетел к ректору, и стали они думать, как Андрея извести. Вряд ли долго думали, потому что ежу понятно, что от студента проще всего избавиться, завалив его на сессии. Только вот от сессии остался один небольшой кусочек в виде последнего экзамена. У Мирнова это была инженерная графика.