Стук-стук, я твой друг
Шрифт:
– Господи, спасибо…
Как повлияло столь долгое отсутствие на жизнь славного экономиста – хорошо или плохо, он и сам не смог бы определить. С одной стороны плохо – приём дома его ждал, мягко говоря, прохладный. Это Мамонт понял, увидев стоящую у порога, туго набитую вещами первой необходимости, спортивную сумку. Сверху лежала вещь самой наипервейшей необходимости: книга, написанная Карлом Марксом – единственный капитал экономиста Дальского.
Гражданская жена, лет семь назад пожелавшая расторгнуть брак, но по инерции поддерживавшая иллюзию семейной жизни, сидела у телевизора и рыдала над очередным сериалом, какие щедро поставляют на российский рынок все
– А что, Сашу Белого ещё не показывали? – ехидно поинтересовался он, превращаясь из милого интеллигента в отмороженного шутника.
– Ты всё путаешь, – по инерции ответила бывшая жена, а в скором будущем и бывшая сожительница. – Саша Белый в «Бригаде». А это Антонио. Он, наконец, нашёл свою мать, бросившую его в младенчестве, но она не хочет этого признать, потому что влюблена в его внука…
Тут женщина осеклась и, почувствовав насмешку, выплеснула накопившийся за две недели праведный гнев на седую шевелюру Мамонта.
– Ты для меня вымер, Мамонт! Всё! Всё кончено! Я больше так не могу жить. Ты обесцениваешь всё, что мне дорого! Я сделала большую ошибку, когда вышла за тебя замуж. Я – прямой потомок дворянского рода Шереметевых опустилась до такого животного, как ты.
– Легко ты опускаешься, – усмехнулся Дальский, проверяя, не забыла ли его бывшая положить в сумку ежедневник.
– Так я думала, что ты ого-го, – всхлипнула женщина, намекая на то время, когда её сожитель работал по специальности и делал неплохую карьеру, выполняя обязанности управляющего банком. – А теперь ты фи-иии, – и она зарыдала, прикрыв глаза рукой, чтобы скрыть отсутствие слёз. – Мне перед подругами стыдно. Верусик вон, машины менять не успевает, а Катюсик уже третий раз в Египте отдыхает, а я… несчастная… живу-ууу… как Бедная Лиза… – тут рыдания, наконец, прорвались слезами и стали неконтролируемыми, видимо, из-за того, что ей не грозил тот финал, к какому эта самая «Бедная Лиза», в конце концов, пришла.
Дальше досрочно освобождённый от тягот семейной жизни мужчина не дослушал. Он взял сумку и вышел за дверь. После тех глубинных переживаний, той остроты восприятия, какие открылись ему во время блужданий по лесу, расставание с очередной, третьей по счёту «второй половиной», казалось комичным эпизодом.
Дальский не стал ломиться с сумкой в раздутый пассажирами транспорт. Он решил пройтись пешком. Жил Дальский не так уж и далеко от проспекта Ленина, где находилась квартира его сожительницы. Мамонт, с удовольствием глядя на ровный асфальт, прошёлся по главной улице города, свернул на улицу Молодёжную и скоро уже был у дома на проспекте Красноармейском. Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, он порадовался тому, что, несмотря на все жизненные перипетии, ему как-то удалось сохранить эту квартиру.
Дома бросил сумку на пол в прихожей и сразу же направился в душ. Вода смыла с него пот и грязь, и душевные переживания тоже. Что таить, расставание было не совсем безболезненным, где-то, с самого края, всё-таки царапнуло душу. Мамонт немного подумал и решил, что этот оцарапанный край души, видимо, оккупировало самолюбие.
Вздохнув, включил телевизор – показывали фильм про вампиров. Хотел переключить, но пульта на тумбочке не было. Он махнул рукой и, взяв вату и бутылёк с зелёнкой, направился к шифоньеру.
Сначала посмотрел в зеркало, вытянувшее его отражение на всю длину дверцы, показал себе язык, и лишь потом нагнулся, чтобы смазать зелёнкой несколько глубоких царапин на ногах. Зажгло. Мамонт покряхтел – щиплет, но куда денешься от неприятных ощущений? Потом выпрямился, распахнул дверцы шкафа и…
И оторопело уставился на высокого парня, с тёмно-бордовыми волосами длинной ниже плеч и острым взглядом рубиново красных, обведённых кругами усталости глаз.
– Где-то я тебя уже видел, – задумчиво произнёс Мамонт, разглядывая гостя.
Одет незнакомец из шкафа был в просторную атласную рубаху лилового цвета и такие же штаны – тоже свободного покроя. Если убрать ряд пуговиц на груди и сделать костюмчик белым – вылитый китаец, подумал, было, Дальский, но вспомнил, что у китайцев кожа жёлтого цвета, а этот – синюшный, словно удавленник. Домушник, задохнулся, пока меня не было, предположил мужчина. Потом, из глубины подсознания всплыла другая, социально адаптированная версия:
– Белочка, – пробормотал он, но вовремя вспомнил о том, как заговаривал Васькин двор от покражи, и неожиданно обнаруженных у себя экстрасенсорных способностях. – Или полтергейст?…
Тут он заметил длинные острые клыки, сосульками свисающие изо рта незнакомца и вспомнил, что такая же страшная харя выглянула из-за ствола сосны, когда он блуждал в лесу, но тогда Мамонт не придал этому значения, решив, что немного тронулся умом на фоне похмельного синдрома. Он долго размышлял бы о природе феномена и о том, куда делась одежда, но странное видение в шкафу резко захлопнуло дверцы со своей стороны. Дальский так возмутился наглостью этого, незарегистрированного на его жилплощади, феномена и пустотой шкафа, что ринулся внутрь – узнать, куда кровососущий дел его одежду.
Не тут-то было – вампир очень материально навалился на дверцы со своей стороны.
Отойдя для разбега шага на три, Мамонт ринулся на штурм шкафа, и ему почти удалось прорваться – дверцы с той стороны, где по всем законам мебельной промышленности должна была быть фанерная стенка, раздвинулись сантиметров на десять. И застыли. Дальский увидел длинные пальцы, с вылезшими от напряжения из подушечек когтями.
Мамонт, посмотрев на когти, сообразил, в чём дело. Он захлопнул дверцы и отпрянул, потом рванул с шеи нательный крест, вытянул руку и принялся делать крестное знамение. Вместо молитвы побледневшие губы почему-то зашептали «Марсельезу», но Дальский не обратил на это внимания. Он осторожно открыл шифоньер и заглянул вовнутрь – наваждение исчезло, одежда вернулась на место. Однако глубокие борозды к его не менее глубокому возмущению, остались украшением на задней стенке раритетного бабушкиного шифоньера.
Размышляя о природе феномена, Дальский решил, что видно в нём после пережитого в лесу потрясения, открылись паранормальные способности. Этот вариант он принял безоговорочно, потому, как альтернативой был старый добрый сдвиг по фазе. Но, всё же опасаясь за душевное спокойствие, восстановленное с таким трудом, решил, что в одиночестве сейчас оставаться не стоит. Он вышел из квартиры и отправился на собрание Объединения Поэтов Алтая, президентом которого являлся.
Сами поэты называли свою организацию весело – ОПА, но в народе к аббревиатуре обычно добавляли букву «Ж», намекая на отчаянное финансовое положение объединения. Дабы не обижать президиум ОПА, литеру «Ж» в разговорах с ними позиционировали, как «Живое», улыбаясь такому объяснению.