Стук-стук, я твой друг
Шрифт:
Юношу звали Кирпачек фон Гнорь, а друзья и родственники называли Кирпом. Он был старшим сыном графа Кирстена фон Гноря. В невероятно далёком будущем ему предстояло стать шестым графом фон Гнорем. На наследный титул претендовать юноша мог только в том случае, если его папаша подхватит инфекцию, попадёт под поезд или на бессмертного родителя рухнет западная башня их родового замка, размазав его на сотни не подлежащих воссоединению кусочков. Самому Кирпу титул нужен был точно так же, как несчастному паровозику, в котором он ехал, ещё пара-тройка лишних вагонов. И слава Дракуле, что папочка Кирпа здоров, как те кентервильские порося, разведением
Чертокуличинская область оказалась единственным местом в Королевстве Объединённых Шабашей, где эти привередливые животные не просто жили, а ещё и плодились, и размножались.
Кирпачек то и дело подносил руку к карману крепкой куртки, сшитой из шкуры всё того же незаменимого животного, поглаживая лежащую там книжицу. Это был диплом. Синий диплом! Юноша представлял, с какой радостью он сообщит родителям об окончании медицинского факультета университета имени Франкенштейна, и не абы как, а с отличием.
Находился университет в городе Гдетосарайске, считавшемся в провинциальном захолустье, которым, по сути, являлся весь Кентервильский край, чем-то вроде мегаполиса.
Поступить в столь достойное заведение невероятно трудно, а закончить его – ещё труднее. Поэтому выпускники прощались с альма-матер с сожалением и в то же время с радостью. Кирпачек вспомнил, с каким трепетом он произносил слова Клятвы Гипостраха, и улыбка осветила его лицо.
Так, в размышлениях, мечтах и воспоминаниях незаметно утонула ночь. Лучи великокрасного светила сквозь многочисленные щели пролезли в вагон, разукрасив морды спящих пассажиров продольными и поперечными линиями.
Молодой врач очнулся от грёз, окинув попутчиков сначала рассеянным взглядом, а потом присмотревшись к ним более внимательно.
Прямо у его места, поперёк прохода, лежал старый каменный великан. Огромные заскорузлые пятки упирались в стену рядом с сиденьем Кирпачека, грозя проломить и без того ветхую перегородку. Великан был покрыт мхом, и Кирп знал, что это первый признак камнеедки. Камнеедка неизлечима, и жить бедняге осталось от силы век-два.
Чтобы хоть как-то отвлечься юноша посмотрел вверх, на потолок. Там, облепив тусклые плафоны, цепляясь за каждый мало-мальски пригодный для висения выступ, дремали худенькие крылатые бесенята. «Анемия», – подумал Кирпачек и вздохнул. Последнее время он часто ловил себя на том, что видит только болезни, болезни, и ещё раз болезни. Вампир грустно усмехнулся и решил впредь строго следить за тем, чтобы диагнозы не заслоняли лица, формы, характеры.
Словно в ответ на его решение в вагон впорхнула проводница. Чертовка была на удивление миниатюрна, как кукла Зомби – любимая игрушка и эталон красоты всех девчонок Королевства Объединённых Шабашей. Чертовка прошла мимо. Она стрельнула красными глазками в сторону симпатичного пассажира, будто нечаянно задела его пышной грудью, и направилась в сторону тамбура, размахивая длинным тонким хвостом и покачивая бёдрами.
Кирпачек затаил дыхание, рассматривая эти самые бёдра, потом голодный взгляд бывшего студента скользнул по тоненьким ножкам. Молодой врач подумал: «Лёгкая кривизна, как следствие перенесённого в детстве рахита», – и рассмеялся. Нет, с этим надо что-то делать!
К счастью, паровозик наконец-то, дотащился до пункта назначения и возвестил об этом захлебнувшимся на половине сигнала гудком. Станция была чисто символической – просто столб с надписью: «Чертокуличинск, 20 км». Это означало, что до дома ещё пилить и пилить пешочком по пыльной дороге. Кирпачек не думал о километрах, не первый раз добираться на своих двоих, да и на пути к дому вырастают крылья – дорога, кажется, становится короче, но его ждал сюрприз.
Только он выбрался из толпы попутчиков, как радостный рёв клаксона привлёк его внимание.
– Сил! Братишка! – Вскричал Кирпачек и кинулся навстречу выпрыгнувшему из машины высокому, широкоплечему вампиру.
– Кирп! – Рявкнул здоровяк в рабочем комбинезоне и кинулся ему на встречу, едва не задушив в драконьих объятьях хрупкого и тонкокостного старшего брата. – Ну, ты там совсем дошёл на учёных харчах! – Прокричал он.
Сил во всём был безудержен. Если он ел – то сметал со стола всё, если ругался – то непременно конфликт заканчивался дракой, а если этот детина чего-то хотел – то добивался обязательно и непременно. Глядя на Сила, губастого и носатого, с крупными чертами лица, никто бы не сказал, что в нём течёт благородная кровь фон Гнорей. Того, что Сил с Кирпом родные братья, посторонний наблюдатель не смог бы и предположить.
– Смотри-ка, автомобиль, – Кирпачек улыбнулся, зная, что вопрос задавать не придётся. Сейчас Сил выложит всё. Расскажет, откуда взялся единственный в этом захолустье мобиль, и о том, как к небывалому новшеству относятся закисшие в провинциальном патриотизме Чертокуличинцы, считавшие, что нет транспорта лучше, чем кентервильское порося. Кирп улыбнулся, подумав о том, сколько раз Силу пришлось поскандалить с отцом, чтобы выбить разрешение на покупку, столь вопиюще нарушающую сложившийся веками жизненный уклад.
– Кирп, да что там мобиль! – Кричал Сил, лихо выворачивая руль то вправо, то влево. Автомобильчик легко проходил крутые повороты засыпанной мерцающими камешками дороги. – Гранит выпросил у отца телевизор, даже не поверишь – жуткохрусталлический! Такой экран – закачаешься. Всё как живое показывает! Ты же знаешь, Гран – папин любимчик, собственно, он мне очень помог выбить разрешение на покупку моего мальчика, – тут Сил с любовью погладил дверцу кабриолета и нажал на клаксон, спугнув стайку летучих мышей. Кирпачек проследил взглядом за улетающими грызунами – одними из немногих животных, каких ещё можно было встретить в провинции. – Телевизор – это вещь! – продолжал восторгаться брат. – Теперь у нас по вечерам собираются все – сразу после проповеди преподобного Лудца. Знаешь, смотрят сериалы. А по мне, – тут брат лукаво подмигнул Кирпачеку, – а по мне, так нет ничего лучше втихую, когда родители спят, посмотреть пару-тройку хороших Лохавудских фильмов. Это что-то, – тут Сил тяжело вздохнул и с неприкрытой завистью в голосе сказал:
– Живут же люди, а мы здесь… как кентервильские порося, в навозе…
И он замолчал, что было, в общем-то, не свойственно этому весельчаку и балагуру.
Кирпачек тоже молчал. В предвкушении встречи с родными он и забыл, как всё плохо в Чертокуличинске. Забыл, какие невероятные усилия приложил сам, чтобы вырваться из этого сонного патриархального мирка. Кирпачеку всегда хотелось летать, а жизнь в Кентервилле вообще, и в Чертокуличинском поместье графа фон Гноря в частности, напоминала удава, ползущего по стекловате. Медленно, трудно, больно – но так же привычно! Эта жизнь вообще не рассматривала полёты: будь то полёт фантазии, полёт души, или – самое страшное для чертокуличинской жизни – полёт мысли.